Пришлось прыгать. Благо, что помолодевшее тело не потеряло опыта и навыков моей бурной жизни в реальности. Хотя совсем гладко тоже не получилось. Чуть подвернул левую руку и опять зарылся носом в кучу песка между аквариумами. Пока отплёвывался да отряхивался, додумался до очевидного:

«Кажется, этот мир построен на аналоге пустыни Сахара. Подвозить столько песка здешние строители запарились бы!»

Вначале я пытался бежать в носках. Всё-таки цивилизованному человеку без обуви – не комильфо. Но скорость передвижения по песку только уменьшилась. Поэтому я без сожаления сбросил изделия канадских мастеров и помчался к цели босиком и в одних трусах. Мысли прихватить с собой куртку или штаны даже не возникло.

Пока бежал, приходилось часто оглядываться – старался запоминать общие ориентиры. Да и с направления сбиться не хотелось. Вдруг потом возвращаться придётся к «родному» игровому монументу? Столбы яркого света манили к себе невероятно, но и о тропинке назад забывать не следовало. Но, к счастью, мои следы на песке просматривались даже в здешних сумерках. А кроме них больше ни единого отпечатка не существовало. Пока, по крайней мере.

Меня начинали все больше напрягать непредвиденные требования организма. К концу забега жутко хотелось пить. А когда перешёл на шаг, всматриваясь в странные, словно из земли исходящие лучи, понял, что и перекусить не помешало бы. Именно голод озадачил меня больше всего.

«Если голод – выдумка, то почему вокруг только песок? Ведь этой субстанцией сыт не будешь. Почему моя фантазия настолько однобока? Где пальмы, кокосы с бананами и страстные горячие пейзанки? Придётся кому-то отвечать по всей строгости перед судом внутренней совести…»

Дальнейшие наблюдения заставили меня забыть о голоде. Белые лучи вырывались из широкой, километровой пропасти, края которой терялись далеко слева и справа от меня. А за ней всё явственней и чётче просматривались невысокие, но обильно покрытые снегом холмы, торчащие скалы и даже горы. Причём на пространствах между ними торчали деревца, буквально изогнувшиеся под тяжестью навалившегося на них снега.

И если бы не согревающее тепло вздымающихся из пропасти лучей, мороз наверняка и сюда перекинулся бы, а одежку-то я бросил… Только и оставалось ругать самого себя.

«Нет! Уж такого безобразия я точно не мог придумать! Не люблю я зиму и никогда не любил. И никогда не понимал тех, кто летом на пляже заявляет: «Как я соскучился по зиме и глубокому снегу!..» Не по мне такое счастье… с удовольствием его меняю на тёплую водку и распалённых солнцем женщин. М-да…» Но если это придумал не я, то отсутствие бананов с шоколадными пейзанками было оправдано.

Край пропасти ничем не напоминал каменный обрыв или провал природного происхождения. Скорей всё это походило на согнутый, а потом треснувший лист толстенного картона. Обе плоскости сходились строго под углом в девяносто градусов. То же самое было и на противоположной стороне обрыва. Я пытался рассмотреть стену, но ничего кроме серого шероховатого камня не видел. А что тогда так ярко светит из глубин? Пока не заглянешь – не узнаешь. Оставшиеся три метра до края я полз на четвереньках, опасаясь просто подойти и наклониться. Что-то меня напугало, хотя высоты я совершенно не боялся.

Пока полз, я успел запоздало пожалеть об отсутствии на себе больничной пижамы, и даже парочка толстенных носков пригодилась бы. Всё-таки под коленями оказался далеко не картон… Такие мысли отвлекали. Но когда я дополз, улёгся на край и заглянул туда – забыл про всё на свете. Сразу и надолго.

Взору открылся совсем иной мир с невероятно далёкими горизонтами.

Чтобы понять и осмыслить увиденное, пришлось несколько раз закрывать глаза, унимая страшное головокружение. Даже подташнивать начало от неправильности. Я ведь смотрел вниз, а на самом деле получалось, словно выглядывал из какой-то траншеи.

Прямо передо мной находился тонкий гранитный карниз шириной в метр. За ним змеилось углубление – русло бурной и полноводной реки, а метра через четыре виден второй карниз, за которым плавно уходило вниз километров на десять взгорье с лугами, где в траве по колено паслись стада экзотических животных.

За взгорьем – зеленеющие дубравы и рощи, несколько озёр, холмы, а ещё дальше – высокие, изрезанные ущельями горы. На нескольких холмах видны крепости и замки, а на самом дальнем и огромном возвышался город. Всё это освещалось громадным, склоняющимся к закату светилом по размеру раза в три больше нашего Солнца. Оно уже касалось гор на горизонте, и в розовом свете заката я старался рассмотреть как можно больше и очень расстроился, когда странный сгусток света устремился мне в лицо, оглушил и дезориентировал, насильно возвращая в темноту иного пространства.

В этот момент послышался хорошо знакомый голос Аристарха Александровича:

– Максим-Адриано! Ух, какое же у тебя длинное имя! Как самочувствие? Можешь отвечать на вопросы или устал? Джойстики у тебя до сих пор в ладонях.

Да уж! Поговорить мне хотелось о многом! Но, очнувшись в своём жалком покалеченном теле, ни на что, кроме глубокомысленного мычания, рассчитывать не приходилось. У меня было всего три варианта ответов на вопросы доктора: «да», «нет», «не знаю-сомневаюсь-жду другого варианта вопроса». Не густо…

Синицын умудрился озадачить меня сразу несколькими вопросами, и мне ничего не оставалось, как упорно сигнализировать: «Да!» Кажется, док понял свою ошибку, тотчас переходя на конкретику:

– То есть ты желаешь пообщаться?.. И совершенно не устал? – получив на последний вопрос чёткое «нет», он обратился к порывающейся что-то спрашивать Веронике: – А ты пока не спеши, мне кажется, его не слишком интересуют наши эмоции и впечатления. Скорей, это ему нужно выговориться. Правда, Максим? – док хмыкнул на моё подтверждение и добавил: – А то и что-то потребовать желаешь?

Так уж получилось, что психиатр словно чувствовал мои пожелания и довольно легко угадывал направление интересующей меня беседы. Поэтому в подавляющем большинстве я отвечал положительно, совсем редко – отрицательно, и ничтожное количество раз не знал как ответить. Эскулап умел формулировать свои вопросы, а за некоторые я готов был простить всю его вредность, занудство и даже исковерканное имя.

На некоторые его формулировки я готов был кричать «браво!» и аплодировать. Его догадливость иногда казалась чудом:

– Тебе новая пижама мешала?.. То есть ты твёрдо уверен, что хочешь в ней оставаться? Ага, не только в ней?.. Значит, тебе требуется что-то ещё из одежды?.. Не спрашиваю, что именно, но как мы на тебя это наденем?.. Сомневаюсь… правильно ли я тебя понял, но неужели ты просто хочешь, чтобы некие элементы положили на тебя? Например, на ноги?.. Хм! И на грудь?.. Что-то из обуви?.. Ты ещё скажи – свои армейские берцы!.. – хихикнул он, но увидев положительный ответ, удивился. – Шутишь?!. Уверен? Что, серьёзно?.. Прямо вот так взять и положить их тебе на ноги?.. Или всё-таки надеть?.. Или для начала просто положить?.. Да-а-а… Уже боюсь дальше спрашивать… Штаны?.. Куртку?

Два последних комплекта были мне не нужны, и я бесился, не зная, как сказать про экипировку. Всего-навсего о двух деталях. И тут он снова чудесным образом угадал!

– Может, тебе чего из снаряжения подкинуть?.. О, как сигналит зеленым… Пояс и нож в ножнах? – Нет, обойдусь пока. – Комплект скалолаза? – Нейтрально выжидаю. – Что-то конкретное из этого комплекта? – Наконец-то! – Неужели страховочный линь?.. Надо же… Длиной за сорок метров?.. Пятьдесят?.. Шестьдесят?.. Сто?!

Конечно, сто! Высота моего «Тетриса» с шестиэтажный дом. Вдруг придётся обратно на игровое поле забираться самостоятельно? Да ещё неизвестно когда. А уж тогда всяко сумею закинуть линь на крышу виртуальной конструкции. Или сразу его там как-то приспособить. Да и для перехода в Сияющий мир, предполагаю, верёвка мне понадобится. Ту же речку преодолеть, если перепрыгнуть не удастся.