— Знаешь, если бы моя воля, я бы обязательно создал «Музей человеческих экскрементов» и назначил директором тебя!

— Великолепно! — не изменил себе Николай. — Тандем что надо! Я — директор, а ты — снабженец и завхоз по совместительству.

Перепалка, едва не зашедшая слишком далеко, к вящему облегчению Елены, на этом закончилась. Вскоре ночные дежурные покинули лабораторию. Потянулись монотонные часы, как выражался Николай, высиживания зарплаты. Первым явно затянувшуюся тишину нарушил Задерихвост:

— Эмоции, — неожиданно продолжил он разговор, начатый еще в машине, — приносят немало вреда человеку. И в прямом, и в переносном смыслах. Так что — хотим мы того или нет — приходится их обуздывать.

— Постепенно превращаясь в буку и сухаря?

— А что, по-твоему, лучше в неврастеника?

— Аргумент некорректен, ты это прекрасно понимаешь.— как сказать…

— Зачем обманывать себя? Ты ведь тоже эмоционален. И, случается, поддаешься минутной слабости. Или я не права?

— Не понимаю… — протянул Бородач.

— О-ля-ля, — засмеялась Елена.

Не зная почему, ей захотелось немного позлить собеседника. Писать такие письма и в то же время прикидываться невинным ягненком — это уж чересчур!

В таком случае она имеет полное право на собственную игру. Если хотите, личный эксперимент.

Или это, как и их исследования, за гранью допустимого, проявление с ее стороны беспардонного цинизма?

Мы вписаны в огромный чертеж города и временами нам кажется, что мы вот-вот сойдем с ума от бесконечности улиц и немыслимой арифметики толпы.

Но все это мираж, выдумка. Нет длинных кварталов, нет людской толпы. Колоссальный чертеж существует только в мозгу строителя. Каждый человек особенный и каждый бесконечно важен.

Каждый дом стоит в центре мира.

Среди миллионов жилищ каждое хоть раз, хоть для кого-то становится святыней и желанным концом странствий.

К чему спешить переворачивать страницу? Ведь смысл сказанного потрясающий!

«Мы вписаны в огромный чертеж города…» — и по спине бегут мурашки.

А разве чертеж — не планшетка гербария, где мужчины, женщины, дети, здоровые и не очень, пришпилены, подобно засушенным листьям, — каждый на своей странице?

…То ли предвестником несчастья, то ли колоколом надежды неожиданно для столь позднего часа — стрелка уже свернула с цифры два — прозвучал звонок.

Словно в трансе, накинув халат, подошла к входной двери:

— Кто там? — почему-то шепотом спросила она.

Молчание.

— Кто?! — уже громче произнесла Елена.

— Небесный тихоход!

«Более чем странные шуточки!» — прильнула к глазку — этому спасительному перископу цивилизованных жилищ.

За дверью — никого.

Стало ли ей страшно? Наверняка. И тем не менее какая-то неведомая сила вопреки рассудку заставила нажать на предохранитель замка.

Пустота…

Встревоженная, вернулась в спальню. Мгновенье постояла в раздумье: читать дальше или ложиться спать. И вдруг с ужасом отчетливо услышала, как в замке поворачивается ключ.

Первая мысль: броситься к окну и закричать. Однако ноги будто заклинило, не могла, как парализованная, сдвинуться с места.

Щелчок — и дверь медленно приоткрылась.

Боже, что происходит?! И почему она стоит, словно набитая дура? Ведь там, сзади мирно посапывает, не подозревая о грозящей опасности, Димка.

— А-а, — начало было она: материнский инстинкт вывел из столбняка.

— Не бойся, Лена! — послышалось от порога.

Чья-то невидимая рука нашарила в полутемной прихожей выключатель, вспыхнуло освещение. И она онемела вторично. У дверного косяка, прислонившись к нему плечом, стоял …Задерихвост.

Елена никак не могла взять в толк, откуда у него ключ от ее квартиры? Правда, один сын потерял, однако это случилось давно, Бородач в их лаборатории тогда еще и не работал. А что означает столь неурочный, не укладывающийся в рамки даже элементарных приличий, визит? Но странное дело: вслух она не произнесла ни звука.

— Чаю выпьешь? — столь нелепый вопрос, пожалуй, как никакой другой «соответствовал» обстановке.

— Да.

Прошла, как ни в чем ни бывало, на кухню, зажгла горелку. Набрала воды в чайник, поставила. Из навесного шкафчика достала коробку «Птичьего молока» — любимых Димкиных конфет. Ополоснула и без того чистые чашки.

Тишину в квартире нарушил свисток закипающего чайника.

— Может, что-нибудь скажешь? Или язык проглотил? — пришла в себя Елена.

— Нет! Язык на месте.

— Ну, так изволь объяснить ситуацию!

— Как?

— Тебе, наверное, виднее. К тому же, надеяться на суфлера в подобной ситуации — нонсенс.

«Господи, что она городит? Почему не спросит, где он взял ключ?»

— Лена…

Раньше Бородач ее так никогда не называл.

…Я тебе должен сказать…

«Какая невыносимо длительная пауза!»

— … Должен признаться… Мне было… видение. — Задерихвост как-то странно на нее посмотрел.

«Он что, совсем спятил?»

И вслух:

— Ну и что, это повод среди ночи врываться ко мне в квартиру?!

— Не знаю. Прости. Я спал А, может быть, нет. Точно не скажу. И тут крыша дома над моей постелью разверзлась. Многоэтажка стала похожа на раскрывшийся тюльпан, в центре которого находился я. Откуда с небес вдруг опустилась пурпурная шелковистая мантия невиданных размеров. По ней, едва касаясь ткани босыми ногами, ловко спустился седобородый старец, разительно похожий на нищего, просящего милостыню у метро «Дорогожичи». Он остановился у моей кровати и изрек:

— Чтобы вкусить запретного плода от Древа познания и прикоснуться к истине, необходимо избавиться от скверны. Ты готов к этому?

В том, что Бородач умолк, переводя участившееся дыхание, ничего странного не было. Оно заключалось в другом. В том, что Елена верила услышанному.

— Ну? — нетерпеливо поторопила она ночного гостя.

— …Я ответил утвердительно. И сказал нищий, то бишь, старец: «Иди и кайся!» «В чем?» — переспросил я. «В том, что ты совершил и чего не совершил, но намеревался». «Я готов». «Значит, в дорогу!»

После этих слов где-то в вышине зазвенели серебряные колокольчики. Пурпур вздыбился волнами и рядом с моей кроватью возник паланкин. Держали его четыре крылатых ангела. Усадили поудобнее старца и умчали, не попрощавшись, в небесную высь.

— И что дальше?

— Дальше я поднялся, оделся и отправился к тебе.

— Но ключ? — спохватилась Елена. — Откуда он у тебя взялся?

— Не знаю. Вернее, его у меня… не было и нет.

— Хватит морочить голову!

— Честное слово!

— ?!

— Оказалось, для того, чтобы открыть замок, ключ мне вовсе ни к чему. И другие не менее труднообъяснимые с точки зрения науки вещи произошли. Я, к примеру, сейчас вижу сквозь стену.

— Опять начинаешь?

— Нет, Лена! Мне самому страшно. А у тебя в ванной справа от двери — зеркало, треснутое сверху наискосок, слева — белая бельевая корзина, над нею — детское вафельное полотенце сиреневого цвета…

— Хватит! — неприятный холодок заполз под халат, легкой судорогой пробежал по спине.

— Кран, между прочим, каплет: или закрыт неплотно, или протекает, — отрешенно продолжал Бородач.

— Я же ясно сказала: достаточно! — Елена стукнула ладошкой по столу. — Или тебе нравится меня пугать?

— Избави господи! Почему ты так решила?

«Сюжет для Эдгара По или Альфреда Хичкока».

— Посиди немного, я загляну к сыну.

Через минуту, когда Елена вернулась на кухню, Задерихвост меланхолично помешивал ложечкой чай в своей чашке.

— Видишь, я чай подсластил. А ведь ты сахар поставить на стол забыла. Я же, пока ходила к Димке, нашел. Сходу и безошибочно. Хотя никогда у тебя в квартире не был, — визитер жалобно посмотрел на хозяйку.

«Час от часу не легче!»

— Но не в этом главное, правда? — Елена налила янтарной жидкости и себе.

«Что я мелю?»