— Если выходил, это значит, что три очень уважаемых представителя одного из пяти крупнейших в Великобритании банков лгут. С начала переговоров никто из них не покидал комнаты, не выходил даже в туалет. Он никак не мог это сделать.

— А Дафна Джилли?

— Некоторое время с ней дело было интереснее. Она вышла из ОГМ около пяти пятнадцати, как обычно, и пришла в «Гроучо» около шести. В промежутке ходила по магазинам на Оксфорд Стрит.

У Малтрэверса в глазах засветился интерес. — Со стороны Тотнэм Корт?

— Да, — согласился Хофман. — В магазинах было много народу, она заходила и выходила, так ничего толком и не купила. Возможности у нее были, но не было мотива. Они с Оуэном договорились, что поженятся, но его жена заупрямилась насчет развода. С другой стороны, в конце концов он мог дождаться момента, когда их разведут и без ее согласия, и они с Дафной готовы были подождать. Мне подумалось, может, она беременна, но даже если так…

— Нет, — перебил Малтрэверс, — Оуэн не может иметь детей, поэтому у них с Кэролин их и не было. Я это знаю от ее подруги.

— Но это было только предположение.

— И сколько ни ломай над этим голову, никак не придумаешь мотива, из-за которого один из них хотел бы убить Кэролин Оуэн. В вопросе о разводе она проявила ослиное упрямство, но это не такая проблема.

— Не упрямство, — поправил Малтрэверс, — а тяжелый клинический случай римско-католического сознания.

— Что бы это ни было, — пожал плечами Хофман, — ее отказ ничего не значил. Он едва ли стоит одной ногой в могиле, а ей еще и тридцати нет. Не было никакой спешки. Полиция отступилась.

Малтрэверс секунду раздумывал. Информация о действиях полиции была интересной, но, к сожалению, — не продуктивной. — А еще кто-нибудь? Какие-нибудь проблемы с её издательством?

— Изначально театр одного актера в женском варианте — Кэролин и еще пара девушек — без партнеров, с которыми возникали бы разногласия, бухгалтерия в полном порядке.

— Один из авторов.

Это предположение заинтриговало Хофмана. — А разве авторы убивают своих издателей?

— Обычно нет, — признал Малтрэверс. — Но безумие среди писателей — не редкость.

— Ну, я особо не углублялся, но, насколько мне известно, она печатала детские книжки и руководства по выращиванию экологически чистой морковки. — Хофман осклабился. — Мне это нравится. Начинаешь раскапывать овощную грядку у такого огородника-эколога и обнаруживаешь, что она удобрена трупами людей, с которыми он поссорился. Сенсация для любой первой страницы.

— О'кей, это была просто идея, — сказал Малтрэверс. — Значит, насколько я понимаю, у Кэролин не было никаких врагов, но она внезапно погибла.

— Да, упав под поезд в метро.

— Но ее могли столкнуть.

— Да, могли, и как раз этим занималась полиция. И нашла только женщину, которая могла бы это сделать, будь у нее для этого основания. — Хофман захлопнул блокнот и пытливо взглянул на Малтрэверса. — А почему у тебя из-за этого голова болит?

— Она была приятной дамой, и мне не нравится, что она погибла, — уклонился от прямого ответа Малтрэверс. — Так что полиция умывает руки?

— Дознания еще не было, но, похоже, оно будет простой формальностью. Вердикт «несчастный случай» и частное определение в дирекцию метро по поводу правил безопасности, вряд ли что-нибудь еще.

— Но остается возможность самоубийства, — указал Малтрэверс.

— Если можешь, назови причину. Полиция ее явно не обнаружила. И ты же сам говорил, что она была ревностной католичкой. Разве самоубийство не смертный грех?

— Кажется, так. Во всяком случае, самоубийца должен быть вне себя от отчаяния, а она была счастлива, насколько женщина может быть счастливой.

— Итак, несчастный случай?

— Если только у Дафны Джилли не было мотива.

— Тогда найди его — и не забудь, как мы договаривались. Ты раскапываешь убийство, а я получаю эксклюзив. Пока.

— Счастливо… и спасибо. Благодарность — за мной.

Хофман вернулся к своему дисплею, а Малтрэверс потянулся к кофеварке. Пока наполнялась его пластиковая чашечка, он раздумывал, что бы еще предпринять До встречи с Джеком Бакстоном и презентации в ОГМ. Одна возможность пришла ему в голову, и он позвонил Люэлле Синклер.

— Что стало со «Скимитер Пресс»? — спросил он. Ей кто-нибудь занимается?

— Да, Джейн Рут, карманная динамомашина Кэролин. А почему вы хотите знать?

— Может быть, ей что-то известно, но она это не сознает? Вы ее встречали?

— Несколько раз. Сошлитесь на меня и скажите, что я сказала о’кей. Подождите, сейчас дам вам номер.

Имя Люэллы сработало как пароль, избавив от лишних объяснений, но Джейн Рут все равно оставалась начеку. — Вы хотите поговорить о смерти Кэролин? Мне это сейчас очень тяжело.

— Я и сам это понимаю, но, может быть, это важно, — сказал Малтрэверс. — Позвольте мне купить вам ланч, а если вы почувствуете, что разговор невыносим, я отступлюсь.

— Хорошо, — согласилась она. — По крайней мере, вы меня заинтриговали. Моя контора в Ковент Гарден, за углом как раз «Фрайдиз». Устроит?

— Встречаемся в вестибюле… А как я вас узнаю?

— Я маленькая и рыжая, выделяюсь из толпы, но не красотой. Хорошо. Через полчаса?

Когда Малтрэверс шел на встречу с Джейн, Ковент Гарден бурлил туристами и служащими контор. Более трех столетий он был фруктовым и овощным рынком, а сейчас на его открытых лотках и под стеклянной крышей продавали разнообразные сувениры, а цветочниц вытеснили уличные артисты. Студентка консерватории играла на флейте под аккомпанемент камерного оркестра, записанный на магнитофон, какая-то женщина исполняла старые песни, когда-то популярные в мюзик холле — вообще без аккомпанемента, перед собором святого Павла пара молодых людей, перешучиваясь между собой, нарочито небрежно жонглировала короткими клюшками. Малтрэверс обошел их и их зрителей и, миновав свое издательство, высокое пятиэтажное здание, втиснутое между соседними, как тонкий томик одной из публикуемых им серий, повернул за угол к Стрэнд. Джейн Рут ждала во «Фрайдиз», и он узнал ее моментально. Судя по лицу, ей было около тридцати, а по росту — двенадцати лет. Недостающие дюймы компенсировались пронзительно рыжими волосами и яркой индивидуальностью, которой хватило бы и на шесть футов роста. Она подняла глаза, не менее голубые, чем у самого Малтрэверса, проницательно разглядывая его при рукопожатии.

— Я звонила Люэлле. Она сказала, что вы ей очень помогли, и чтобы я рассказала вам все подробности. Со смертью Кэролин что-нибудь не так? Я хочу сказать, кроме того, что она случилась.

— Возможно. Сначала я так не думал, но… Давайте сядем, и я все вам расскажу.

— «Фрайдиз», — полное название подразумевало «Спасибо Господу за то, что сегодня «фрайди», то есть пятница», — один из тех немногих в Лондоне ресторанов, куда удалось просочиться предупредительности и дружелюбию, свойственным американцам.

Английское обслуживание, в глазах персонала едва ли отличающееся от несения службы, придает атмосфере ресторана шарм тюремной столовой. Нельзя сказать, что лондонцу совершенно неизвестны доброжелательное приветствие, сопровождение до стола, предложение охлажденной воды, искреннее сожаление по поводу отсутствия его любимого блюда и рекомендация попробовать другое (очень вкусна, если вы любите такие вещи), выражение радости при приеме заказа и пожелание приятного аппетита, но они такая же редкость, как в Нью-Йорке — вежливый полицейский. В течение последующих нескольких минут Малтрэверс и Джейн Рут сели за стол, сделали заказ, получили бутылку очень прилично охлажденного белого вина.

— Так о чем же вы хотите поговорить? — спросила она.

Малтрэверс посмотрел на нее, наполняя бокалы. В продолжение нескольких минут перед этим он чувствовал на себе оценивающий взгляд этой женщины с острым умом, которая бы возмутилась, пустись он в вежливые увертки.

— Я думаю, что Кэролин убили, — прямо сказал он.

— Почему? — вопрос был задан тоном, в котором отсутствовали какие-либо эмоции, ужас или инстинктивное отвращение, а слышалось простое желание узнать ответ.