Когда перевязки были закончены, другая забота встала перед девушкой — накормить несчастных, в продолжение нескольких суток жестоко страдавших от голода. Но удастся ли это, найдется ли во дворце пищи на столько ртов? После тщательных поисков пищи во всех этажах людей кое-как накормили. Но положение все же оставалось крайне серьезным, неизбежная развязка, казалось, лишь оттянулась на несколько часов.
Было одиннадцать часов утра. Взрывы продолжались; на эспланаде слышался крик Веселых ребят, которые время от времени напрасно штурмовали дверь, а с террасы доносились проклятия Вильяма Фернея и его компаньонов. Люди привыкают ко всему; постепенно Жанна и ее товарищи свыклись и с этим шумом и грохотом. Беглецы сознавали, что их крепость почти неприступна, и все меньше думали об озлобленных наступающих врагах.
Как только нашлось время, Жанна Бакстон спросила Амедея Флоранса, почему они покинули завод и приняли бой на эспланаде в таких неравных условиях. Репортер рассказал, что случилось после ее ухода. Он рассказал, как Тонгане, наконец, подал долгожданный сигнал и как Марсель Камаре переправил в центральный квартал несколько пачек динамита и большое количество холодного оружия, без ведома белых обитателей Блекланда. Закончив эту первую операцию около одиннадцати часов вечера, осажденные собрались около двери, готовые вмешаться в битву, как только она начнется. Тогда-то они и заметили отсутствие Жанны Бакстон.
Амедей Флоранс описал девушке отчаяние Сен-Берена, которого, конечно, и теперь еще мучит жестокое беспокойство, если он пережил последнюю битву.
Полчаса спустя после отправки оружия раздался взрыв. Это Тонгане разрушил одну из дверей черного квартала. Хижины запылали, а рабы рассыпались по Гражданскому корпусу, убивая всех встречных, судя по крикам, которые оттуда доносились.
Остальное Жанна знала. Она знала, что негры были так быстро отброшены с эспланады, что им не успели прийти на помощь. Рабочие, правда, вышли с взвода, но им пришлось быстро отступить, так как большинство невольников уже бежало с эспланады.
Вынужденные снова укрыться на заводе, осажденные провели томительную ночь. Неудача восстания не позволяла им надеяться, что они сумеют покончить с Гарри Киллером. И им пришлось быть свидетелями тех беспрестанных взрывов, причины которых Жанна не могла понять.
Амедей Флоранс объяснил ей, что они были делом Марселя Камаре, который окончательно сошел с ума.
Камаре, гениальный изобретатель, всегда был на грани сумасшествия, как показывали многочисленные его странности, несовместимые со здравым, уравновешенным умом. Происшествия последнего месяца привели его к полному безумию.
Разоблачения, сделанные бежавшими с завода пленниками Гарри Киллера, нанесли первый удар. Вторым, еще более жестоким ударом были признания Даниэля Франа, советника, раненного при взрыве планера. Узнав всю истину, Камаре день ото дня приближался к потере рассудка. Жанна Бакстон припомнила, как часто он запирался в своем жилище, с каким печальным и сумрачным видом проходил по мастерским, когда ему приходилось там показываться.
Посылка оружия Тонгане была его последним сознательным действием. Когда раздался взрыв и пламя осветило невольничий квартал и Гражданский корпус, те, кто был около инженера, видели, как он внезапно побледнел и поднес руку к горлу, словно задыхался. В то же время он быстро бормотал бессвязные слова. Можно было только понять: «Гибель моего дела! Гибель моего дела!» — без конца повторяемые тихим голосом.
Долгое время, может быть, целую четверть часа, Марсель Камаре произносил эти слова, беспрестанно качая головой, потом вдруг выпрямился и, ударив себя в грудь, закричал: «Бог проклял Блекланд!…»
В его сознании богом, очевидно, был он сам, судя по жестам, которыми сопровождались проклятия.
Его не успели остановить, и он убежал, громко повторяя неузнаваемым голосом: «Бог проклял Блекланд!… Бог проклял Блекланд!…»
Он укрылся в башне, поднявшись на самый верх и закрыв за собой все двери. Защитная система башни была такой же, как во дворце, и добраться до него было так же невозможно, как Гарри Киллеру невозможно спуститься с террасы, где его заперла Жанна. Пока Камаре поднимался на башню, слышался его голос, повторявший с возрастающей силой: «Бог проклял Блекланд!… Бог проклял Блекланд!…»
И почти сейчас же раздался первый взрыв.
Под предводительством Риго, удрученного таким состоянием обожаемого им гения, несколько рабочих, несмотря на свою слабость, бросились на завод и попытались изолировать башню, выключив ток. Но у Камаре имелся запас энергии и даже динамо, работавшие на жидком воздухе, и этого ему было достаточно на несколько дней. Взрывы не прекращались. Зато «осы» прекратили защитный хоровод и попадали в ров. Тогда снова дали ток в башню, и Камаре, несмотря на свое безумие, тотчас привел «ос» в действие.
Так прошла ночь в постоянном нервном напряжении.
На рассвете Марсель Камаре показался на площадке башни. С этого возвышенного пункта он произнес длинную речь, но уловить из нее можно было только отрывочные слова: «божий гнев», «небесный огонь», «всеобщее разрушение». Стало ясно, что его безумие ничуть не уменьшилось. Камаре закончил речь криком, слышным во всех концах завода: «Бегите!… Бегите все!…» — и снова скрылся в башне.
И тогда прогремел первый взрыв уже на левом берегу. Этот взрыв на самом заводе испугал его обитателей. Они решили испытать судьбу, так как выбирать приходилось только между двумя видами гибели.
К несчастью, на эспланаде они столкнулись с Веселыми ребятами, от которых их до того отделяла стена. Потеряв в битве многих товарищей и разбившись на две части, одни искали убежища во дворце самого Гарри Киллера, а другие принуждены были отступить на набережную, закрыв за собой дверь, соединявшую ее с эспланадой.
Эту группу рабочих видно было из дворца. Не осмеливаясь на новое выступление, бесполезность которого стала очевидной, и не решаясь вернуться на завод, где они снова очутились бы во власти сумасшедшего, умирающие с голоду, бессильные, они лежали на земле, подвергаясь атакам неприятеля, который без риска для себя мог расстреливать их с правого берега реки или с возвышенной террасы дворца и, наконец, мог атаковать с тыла, пройдя по караульной дороге.
Жанна Бакстон узнала среди них Сен-Берена и доктора Шатоннея. Никто из ее друзей, и особенно тот, кто был ей всего дороже, не погиб.
Едва лишь Жанна несколько утешилась, как в верхних этажах дворца послышались глухие удары. Эти удары доносились с террасы, пленники которой пытались поднять ее каменные плиты. Но постройка была крепка и сопротивлялась всем усилиям. Без сомнения, если бы Вильям Ферней и его компаньоны не ослабели от голода, они скорее преуспели бы в своих намерениях. И все же около шести часов вечера пол террасы был пробит, и они спустились в четвертый этаж.
Осажденные укрылись в третьем этаже, тщательно закрыв за собой блиндированные двери, и стали ждать.
Жанна Бакстон воспользовалась моментом, чтобы рассказать Барсаку и Амедею Флорансу свои приключения после того, как покинула завод. Она объяснила им состав своей семьи. Призывая в свидетели брата Льюиса, о смелом похищении и долгом мученичестве которого рассказала, Жанна призналась, какое жестокое открытие она сделала, узнав в Гарри Киллере давно исчезнувшего брата Вильяма Фернея. Если судьба позволит Жанне вернуться в Англию, Амедей Флоранс и Барсак будут защитниками Джорджа и Льюиса Бакстонов, обвиненных в преступлениях, которых они не совершали.
Около семи часов вечера потолок третьего этажа начал дрожать от гулких ударов. Вильям Ферней и его шайка, отдохнув, принялись за работу. Пришлось опять спускаться.
Пробить следующий потолок было так же трудно, как и первый. До двух часов утра непрестанные удары разносились по дворцу. Потом последовало двухчасовое молчание. Гарри Киллер спустился из четвертого этажа в третий, и утомленные бандиты отдыхали.
Удары в потолок второго этажа начались в четыре часа утра. Не ожидая, пока он будет пробит, все укрылись в первом этаже. Блиндированные двери снова тщательно заперли, хотя их никто не старался разрушить.