мнение Чкалова для него много значит...

2

Если сказать, что профессия летчика опасна, — значит ничего не сказать. Мы знаем не мало «земных»

профессий, в которых риск может повлечь несчастный случай. Дело не в самом риске и даже не в

опасности, а в том, что профессия летчика, как никакая другая, требует ежесекундно быть начеку. На

какое-то мгновение обостренное внимание ослабло — и катастрофа неизбежна.

За последние годы много написано о полетах Валерия Павловича, об опасностях, с которыми он

встречался: и не выходящая лыжа, и посадка на одно колесо, и отказ двигателя.

Мы жили на Ленинградском шоссе. Окно и балкон нашей большой комнаты выходили на аэродром, и мы

с сыном часто наблюдали за полетами «нашего папы». У меня при этом иногда больно сжималось сердце, а сын восторженно аплодировал.

После выступления на майском параде 1935 года Чкалова наградили орденом Ленина. Казалось бы, и на

службе теперь все хорошо, и жизнь «полная чаша», но Валерий Павлович снова мечтает, теперь уже о

дальнем перелете через Северный полюс в Америку. [63]

Вспоминается первый приход к нам Г. Ф. Байдукова. Они с Чкаловым недолго посидели, потом Валерий

Павлович пошел провожать гостя и долго не возвращался. Я выглянула с балкона на улицу и заметила в

сумерках две фигуры. Друзья ходили по аллее, о чем-то спорили, жестикулировали, иногда

останавливались друг против друга и смотрели на небо.

С этого дня Байдуков зачастил к нам, и поздние прогулки стали регулярными. По правде сказать, мне не

нравились «холостые» визиты Байдукова. Я знала, что он женат, и удивлялась, почему ни разу не пришел

с женой.

Иногда у нас появлялся стройный высокий молодой человек — штурман А. В. Беляков. И снова

начиналась конспирация, тайные беседы.

Но нет ничего тайного, что в конце концов не стало бы явным. Вскоре я узнала — конспирация эта

связана с обсуждением и подготовкой к дальнему перелету. Посвящен в это был Нарком тяжелой

промышленности Серго Орджоникидзе, который обещал летчикам оказать содействие при решении

вопроса в правительстве.

Перелет на дальность был разрешен. Но пока не через Северный полюс, а по территории Советского

Союза до Петропавловска-на-Камчатке.

Началась подготовка. Летчиков поселили вблизи аэродрома. Поглощенные работой, они забыли обо всем.

Все страхи, переживания и тревоги достались на долю жен. Кстати сказать, нам даже не разрешили

появляться на аэродроме. За время подготовки я видела мужа, может быть, раза два или три. Он приезжал

домой и быстро возвращался на аэродром...

К концу шел июль 1936 года. О дне вылета нам неизвестно. О том, что самолет уже поднялся и находится

далеко от Москвы, узнали только из сообщения радио.

Информации о перелете передавали часто. Выходя на улицу, я всюду слышала восторженные разговоры.

Имена трех летчиков не сходили с уст людей. А вскоре пришло радостное известие: «самолет

благополучно сел на острове Удд». [64]

Современники события должны хорошо помнить те дни. Полосы газет, радиопередачи были полны

рассказами о перелете. Печатались портреты авиаторов, а рядом с ними можно было видеть радушное

лицо простой русской женщины Фетиньи Андреевны с острова Удд, которая оказала друзьям

гостеприимство.

Летчики совершили сложный перелет. Погода не благоприятствовала. Им пришлось лететь в облаках, бороться с циклонами. Но, возвратясь домой, они шутливо рассказывали, что обратный путь им

показался более тяжелым. Нужно было садиться в Хабаровске, Красноярске, Омске и других городах.

Везде были встречи, митинги, на которых приходилось выступать.

Наступил день, когда самолет АНТ-25 должен был наконец сесть на московский аэродром. Дорога туда

была запружена народом, и иногда нашей машине трудно было пройти в этой стихийной демонстрации.

На аэродроме состоялся митинг, после чего мы отправились на прием к Наркому Серго Орджоникидзе.

Поездка эта выглядела поистине триумфальной. Машины летчиков засыпали цветами, слышались крики

«ура!».

Прием продолжался недолго, но был весьма теплым и радушным. Приятно было слышать не

официальные митинговые речи, а теплые слова уважения.

После перелета жизнь летчиков стала беспокойной. Приходилось выступать на заводах, в редакциях

газет, в школах, клубах и воинских частях. Валерий Павлович старался успеть побывать у взрослых и у

детей.

Но и в этом водовороте событий мечта о перелете через Северный полюс не покидала его. Снова

начались встречи трех друзей, вечерние беседы, прогулки.

И вот уже ширококрылый АНТ-25 в воздухе, а в нем те же три мечтателя. Они первыми преодолевают

неизведанные ледяные пространства.

Недавно я была в Музее Чкалова на его родине, где построен ангар и стоит знаменитый АНТ-25. Около

него лесенка-трап, та самая, по которой поднимались в кабину герои-летчики. А какая это маленькая

кабина! Смотришь на нее и невольно думаешь, как трудно было провести в ней без малого четверо суток

[65] в напряженной работе, почти в полусогнутом состоянии.

Этот перелет принес нашей авиации мировую известность. В Соединенных Штатах, в клубе

исследователей, есть большой глобус, где начертаны линии маршрутов великих первооткрывателей, таких, как Нансен, Амундсен, Вилкинс. Среди этих линий отмечен и маршрут АНТ-25. Чкалов

удостоился чести расписаться на уникальном глобусе...

* * *

Мне рассказывали о невольно подслушанном разговоре молодых летчиков. У них зашел спор о том, какую авиационную школу окончил Валерий Павлович. Один доказывал, что тот учился на Черном море, другой — под Ленинградом, третий — в Оренбурге. Все они были далеки от истины, но каждый хотел

считать себя «однокашником Чкалова».

А тут как-то ко мне позвонил незнакомый человек:

— Скажите, пожалуйста, здесь проживал Валерий Павлович Чкалов? Мне бы очень хотелось посмотреть, как он жил, если вы разрешите.

Я пригласила его и показала квартиру, фотографии. Яков Петрович Быков, оказавшийся шофером из

Архангельска, сказал, что товарищи просили обязательно разыскать квартиру Чкалова и рассказать об

этом в местной газете. Мне было приятно сознавать, что прошло уже больше двадцати лет со дня гибели, а люди любят и помнят Чкалова. [66]

Е. Смушкевич. Несколько штрихов

Я много думала над тем, что рассказать о Якове Владимировиче Смушкевиче. Описать его подвиги?

Думаю, что это лучше сделают его боевые друзья. И мне захотелось просто поведать о том, какой

скромный это был человек, как он любил людей.

Впервые я встретилась со Смушкевичем в 1922 году. Полк, в котором он служил политруком, а затем

комиссаром эскадрильи, вел борьбу с белобандитами. Мы познакомились и с тех пор не разлучались.

Самым главным для Якова Владимировича всегда являлась работа. Коллектив был для него дороже всего, он и меня очень умело приучил жить коллективом, интересами товарищей.

В быту он старался ничем не выделяться, всегда думал о подчиненных, о том, как бы сделать их жизнь

легче и интересней. Я не помню, чтобы мы когда-нибудь жили одни. По своей должности Смушкевич

имел право на казенную квартиру, и ему не раз предоставляли ее. Но он всегда отказывался в пользу

более нуждающихся, а мы жили на частных квартирах. Когда я попробовала упрекнуть его, он ответил:

— Тебе что, не хватает? Ведь летчику или технику труднее платить за частную квартиру.

Таким чутким и заботливым Яков Владимирович был всегда. Позже, когда он работал командиром

бригады, мы жили вместе с семьей летчика Филиппа Скоблика.

Помню, осенью проводились большие маневры. Яков Владимирович и Филипп улетели, и мы остались

вдвоем с женой летчика Зиной Скоблик. Как-то утром раздается звонок, и из штаба сообщают, что [67] в