автократорная,* стою, чтобы тебя спасти... (* Самодержица.)

Екатерина поверила заживленным шрамам пирата, и Ламбро стал

важной персоной в петербургском свете.

3

- Сударыни! Господа кавалеры! - торжественно провозгласил

Державин, идя к столу под руку с гостем и обводя веселыми глазами

присутствующих. - Дозвольте представить вам и передать вашей

благосклонности давнего моего и почтенного друга, иркутского первой

гильдии негоцианта и истинного Колумба росского Григория Иваныча

Шелихова... В состязании с первейшими мореплавателями Лондона,

Амстердама, Лиссабона и Мадрида он превознес славу имени русского и

утвердил герб и права нашей державы в Новом Свете, где и капитан Кук

не отваживался сойти с корабля на твердую землю...

На низкий купеческий троекратный поклон Шелихова на три стороны

державинские гости отвечали кивком головы, в меру собственного ранга и

положения в обществе. Лорд Уитворт, английский посланник при русском

дворе, прекрасно владевший русским языком, отлично понял, кому прежде

всего предназначается сказанное Державиным. Он равнодушно свернул свой

лорнет и надменно, во всеуслышание, ни к кому в отдельности не

обращаясь, процедил сквозь зубы:

- Si non e vero, e ben trovato...* Джемс Кук десять лет назад

развернул английский флаг там, куда нечаянно забрался этот bold

bootwam.** В Новом Свете русским делать нечего!.. (* Если и не верно

сказал, то хорошо соврал (итал. пословица.) ** Бравый шкипер (англ ).)

Державин тоже понял, что его парфянская стрела попала в цель, и,

как ни в чем не бывало, продолжал с наигранным простодушием:

- Садитесь, гости дорогие, без чинов и ряженья, кому с кем любо

вместе быть... Ольга Александровна, матушка, позвольте под ваше начало

сего молодца поставить! - подтолкнул он Шелихова к выделявшейся

внешней миловидностью и обилием украшавших ее бриллиантов сестре графа

Зубова Ольге Александровне Жеребцовой, за креслом которой стоял

тяжелый и грузный лорд Уитворт. - Иди, приладься к ней, Григорий

Иваныч, - тихо шепнул он на ухо Шелихову, - в ее руках удача твоя...

Каждый раз приглашая гостей садиться где кто вздумает, Державин с

необыкновенной легкостью и искусством сумел собрать вокруг себя во

главе стола всех особ, расположением и вниманием коих особенно

дорожил.

- Ох, и ловок же Гаврюша, недаром далеко пошел, - не преминул

отметить светскую ловкость хозяина старый его друг Денис Иванович

Фонвизин, прикативший на огонек любезных ему в доме Державина вечеров.

Близкий к смерти, Фонвизин едва уже передвигал свое разбитое

параличом тело.

- И где он богатыря этакого раскопал? - продолжал Фонвизин

голосом хриплым и резким, обратившись к соседу - молодому, скромному

гвардии капитану Ивану Ивановичу Дмитриеву, успевшему прославиться

своей песней "Стонет сизый голубочек", недавно только напечатанной в

"Московском журнале" Карамзина. - Я как раз намедни, - продолжал

Фонвизин, не ожидая ответа, - прочитал предивную книжицу о нем, не

знаю, кем написанную, - "Странствование российского купца Григория

Шелихова в 1783 году", с чертежами географическими и изображением

самого морехода...* В натуре, вижу, он куда лучше, Синбад** морей

гиперборейских!.. Жаль, одна только первая часть издана, второй,

боюсь, не приведется прочесть, смерть не даст дальше отсрочки, -

грустно проговорил Денис Фонвизин. (* Собственноручное описание

Шелиховым своего первого плавания на Алеутские острова и к берегам

северо-западной Америки. Издано Сопиковым в 1791 г.; 2-е изд. 1812 г.

Переведено на немецкий и английский языки. ** Герой одной сказки из

"Тысячи и одной ночи".)

- А и чем, Аристарх, кормишь-поишь нас сегодня? - обратился

Гаврила Романович к стоявшему с каменным, бесстрастным лицом за его

стулом дворецкому. - Так... Роспись столовому кушанью, - начал читать

Державин вслух для гостей, чтобы каждый мог управлять своим аппетитом

и ограниченной самой природой вместимостью желудка, - месяца

фебрауария, в день пятнадцатый, в навечерии, в восьмом часу...

- Давно девять пробило, Гаврила Романович, - бесцеремонно перебил

его сидевший за столом Альтести.

- Не доверяй курантам жизни своей, господин Альчести! -

недовольно отозвался Гаврила Романович. - В восьмом часу!.. Так...

Коврыга монастырская, калачи хомутанные, сельди соловецкие, икра

астраханская, тулова ершовые в студне, звено белуги ставное, свежее...

водка хлебная, да сухарная, да рябиновая, да анисовая, да мятная, да

калуферная, да бонбарисовая... Добро, добро! Пироги подовые московские

да уха стерляжья, из живых.., рябцы и тетерки дикие... спаржа

голландская, гретая... вина французские и рейнские... поросенок

молочный, тамбовский, с хреном... Лапша кудрявая в меду литовском...

так!., бланмажея сливочная, клеевая... Добро, Архипушка, на славу

накормить вознамерился... Начнем, в добрый час, гости дорогие! И

первую здравицу возгласить хочу за матушку нашу, человечества

благодетельницу, преславную государыню... Ур-ра!

Подстерегавший здравицу хор роговой музыки на антресолях, под

потолком столовой, мгновенно откликнулся бурным тушем. Гости

разноголосым "ура" заглушали музыку.

После жаркого в сопровождении множества вин Ольга Александровна

Жеребцова, рожденная Зубова, уже немилосердно надавливала под столом

каблучком красной, золотом расшитой туфли сапог Шелихова. Возбужденная

вином и мощью своего красавца кавалера, она пыталась разогреть его

спокойную простоту и, как она думала, робкую застенчивость

бесчисленными бокалами водок и вин, которые он, по ее настоянию,

осушал один за другим, не обнаруживая и малейших признаков опьянения.

Такая способность к поглощению вина, какой она, несмотря на свой

большой жизненный опыт, никогда еще не видела, окончательно покорила

ее сердце: поистине Геркулесовы подвиги может творить сей сибирский

мореходец.

- Расскажите из страшных самое страшное свое приключенье,

Григорий Иваныч, - взволнованно просила она, хватая его то за руки, то

за отвороты поддевки и не обращая никакого внимания на презрительные

гримасы сидевшего напротив лорда Уитворта, общепризнанного и давнего

ее друга. - Самое страшное, чтобы... кровь была, смерть... женщина...

- Не было такого у меня, Ольга Александровна. Не лил я крови

беззащитных... от страха смерти бог миловал...

Скромное упорство Шелихова в глазах Ольги Александровны предстало

как что-то такое новое и обаятельное, в сравнении с чем отступили все,

кто пользовался до того времени ее мимолетной благосклонностью.

Жеребцова неожиданно вскочила на стул и, придерживаясь рукой за

кудрявую голову соседа, закричала Державину:

- Гаврила Романыч, я и гости ваши чрезвычайно заинтересованы

узнать, как воевал notre vaillant compatriote, glorieux navigateur...

chevalier* Шелихов, - она вызывающе подчеркнула слово "шевалье". -

Какие чудеса видал... (* Наш славный соотечественник, прославленный

мореплаватель... кавалер (франц.).)

- О la-la! - пренебрежительно отозвался лорд Уитворт с чисто

британской грубостью. - Comme c'est facile chez vous autres russes

d'etre tire de son neant et de devenir un gentilhomme... en se

cramponnant a la jupe d'une noble dame.* (* О ла-ла! Как легко среди

русских перешагнуть свое происхождение и влезть в дворянство,

уцепившись за юбку знатной дамы (франц.).)

- Too much drunk, mylord!* - нарочито по-английски отозвалась