учителей", Илья Николаевич тут же, зная, что отчет будут читать не

только в округе, но и в министерстве, выдвигает перед правительством и

общественными учреждениями целую серию новых настоятельных просьб.

Симбирский директор обеспокоен тем, что, как он пишет, "положение

народного учителя ничем не обеспечено в будущем: не щадя сил, ни

здоровья при исполнении своих нелегких обязанностей, он к концу своей

нередко 30-летней службы остается без всяких средств". Следует

учредить пенсии, и Илья Николаевич подсказывает ведомству, что

обеспечить престарелых учителей можно без дополнительных источников

средств, всего лишь путем упорядочения денежного земского хозяйства.

Проект кладется под сукно, Симбирская губернская земская управа

замышляет для своих служащих эмеритальную кассу; Илья Николаевич уже

тут как тут со списком учителей. Эмеритальная касса - это, в сущности,

копилка на черный день: средства кассы образуются из отчислений от

жалованья ее участников. Умрет человек на службе или вынужден по

нездоровью выйти в отставку - касса выручает: накопленные деньги

выдает в виде единовременного пособия семейству.

"К сожалению, - замечает Илья Николаевич, - проект этот пока не

приведен к исполнению". Сын или дочь из семейства учителя, окончив

местную школу, порой стремится продолжить образование. Но учитель, по

наблюдениям Ульянова, "крайне затруднен" в этом.

И снова и снова Илья Николаевич взывает к министрам и земским

деятелям...

- Машенька, - вдруг спохватился Илья Николаевич, - ты не устала?

- Кажется, Илюша, лампа устала.

В самом деле, свет в кабинете заметно сник, керосин в лампе

выгорел.

- Знаешь, о чем я подумал? - сказал Илья Николаевич, зажигая

свечу. - Луке-то Лукичу так и не довелось пожить на настоящем

учительском жалованье...

Мария Александровна прервала мужа, сказала строго:

- Но не расстраивайся, пожалуйста. Я знаю, чего тебе стоило

пережить эту страшную весть...

Илья Николаевич опустил голову:

- Дело рук фон Гольца...

Будучи в Петербурге лейб-гусаром, фон Гольц, как выяснилось,

знавался с "голубыми мундирами" (то есть жандармами). Обосновавшись

помещиком, он не изменил своим симпатиям и в охотничьем азарте гонялся

вместе с жандармами за политическими. Напав на след нечаевца Луки

Лукича и обнаружив, что это один из любимых учителей ненавистного

Ульянова, лейб-гусар возликовал вдвойне: и как удачливый охотник, и

как супруг, делающий жене приятное для нее и оригинальное

преподношение. В ее небесной голубизны глазах блеснули огоньки

торжества: этот Ульянов будет знать, как соваться не в свое дело!

Конец лета 1884-го. Всей семьей Ульяновы возвратились из

Кокушкина.

Отдохнувший, в отличном расположении духа Илья Николаевич пришел

в свою директорскую канцелярию.

Первое, что он увидел на столе, была бумага, озаглавленная:

"Правила о церковно-приходских школах".

- Так-с... - процедил он с огорчением. - Дожили, значит!

Церковно-приходские школы, не новинка. В Симбирске было две да

шесть в губернии. Но вот на столе у Ильи Николаевича бумага из

Петербурга.

Комитет министров, рассмотрев школьные дела, "мнением положил",

что "духовно-нравственное развитие народа не может быть достигнуто без

предоставления духовенству преобладающего участия в заведовании

народными школами".

А вот и "Правила", в коих это мнение претворено.

"Ну что ж, - подумал Илья Николаевич философски, - умы

человеческие в мнениях разошлись, но дело ведь решает жизнь, фактор

объективный!"

Донесение из Сызрани... Илья Николаевич вспомнил с теплым

чувством: там воплотилась его идея об учительских съездах. Нынешний

2-й инспекторский район.

"Нуте-ка, господин Аристовский, чем порадуете старика директора?"

А тот доносил, что приходится задерживать жалованье учителям,

потому что в земскую кассу запустило руки духовенство из местного

церковно-приходского училища.

Донесение из 3-го района. Уезды Алатырский и Буинский.

Инспектор Ишерский с возмущением описывает происшествие в селе

Кошки. Волостной старшина и местный священник явились к учителю

чувашской школы и потребовали, чтобы он освободил половину здания:

есть, мол, указание, что в Кошках будет открыта приходская школа, а

поместить ее негде. Учитель на это возразил, что в школе только

комната-класс да его, учителя, жилье. На него заорали: "Никаких больше

чувашских мерзостных языков! Россия православная и школе тут стоять

православной!" Многое из учебных пособий поломано, а половина парт

растащена. Перепуганные ребятишки на занятия не ходят. Учитель сидит

запершись...

- Так-с... - гневно процедил Ульянов. - Что дальше? - И он стал

выхватывать из почты бумагу за бумагой без всякого порядка.

В кабинет вбежала секретарь Полянская.

- Оставьте почту, оставьте... Илья Николаевич, миленький, вы на

себя не похожи... Вам плохо! - Она подала воды, и директор трясущимися

губами потянулся к стакану...

К концу года число церковно-приходских школ в губернии возросло с

8 до 22, частично за счет свертывания начальных училищ в системе

министерства народного просвещения.

Протесты Ульянова оставались без последствий.

Тот же 1884 год. В один из осенних вечеров, после служебного дня,

Илья Николаевич, как обычно, сел почитать газеты. Напоследок взял в

руки местную земскую. Издавалась "Симбирская земская газета" раз в

неделю, была заполнена ведомственными материалами, и читать тут, в

сущности, было нечего; держал ее Илья Николаевич для справок.

Раскрыл "Симбирскую земскую газету" (это был номер за 21

октября), и в глаза бросилось одинокое объявление: "Продается сходно

двухместная карета. Зад на рессорах". Это рассмешило Илью Николаевича.

"Зад рессорный, - мысленно пошутил он, - а в голове что?"

Однако в газете оказалась и статья, да пространная, в одном

номере не уместилась. Названа: "Церковно-приходские школы". Вопрос

злободневный, надо читать.

"Наконец сбылось давно ожидаемое всеми, кому дорога Россия,

возвращение народной школы к ее первообразу... Церковь создавала и

руководила народную школу. Так было сотни лет, так, даст бог, будет и

на будущее время..."

Илья Николаевич поинтересовался, кто же это пишет: с большим

апломбом, но не слишком грамотно. Авторской подписи не оказалось.

Отпала охота читать дальше. Но в тексте мелькнула фамилия

Победоносцева. Держались упорные слухи, что именно он, Победоносцев, в

прошлом профессор, а ныне первый в России царедворец, задумал

насаждать церковно-приходские школы, чтобы вытеснить начальные,

народные, подозрительные ему своим светским духом. А мнение

Константина Петровича имело в правительстве вес окончательный.

В статье воскуривался Победоносцеву фимиам. А вот приведено и

собственное его высказывание.

"Настоящее время, - поучал Победоносцев, - время критики. Вся

наука ушла в критику... Критика стала до крайности самонадеянною,

считает все постижимым для себя... Ввиду таких-то крайностей

критического направления в современной науке следует старательно

оберегать в себе веру, как средоточное начало истины... Сильна

народная вера! Поэтому, приступая учить народ, следует заботиться не

столько о том, чтобы сообщить ему знания, сколько о том, чтобы

возгревать в нем эту веру, а средство к тому - в слове божием..."