языке. Вечерами, окруженная высокопоставленными "друзьями" из числа
гитлеровских офицеров, руководивших железнодорожной службой, она вела
остроумную светскую беседу, осторожно вытягивая сведения о военных
перевозках, графике поездов, о специальных группах и эшелонах. Работа
крупнейшего железнодорожного узла Украины находилась под контролем наших
разведчиков.
Под стать Евгении была и Раиса Окипная. Черноокая красавица-украинка с
длинной косой, уложенной вокруг головы, смуглолицая, чем-то похожая на
испанку.
Эта обаятельная женщина с успехом выступала в Киевском оперном театре.
Подношения, цветы, аплодисменты. Многие видные гитлеровские офицеры и
генералы старались быть в ее обществе, не стесняясь, беседовали в ее
присутствии о своих делах. А один венгерский генерал даже просил ее руки. И
никто, включая и специально подосланных гестапо агентов, не догадался, что
она разведчица.
-- Ты говоришь, Окипная работает в театре? -- переспросил Максим
Елизарова.
-- Да, причем немцы к ней явно благоволят.
-- У меня есть сведения, что на днях в оперном театре украинские
националисты собираются провозгласить какую-то декларацию. Сможет она
провести нашего человека в театр?
Это было за несколько дней до 24-й годовщины Октября, и Максим решил,
что хороший взрыв, который прогремел бы в зале, когда там соберутся
украинско-немецкие подонки, напомнит оккупантам и их прислужникам, кто
действительный хозяин на украинской земле.
Окипная достала Елизарову документы о том, что он бухгалтер оперного
театра, и обещала провести подрывника. Требовалось много взрывчатки, ее
собирали по всему Киеву. Максим подобрал боевиков, было подготовлено место
для заряда. В связи с той операцией Кудря отложил день ухода Елизарова и его
группы через линию фронта.
За несколько дней до взрыва Кудря собирался пойти к подрывнику. Он
подошел к окну, чтобы посмотреть, нет ли "хвоста". Как будто все было в
порядке. Но на здании, где раньше красовались гитлеровские и нацио-
налистические желто-блакитные флаги, остались только флаги с черной
свастикой. "Неспроста это", подумал Кудря. Действительно, неспроста. Немцы
решили дать понять своим холуям, чтобы те не зарывались, и запретили
намеченное сборище в театре.
В тот же день Кудря узнал от Тараса, что в ночь на 7 ноября в Киеве
готовится большая облава на коммунистов.
Эту новость он передал Елизарову.
-- Вам придется уходить,-- сказал Максим.
-- Хорошо,-- ответил Елизаров.
-- Теперь слушай внимательно. Передай Центру, что мы никогда не упадем
духом. Скажи, что "Терпелиху" я не смог найти; сгорел адрес. Материальная
помощь нужна, но я ее не прошу. Если люди придут, то я их обеспечу. Места
встречи и пароли те же, кроме "дома Гинзбурга". Никаких личных просьб у меня
нет, кроме одной: сообщи жене и сыновьям, что жив, здоров, работаю там, куда
меня послала партия. Никогда их не забываю.
Они расцеловались.
Максим легализовался. Чтобы не вызвать подозрений он поступил в
медицинский институт и утром с учебниками в руках шагал на лекции.
-- Так я и врачом незаметно стану,-- говорил он шутя Марии Ильиничне.
Дела его шли хорошо. Он устроил одного из преданных людей заместителем
головы районной управы, другого -- в транспортный отдел городской управы.
Его человек уже работал в гестапо. И даже на случай отхода немцев у него
была возможность послать с ними хоть до Берлина надежного разведчика. Его
люди работали в железнодорожных мастерских, в гараже генерального
комиссариата, где они уничтожили тридцать немецких легковых автомашин,
обслуживавших гитлеровских чиновников и офицеров.
Рая Окипная завоевала доверие начальника полиции юга России --
полковника Грибба. Она и Женя Бремер имели связи со штабом венгерского
командования и сблизились с шефом украинской полиции в Киеве майором Штунде.
К заместителю генерального комиссара Киевской области фон Вольхаузену тоже
была устроена экономкой наша разведчица. Через нее поступала очень
интересная информация.
Но самое главное было то, что людям Максима удалось наладить связь с
товарищами из партийного подполья. Это дало возможность создать в Киеве и
пригороде семь диверсионных групп. Через работавшего в городской полиции
преданного нам человека по фамилии Черный все люди были обеспечены оружием.
Как-то, заглянув к своей знакомой, пожилой украинке, Максим застал ее в
слезах.
-- Что с вами? -- спросил Кудря.
-- От радости,-- ответила женщина.-- Первый раз в этом аду плачу от
радости. Взгляните, Иван Данилович.-- И она протянула ему небольшой листок,
отпечатанный на тонкой бумаге. Кудря прочитал сначала один, потом второй
раз: к населению Украины со словами правды и надежды обращался секретарь ЦК
Коммунистической партии Украины.
-- Как будто весточку от сына получила,-- сказала женщина, вытирая
слезы.
Кудря решил перепечатать и распространить эту листовку. Так он и
сделал. И хотя это не предусматривалось заданием, он стал заниматься и
листовками.
Эта работа была не менее опасной, чем работа разведчика. Прежде всего
надо было получить материал. А для этого необходимо было наладить регулярное
слушание московских радиопередач, что каралось расстрелом. И все же каждый
день, лишь только немецкий офицер-железнодорожник Георг выходил из дома,
Женя Бремер включала его приемник, слушала Москву, записывала сводку и
передавала Кудре. Максим писал текст листовки, а Женя печатала ее на машинке
"тиражом" в 300 экземпляров.
Это было опасное занятие. Соседи могли обратить внимание на стук
машинки, донести в гестапо. И они переносили машинку с одной квартиры на
другую. Через связных и разведчиков Кудря распространял листовки в Киеве и
ближайших селах.
Но были у Максима и серьезные неудачи.
Возвращаясь домой, Кудря заметил, что за ним следят. Он оглянулся:
вблизи -- никого. Улица казалась пустынной: два-три человека на весь
квартал. Старуха катит тележку с тряпьем, пожилой усатый украинец тащит
корзину. Тихо, спокойно.
-- Нервы, -- подумал Максим.
И все же шагнул в ближайший подъезд. Старуха прокатила тележку.
Украинец прошагал мимо. Максим вышел из подъезда. У входа стоял невысокий
красивый парень и разглядывал номер дома.
-- Владик,-- удивился Максим,-- ты что здесь делаешь?
-- За тобой гонюсь,-- усмехнулся парень.
Максим знал его -- Владик Корецкий был футболистом одной из львовских
команд.
-- Что же ты здесь делаешь? -- настойчиво переспросил Максим.
-- То же, что и ты,-- негромко ответил Владик. Максим с удивлением
посмотрел на Владика и сказал:
-- Я попал в окружение и был в плену, откуда удалось освободиться.
-- Знаешь, Иван,-- сказал Владик,-- я тебе не верю. Во всяком случае
считаю необходимым помочь тебе, хотя бы деньгами: я получил в НКВД для
работы, и будет правильно, если ты воспользуешься частью. Могу помочь и
людьми --имею хорошего радиста.
Да, радист был нужен Максиму. Дело в том, что радиосвязь с Центром была
нарушена. Весь запас сухих батарей, с таким трудом спрятанный у Линевича,
уходил на вызовы главрации, а ответа не было. Вдобавок оба радиста попали по
доносу управдома в поле зрения полиции. Максим решил переправить их через
линию фронта, передав с ними накопившиеся у него сведения.
-- Радист? -- переспросил Максим.-- Откуда он у тебя?
-- Из партизанского отряда.
Они договорились встретиться на Крещатике в кабачке, куда Владик обещал
