полосатый плюшевый тигр, заграничная безделица. Марфуше игрушка нравилась.
Однажды, проснувшись, она обнаружила тигра у себя под одеялом, ленточкой к
нему был привязан отрез на платье и конфеты. Катя радовалась не меньше
Марфуши.
Вечерами они ходили в кино на Пятницкой. На обратном пути Екатерина
Александровна заставляла Марфушу пересказывать картину и объясняла
непонятные места. По воскресеньям ездили купаться в Серебряный бор...
Видимо, рядом с наивной, румяной девчонкой Екатерина Александровна сама
чувствовала себя моложе, счастливее. Она от души хохотала, когда, опустив в
металлический ящик монету и услышав ответ автоматического "точного времени",
вежливая Марфуша непременно отвечала: "Спасибо". В один из первых своих дней
на Софийской набережной девушка увидела в окно Кремль и замерла: "Такой
большой! И в год, чай, не обойдешь..." Катя решительно взяла с вешалки
пальто: "Идем!" И они несколько раз обошли вокруг знаменитой стены.
Родные Екатерины Александровны жили в Петрозаводске, и она, выросшая в
большой и дружной семье, где было два брата и три сестры, очень скучала по
ним. Один из братьев погиб во время финской войны, и Екатерина Александровна
тяжело переживала утрату. Марфуша, как могла, ее утешала.
Ночами Катя читала, а утром они, опаздывая на работу, бежали через мост
к трамваю, иногда хватали такси. В машине Екатерина Александровна заставляла
Марфушу есть печенье или бутерброд и... поедом ела себя, говоря, что не
станет больше так поздно читать. Но вечером брала книгу и вновь читала до
утра...
-- Она сделала меня человеком, -- говорила нам впоследствии Марфуша.
Марфа Ивановна Лежнина-Соколова. -- И специальность помогла приобрести и к
книгам пристрастила на всю жизнь. Всю душу мне отдавала...
Рихарда Зорге Марфа Ивановна не знала. Но помнит, как несколько раз его
ждали. Однажды в доме накануне Первого мая гостила Катина сестра Муся, и они
с Марфушей даже ушли ночевать к подруге: Екатерина Александровна была
почему-то уверена, что на праздники прилетит муж...
Он не приехал, не приезжал больше.
-- Нам не довелось лично познакомиться с мужем старшей сестры, --
вспоминает Мария Александровна Максимова, работающая в Госплане Карельской
АССР,-- но мне всегда казалось, что мы хорошо его знаем. Катя говорила, что
он -- ученый, специалист по Востоку. Она считала мужа настоящим человеком,
выдающимся революционером. Мы знали и о том, что он находится на трудной и
опасной работе. Между прочим, однажды Рихард рассказал ей о неприятных
минутах: проснувшись как-то в гостинице в чужом городе, он вдруг забыл, на
каком языке должен говорить. Тут же, конечно, вспомнил, но осталась досада
на себя: нервы сдают. Вообще-то, по словам сестры, он был очень спокойным,
собранным, уравновешенным человеком. Перед отъездом Катя зашивала ему под
подкладку большую пачку денег. "Вот какие большие деньги тебе
доверяют",--заметила она. "Мне доверяют гораздо больше, чем деньги", --
улыбнувшись, не без гордости сказал Рихард. Катя никогда не сетовала на
одиночество и ни на что не жаловалась.
Сестры бережно хранят оставшиеся им от Екатерины Александровны вещи,
фотографии. Особенно мы благодарны им за любезно предоставленные два
портрета Рихарда Зорге, один -- подаренный Катюше перед отъездом, второй --
присланный из Токио, тот самый, где он выглядит "не очень старым и усталым,
скорее задумчивым"... Есть и фотография маленького дворика и комнаты с
японскими гравюрами и книжными полками, также присланные из-за рубежа.
Думается, это токийская квартира Зорге на Нагасаки-мати, 30.
Что еще сказать о Катюше? Жил человек и, казалось бы, не оставил по
себе громкой памяти. Но вот, оказывается, есть Марфуша, считающая себя
"произведением" Екатерины Александровны, И другие люди пишут нам в редакцию,
заходят... И с ними она успела поделиться тем, чем была богата: самым лучшим
из человеческих дарований--талантом человеческого общения, душевным теплом и
чуткостью. Всегда исполненная внутреннего достоинства, она не была ни
бойкой, ни шумной, совсем непохожей на тех, кого называют "заводилами", и
все-таки всегда притягивала к себе других. Ее жизнь как будто не была так
тесно, так значимо сплетена с эпохой, как жизнь Рихарда Зорге. Но и ее
судьба, ее радости и печали несли на себе печать времени. Тяжело
рассказывать грустную историю этих двух хороших людей. Тяжело говорить о
женщине, что и в самые мирные дни жила солдаткой. Она писала мужу и
оставляла письма у себя, потому что Рихарду можно было передать о ней лишь
самые короткие весточки.
"Милый Ика! Я так давно не получала от тебя никаких известий, что я не
знаю, что и думать. Я потеряла надежду, что ты вообще существуешь.
Все это время для меня было очень тяжелым, трудным. Очень трудно и
тяжело еще потому что, повторяю, не знаю, что с тобой и как тебе. Я прихожу
к мысли, что вряд ли мы встретимся еще с тобой в жизни. Я не верю больше в
это, и я устала от одиночества. Если можешь, ответь мне.
Что тебе сказать о себе. Я здорова. Старею потихоньку. Много работаю и
теряю надежду тебя когда-либо увидеть.
Обнимаю тебя крепко, твоя К."
Это последнее письмо, которое написала мужу Екатерина Александровна.
Она зачеркивала фразы, одни слова заменяла другими и не знала, что Рихард
уже заключен в одиночную камеру токийской тюрьмы.
Екатерина Александровна Максимова умерла 4 августа 1943 года в деревне
под Красноярском. Она так и не узнала о величии подвига, совершенного
Рихардом.
Спустя год и три месяца был казнен Зорге. Он не знал, что Катюши уже
нет в живых.
Да, трудно об этом писать, хотя люди, о которых идет речь, не склонны
были жаловаться на судьбу. И все-таки сказать об этом надо хотя бы для того,
чтобы еще раз воздать должное их мужеству и мужеству многих других семей,
живших в те годы по самым трудным законам эпохи. И еще для того, чтобы снова
противопоставить жизнь вымыслу: в жизни все суровее, проще, но ведь это и
есть подлинный героизм...
Мы все те же
-- В сороковом году, -- продолжает генерал, -- исполнилось пять лет с
тех пор, как Зорге последний раз приезжал в Москву. У нас он был известен
как Рамзай. Этим именем Зорге подписывал свои донесения, -- говорит генерал
и вновь открывает папки, читает одно сообщение за другим. Теперь это
документы архива, а всего четверть века назад каждый листок содержал
сведения чрезвычайной важности, играл неоценимую роль в определении внешней
политики первого в мире социалистического государства.
Рихард Зорге не был разведчиком в обычном понимании этого слова. Он
действовал как исследователь, как политик, как дипломат. Анализ событий,
оценка происходящего, которые он проводил на месте, сделали бы честь
государственному деятелю.
Но для меня, когда я сегодня вчитываюсь в его письма, донесения,
главное даже не в этом. Человек пишет, коммунист пишет...
Январь 1940 года. "Дорогой мой товарищ, -- сообщает Зорге
руководителю.-- Получив ваше указание остаться еще на год, как бы мы ни
стремились домой, мы выполним его полностью и будем продолжать здесь свою
тяжелую работу. С благодарностью принимаю ваши приветы и пожелания в
отношении отдыха. Однако, если я пойду в отпуск, это сразу сократит
информацию".
Май 1940 года. "Само собой разумеется, что в связи с современным
военным положением мы отодвигаем свои сроки возвращения домой. Еще раз
