— Что не поощряется?
— Ну это самое… Родственников иметь замаранных…
Легенда придавала этому моменту большое значение. Считалось, что Демьян обрадуется, начнет благодарить брата за разумную предусмотрительность, но Демьян почему-то не обрадовался. Помолчал, задумавшись, побарабанил пальцем по столу.
— Нехорошо, Генка, — сказал Демьян, глянув ему прямо в глаза. — С вранья новую жизнь не начинают…
И не стал больше об этом говорить, сколько он ни оправдывался. Высказал свое мнение и замолк.
Однако настоящие затруднения начались после того, как Демьян объяснил, что завтракать они пойдут в командирскую столовую. Дома у него холостяцкое запустение, кроме кипятка ничем не разживешься.
Оба варианта предписывали не лезть без нужды на люди, отсидеться несколько деньков у брата. Попривыкнуть к обстановке, осмотреться, кое-что разнюхать. Особенно категорически настаивал на этом условии вариант первый, или «чистая перемена», как назвал его Шевченко, а Борис Викторович лишь кивнул головой, давая понять, что согласен с удачным названием. «Чистая перемена» была немыслима без накопления достаточно сильных средств нажима на брата, а укрывательство зарубежного визитера — аргумент весьма убедительный.
— И я не обзавелся супружницей, но запасливей тебя, дорогой товарищ командир! — сказал Геннадий со смехом и стал доставать из баула купленные на псковском базаре харчишки — кусок розоватого, чуть присоленного шпика, краюху хлеба, крутые яйца, самогонку в зеленой бутылке, заткнутой по-деревенски тряпицей. — Ну что твоя столовая в сравнении с этим королевским закусоном?
— С утра пораньше? — удивился Демьян, покосившись на зеленую бутыль. — Не лучше ли подождать до вечера? Товарищей пригласим, заодно и тебя представлю…
— Утро вечера мудреней… Короче говоря, не будем терять времени. Где у тебя стаканы?
Демьян согласился с явной неохотой. Ел без аппетита и самогонку лишь пригубил, решительно отодвинув свой стакан. Видно было, что и «чистая перемена» пройдет далеко не гладко, если вообще пройдет. Братец оказался достаточно твердым орешком.
За едой опять был разговор о заграничных его мытарствах, и настроиться на встречные вопросы не пришлось. Да и отвечал на них Демьян слишком односложно и скупо, будто неохота ему вспоминать про служебные свои обязанности.
После завтрака он пожаловался на усталость с дороги. Иначе надо было тащиться с Демьяном в какие-то петроградские музеи, где по воскресеньям читаются общедоступные лекции об искусстве. Нужны ему эти лекции, как дырка в голове!
Самогонка осталась недопитой, беседа явно не клеилась, и вообще настроение было отвратительным. Сидишь у брата, встретились после долгой разлуки, а ощущение такое, точно это чужой дядя, от которого можно ждать любой пакости.
Сомнения возникли у него еще в Варшаве, и он не скрыл их от Бориса Викторовича. Двенадцать лет — срок порядочный. Меняются люди, даже целые государства меняют свою физиономию, как случилось с Россией. Не двенадцать недель все же — двенадцать лет. Помимо того, «чистая перемена» требовала согласия брата. Добровольного или вынужденного, но все равно согласия и активной помощи. Что же касается второго варианта, то про себя он решил, что воспользуется им лишь в безвыходном положении. Братишка как-никак, не посторонний человек. Да и рискованно это — залезать в чужую шкуру без всякой подготовки.
Борис Викторович, между прочим, высмеял его опасения, заметив, что успех этой части его миссии на девяносто девять процентов зависит от искусства импровизации. «Руководствуйтесь здравым смыслом, — посоветовал на прощание. — Загодя, и тем паче отсюда, решить ничего нельзя, на месте виднее. А чужих шкур, если разобраться, нет на свете. Все шкуры кажутся непривычными, пока как следует их не обносишь».
Лежа теперь на узкой солдатской койке брата, отвернувшись для надежности к стене, он вдруг подумал, что Борис Викторович близок к истине. Неужто не способен он сыграть роль Демьяна? Поехать, допустим, с братом куда-нибудь за город, вроде на прогулку, местечко выбрать поукромнее, потише. Выполнимо это? Вполне выполнимо. Затем нарядиться в командирскую его одежонку, обратно приехать попозже, чтобы никто не увидел, а в понедельник с утра заглянуть в штаб. Ненадолго, конечно, на часик или на два, в зависимости от обстоятельств…
Думал он об этом спокойно, никакой жалости не испытывал, и только одно сдерживало — чрезмерная опасность этого варианта. Где находится штаб, он знает, а вот где там у них шифровальное отделение… И помешать могут, спросить о чем-нибудь неожиданном. Нет, спешка в подобных случаях до добра не доводит. Нужна солидная подготовка. Да и не денется никуда этот вариант. В конце концов — средство крайнее.
Гораздо важнее расшевелить братца, вызвать на откровенность. Пусть бы рассказал о себе и своей службе, а то все расспрашивает, все задает свои сочувственные вопросики…
Вероятно, он промахнулся с самого начала. Взял где-то неверный тон, вызвал у Демьяна настороженность. Так или иначе, а встреча с братом представлялась совсем другой. Более родственной, что ли, более шумной и бестолковой, когда говорят перебивая друг друга, смеются, утирают невольные слезы, без конца умиляются своими милыми воспоминаниями и перегородки, разделяющие людей, как-то сами собой рушатся. Но получилось у них холодновато.
Словом, надо было искать выход из положения. Полежать немного с закрытыми глазами, спокойно все обмозговать. Только бы не приставал Демьян с дурацкими своими расспросами, не мешал сосредоточиться.
— Генка, ты спишь?
Ну вот, разве тут что-нибудь придумаешь? Снова небось начнет выпытывать и расспрашивать, как настоящий следователь. Мало еще вопросов, не все еще разузнал.
— Не сплю, братеник. Башка что-то разболелась.
— А ты попробуй усни, это помогает. Я все же хочу сбегать на лекцию, это ненадолго, часа на два, а ты усни… Комнату запру на ключ, никто тебя не потревожит.
Мелькнуло на секунду обжигающее чувство страха. С чего это вдруг засобирался Демьян? Не хочет ли устроить какую-нибудь пакость? Впрочем, тут же это чувство и рассеялось, уступив место практическим соображениям. Это, наверно, к лучшему, пусть катится в свой музей, раз не прожить ему без лекций. Оставшись в комнате один, он обследует берлогу брата, пороется в столе, в книгах, обдумает не спеша свои дальнейшие действия.
— Ладно, Демочка, ты ступай куда тебе нужно, а я и в самом деле попробую уснуть…
Щелкнул ключ в дверях, Демьян ушел, и Геннадию показалось, что он в выигрыше. Но в том-то все и заключалось, что Демьян вовсе не собирался на воскресное сборище любителей живописи. И это был, пожалуй, самый серьезный просчет его воскресного гостя. Кстати, подобного оборота событий не предусматривал и сам Борис Викторович, хотя тщательно обдумал оба варианта для Афони.
Просто Демьяну понадобилось побыть одному, наедине со своими противоречивыми мыслями и ощущениями. Случается порой такое, что человеку никак не разобраться в себе самом и нужно для этого хоть немного побыть в одиночестве.
Демьян, конечно, обрадовался нежданному появлению своего брата. Еще бы не обрадоваться! Не виделись столько времени, потерялись в великом столпотворении войн и революций, сотрясавших страну, и вдруг — на тебе, заявляется с утра пораньше Генка. Живой, невредимый, крепкий, как молодой бычок, несмотря на перенесенные невзгоды. Ведь это чертовски здорово, прямо как в сказке! Никого у него не осталось после смерти дядюшки Никеши, от двоюродных братцев не было ни слуху ни духу, а тут сам Генка, вылитая его копия, дорогой братеник!
Радость Демьяна была бы совсем полной, если бы не кое-какие странности в поведении брата. Правильнее сказать, даже не странности, а непонятные и совершенно необъяснимые противоречия, которых нельзя не заметить, настолько бросаются они в глаза. Ну с какой стати, например, изображать страдальца, измученного тяжелой жизнью на чужбине? Ведь сотни и тысячи подобных Геннадию отщепенцев давно возвратились к своим семьям и, между прочим, не делают трагедии из своего прошлого. Боялся, говорит, репрессий, поверил в басенки, распространяемые за границей. Ну хорошо, допустим, боялся, но для чего же в таком случае скрывать, что имеется у тебя родной брат? Не вернее ли, если хочешь быть честным, прямо сказать, что имею, мол, или имел брата, который за меня способен поручиться.
