Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Говорят, что боги наказывают, отнимая разум. Возможно, и на сэра Поля Дюкса нашло помутнение, заставившее его столь жестоко просчитаться. Всю жизнь прожил человек, мечтая о близком конце Советской власти, а тут вдруг триумфальные успехи немецкой армии… Вот и поспешил со своими лекциями.

Между прочим, не один Поль Дюкс оскандалился в ту пору. Еще более сокрушительное фиаско потерпел другой, менее приметный персонаж нашего рассказа.

Речь пойдет о бывшем «министре» марионеточного Северо-Западного правительства, о том самом жуликоватом петроградском адвокате Николае Никитиче Иванове, который бесчинствовал вместе с батькой Булак-Балаховичем в Пскове и которого даже Кирпич велел в свое время прогнать из «правительства».

Минуло с тех дней без малого четверть века, помер в безвестности Юденич, пристрелили пьяные собутыльники разбойного батьку, а юркий этот адвокатишка все сидел в эмигрантском логове, все копил лютую злобу.

И, подобно сэру Полю Дюксу, надеялся только на гитлеровцев. Кто же другой мог опрокинуть ненавистную ему Советскую власть? Только они, голубчики, только их непревзойденная военная мощь. В открытую сотрудничал с немецким посольством в Париже, строчил доносы на антифашистов, на свою же белоэмигрантскую братию. Словом, не стесняясь записался в наемные немецкие агенты, а когда началась война, угодил за это в концлагерь Вернет. Падение Парижа вызволило его из концлагеря. Приехал за ним представитель гестапо, увез на легковой машине. Но оставаться во Франции все же было рискованно. Запросто могли ухлопать, как прислужника оккупантов, и он счел благоразумным поселиться в оккупированном немцами Брюсселе.

Двадцать второе июня 1941 года стало для Николая Никитича вроде светлого христова воскресения. Прослушав торжествующие вопли берлинского радио, господин Иванов с утра засел за работу. Где-то лилась кровь его бывших соотечественников, танковые немецкие дивизии, скрежеща гусеницами, двигались по земле его бывшей родины, пикирующие бомбардировщики сыпали смертоносный груз на города, которые он знал с детства, в которых жил, учился, ел и пил. Впрочем, все это нисколько не интересовало господина Иванова. Он работал не разгибая спины. Он с лихорадочной поспешностью сочинял свою программу. На труд сей понадобилась целая неделя. Лишь 30 июня 1941 года удалось отправить письмо в ставку Адольфа Гитлера.

Сухая канцелярская справочка, подготовленная корпусом адъютантов при фюрере, следующим образом характеризует личность автора этого послания:

«Николас Иванов родился в 1886 году в Петербурге, бывший министр антибольшевистской армии, приговаривался (по его словам) к смертной казни большевиками, без подданства, русский эмигрант, проживает в Брюсселе. Хотел бы заниматься…»

Все, чем господин Иванов хотел заниматься, было подробно изложено в письме. Программа, составленная им для немцев, начиналась с главного, так сказать основополагающего, пункта:

«Необходимо провозгласить фюрера Адольфа Гитлера великим освободителем России, которому русский народ должен быть вечно благодарен, а Германию — великодушным другом русского народа».

Прочие пункты программы, общим числом пятнадцать штук, были в соответствии с первым:

«Все коммунисты-мужчины и активные женщины коммунистки должны быть арестованы», «активная коммунистическая молодежь подлежит заключению в концентрационные лагеря», «имущество коммунистов и враждебно настроенных лиц должно быть конфисковано в пользу оккупационных властей», «еврейский вопрос следует разрешить по национал-социалистскому образцу» и т. д.

Неплохая вышла программочка, тщательно обдуманная, солидная и, что важней всего, открывающая ему, Иванову, прямую дорогу к вершинам власти и славы.

Лишь одно было скверно — немцы не спешили с ответом. Черт их знает почему, но ставка Гитлера безмолвствовала, будто и не получала его программы.

Тогда он решил отправить второе послание, затем третье, затем четвертое. Откровенно говоря, он опасался, что ему перебегут дорогу более удачливые и молодые претенденты на устройство запутанных российских дел.

В четвертом послании в ставку Гитлера, от 11 июля 1941 года, господин Иванов решил двинуть с главных козырей, казавшихся ему особенно убедительными:

«Я прошу это мое заявление рассматривать обособленно от всех остальных возможных просьб и предложений со стороны русских… Мой огромный опыт, приобретенный в гражданскую войну, дает мне право быть выслушанным первоочередно… В сущности, моя деятельность была истинно фашистской уже в 1919 году, когда еще не было понятия „фашист“, и поэтому я с гордостью называю себя первым фашистом».

Бедный, бедный господин Иванов, до чего же он просчитался, как жестоко был наказан за свою провинциальную самонадеянность! Что-то вдруг стронулось. То высокие немецкие инстанции молчали, будто воды в рот набрав, то начали проявлять повышенное внимание к персоне «первого фашиста». Что это за птица объявилась в Брюсселе? Не слишком ли много о себе воображает, не следует ли к ней приглядеться?

Из канцелярии рейхсминистра по оккупированным восточным областям последовал спешный запрос в иностранный отдел абвера: немедленно представить исчерпывающую справку о подателе писем — кто таков, чем дышит, что у него в прошлом.

Господин Иванов еще надеялся, еще бомбардировал Берлин своими посланиями из Брюсселя. Писать, правда, стал несколько короче, сбавил заметно и тон: «Имею честь просить дать какое-нибудь движение моим настоятельным прошениям». Дали движение, дали! Ответ абвера оказался четким и совершенно недвусмысленным. Неблагонадежен на все сто процентов, в юности вращался в кругах террористического направления, считает себя личным другом Керенского. Резюме: об использовании на Востоке не может быть и речи.

Докладывать этот ответ господину рейхсминистру сочли нецелесообразным, бесполезно утруждать высокое начальство. Просто советник министра господин Петцольд наложил на абверовской бумажке коротенькую, но энергичную резолюцию: «Впредь содержать в концентрационном лагере». И погорел «первый фашист», только и видели господина Иванова…

Зато сэр Поль Дюкс оказался куда как удачливее и предусмотрительнее. Тихонько досидел до конца войны и разгрома фашизма, не торопясь сочинял новое, расширенное издание своей шпионской «Исповеди», особенно нажимая на антисоветчину, а дождавшись первых дуновений ветров холодной войны, начавшихся с фултонской речи Черчилля, опять сделался незаменимым специалистом по «русскому вопросу». Выступал с лекциями, вновь стал разъезжать по белу свету, предпринял вояж в Америку, где встретили его более чем гостеприимно. Правда, был он уже не единственным и не самым бойким «специалистом», в изобилии появились конкуренты, именовавшие себя «советологами» и «кремлеведами», так что приходилось стараться, чтобы не отстать от них.

Впрочем, это тема для другого рассказа, который также будет с немалым количеством приключений.

Таковы некоторые события, происшедшие спустя пять, спустя десять и спустя двадцать пять лет после бесславной авантюры с операцией «Белый меч».

Что же касается солдат Дзержинского, людей революционного долга, то они во все времена продолжали и продолжают свою неусыпную чекистскую вахту.

На смену одним приходят другие бойцы, эстафета передается из рук в руки, и всегда бодрствует, всегда начеку эта бессонная вахта.

Солдаты Дзержинского
Союз берегут.

Гороховая, 2

Битая карта (сборник) - i_003.jpg

Из документов

Ответы начальника КРО[2] на вопросы служебной характеристики
Вопросы Ответы
Фамилия, имя и отчество? Александр Иванович Ланге.
Партстаж, имеет ли партийные клички? Член партии с 1905 года, партийные клички Печатник, Мигачевский, Бернгард Кроон.
Является ли фактическим руководителем (проявляет ли инициативу) или только выполняет задания? Руководит с большой инициативой.
Способности к секретно-оперативной отрасли работы? Крупный оперативник, находчивый и вдумчивый следователь.
Следует ли оставить на той же работе или целесообразнее использовать на новой? Незаменим на своем участке.
Отношение к товарищам по работе и подчиненным? Прекрасный товарищ.
Особые достоинства и недостатки? Храбрый.
вернуться

2

КРО — контрразведывательный отдел.

45
{"b":"265708","o":1}