«Помимо моего желания меня втягивали в весьма опасные махинации, и скоро я понял, что не выпутаюсь из этой истории до конца своих дней. Особенно это стало очевидным, когда прибыл в Петроград штабс-капитан Юрий Павлович Шерман. Поверьте, это был страшный человек. Весь дергался, как припадочный, — не мог и двух строчек написать, до того тряслись у него пальцы, но зато с первого выстрела попадал в шляпку гвоздя, охотно демонстрируя это свое искусство. Часто менял внешность, используя грим и парики, весь был напичкан сплошными тайнами. Мне он доверительно сообщил, что является сотрудником контрразведки Юденича и что приехал инспектировать нашу работу. Когда я ответил, что проверять меня нельзя, поскольку я являюсь агентом французского тайного бюро, Юрий Павлович страшно рассердился. „Вы занимаетесь ерундой, от которой ни жарко ни холодно! — закричал он в бешенстве и вытащил револьвер. — Я заставлю вас подчиняться!“ Угрозы были его излюбленным методом, и мне пришлось уступить. „Божо, я вижу вас насквозь, берегитесь!“ — говорил Юрий Павлович, если я пытался возражать. Квартира моя после его приезда стала как бы и не моей квартирой. Каждый день приходили все новые и новые лица, называли пароль, требовали активных действий. Когда я узнал, что имя мое сделали сигналом к началу мятежа в Петрограде, я понял, что окончательно погиб».

Следствие вскоре убедилось, что Эмиль Божо говорит правду. В группу Полковника Пьера входили самые разные люди — от купеческого сына Сереги Маркова, недоучившегося студента-путейца, грабителя и сутенера, откровенно мечтавшего выйти на улицы с винтовкой в руках, и до тишайшего полковника Георгия Ивановича Лебедева, который пристроился на службу в штабе артиллерии Петроградского военного округа и был, естественно, неисчерпаемым источником ценнейших шпионских сведений.

Группа имела припрятанное в разных концах города оружие, свою курьерскую службу, даже свою радиостанцию.

«Господин Люндеквист особенно заинтересовался, когда узнал, что мы располагаем своим человеком на радиостанции „Новая Голландия“. Подробно расспрашивал, сколько раз пользовались его услугами, возможен ли двусторонний обмен радиодепешами и надежен ли наш шифр. Я сказал, что приведу к нему самого начальника радиостанции, поскольку не являюсь специалистом по этому делу».

Своим человеком на радиостанции «Новая Голландия» был мичман Николай Рейтер, которого завербовал и вовлек в группу штабс-капитан Шерман. Пользуясь отсутствием должного контроля руководства радиостанции, мичман Рейтер имел возможность самостоятельно выходить в эфир.

Правда, многого сделать ему не удалось. Шифр, присланный генералом Владимировым из контрразведки Юденича, оказался чересчур сложным и практически неприменимым. Вот тогда-то и было решено, что сигналом к началу мятежа в Петрограде будет служить фраза «Поднимайся, Эмиль», переданная по радио открытым текстом.

Именно эта фраза нагнала панику на Эмиля Божо, шпиона и заговорщика из-под палки. «Теперь-то я окончательно погиб, — решил он, — и никакая сила не спасет меня от последствий хитрой интриги мсье Гибера».

— Вы пришли меня арестовать? — спросил Эмиль Божо, когда оперативная группа явилась к нему на квартиру. — Слава всевышнему за то, что услышал, наконец, мои горячие молитвы! Проходите, пожалуйста, в комнаты, я все вам расскажу без утайки, потому что собирался сам в Чека…

Китаец был искушен в конспирации, и самый тщательный обыск на его квартире не дал ничего существенного. Обнаружили, правда, пухлый сафьяновый альбом с автографами знаменитостей, в котором безграмотные каракули Гришки Распутина соседствовали с подлинными письмами Екатерины II. В общем, коллекционером Илья Романович был весьма усердным и насобирал в свой альбом всякой всячины.

— Давно увлекаетесь? — полюбопытствовал следователь.

— Видите ли, у меня это еще с мальчишеских времен, — охотно пустился в объяснения Илья Романович. — Помню, покойный мой отец подарил мне однажды любовную записочку Марии Антуанетты, вот эту самую, и с той поры началось… Не угодно ли взглянуть, это вот настоящий манускрипт государя императора…

Разговорчивость сразу покидала Китайца, когда нужно было давать ответы на более серьезные вопросы. Тотчас начинались нудное увиливание, хитрые недомолвки, обещания подумать и припомнить.

С необыкновенной легкостью Илья Романович сваливал вину на других. На кого вздумается — лишь бы уйти от ответственности. Утверждал, например, что с Джоном Мерретом, английским резидентом в Петрограде, сошелся при настойчивом посредстве Генерала Б. и что старый этот делец втянул его в преступные контакты с «Интеллидженс сервис».

По указанию Николая Павловича Комарова выписали ордер на арест Виктора Буклея. И тут, как нередко случается в следственной практике, открылись вдруг совершенно непредвиденные обстоятельства.

Генерал Б., или Виктор Буклей, доживал последние свои часы на земле. У постели умирающего круглосуточно дежурили врач и сиделка. Окна в комнате были настежь распахнуты, с улицы врывался леденящий ветер, и все равно больному не хватало воздуха, он задыхался.

Профессор, приехавший с ордером на квартиру Буклея, решил оставить его в покое, но старый англичанин заговорил сам, подозвав его к постели:

— Я догадываюсь, вы оттуда, из «чрезвычайки»… Мне, как видите, крышка, медицина бессильна помочь, и я это хорошо понимаю… Нет, нет, не перебивайте! Прошу вас, выслушайте меня, это необходимо… Мне хочется напоследок снять с души тяжкий грех… Да, грех… Я не могу с ним уходить в могилу… Русские не сделали мне ничего дурного, наоборот — только хорошее, а я ужасно виноват перед ними…

Говорить умирающему было нелегко, он широко раскрывал рот, глотая воздух, подолгу молчал, набираясь сил для следующей фразы, а Профессор, уже понимая, о чем пойдет речь, молча слушал его исповедь.

— Честные люди рождаются и уходят в небытие со своим собственным именем… Они отняли у меня мое доброе имя, которое я носил без стыда всю жизнь… Нет, я для них не Виктор Буклей… Они сделали меня Первичеком, как мелкого жулика, который спасается от полиции…

История была достаточно заурядная. Осенью 1918 года, перед тем как скрыться из Петрограда, Виктора Буклея уговорил Джон Меррет. Уговаривал долго и очень настойчиво, пустив в ход всяческие средства давления. Говорил, что жизненные интересы Великобритании поставлены под угрозу властью большевиков, что Буклей, если он любит свое отечество, обязан взять на себя кое-какие весьма несложные обязанности — это его патриотический долг. Надо будет кое с кем встречаться, кое-кому помочь деньгами, которые ему вручат для этой цели. Вот в этом пакете сто тысяч рублей, а позднее он получит еще. Следует также запомнить несколько имен и адресов, непременно запомнить, потому что вести записи в нынешней ситуации опасно. В общем, сущие пустяки, которые не будут для него обременительными, а Великобритания получит от этого пользу.

На поверку, однако, обязанности были совсем не пустяковыми, и очень скоро Виктор Буклей понял, что его сделали руководителем шпионской сети англичан. Вернее, ее остатков, уцелевших после разгрома. Надо было вести двойную жизнь, и это его угнетало. К счастью, вскоре в Петрограде появился новый резидент Лондона, так что продолжалось все недолго.

— Его звали Поль Дюкс?

— Имен и фамилий у него множество, и, право, я затрудняюсь сказать, какое из них настоящее… Вы уже поймали этого субъекта? Он обезврежен?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что вам следует поторопиться, если вы хотите жить в безопасности… Да, да, непременно поторопиться… Это оборотень, человек без совести и джентльменских понятий о чести… Мы с ним крупно поговорили, я не скрыл своего отношения, высказал ему все в лицо, и он, безусловно, меня ненавидит…