— Не проблема.

Его поддержали. Андрей отправил Алису домой за тетрадкой и ручкой, но её опередил Дёмка из четырнадцатой.

— Во, я припас, и ручка вот!

— Ух ты, какой запасливый, — с необидной насмешкой похвалил Андрей, разглядывая тощего вихрастого подростка.

— Я… я с вами буду строить, можно? — тихо попросил Дёмка, пристраиваясь рядом с Андреем.

— А отчего ж нельзя. Людям на пользу всем можно, — ответил вместо Андрея Миняй.

Ванин смотрел, как столпившиеся вокруг Андрея мужчины наперебой решали, что и где ставить, сколько чего потребуется, и кто чего будет делать, а Андрей быстро уверенно пишет и рисует, вскидывая при подсчётах глаза на брата, и старший Мороз уверенно выдаёт нужную цифру, столь же быстро и уверенно считая. Надо же, как подобрались оба — сверху одно, внутри другое. Индеец и русский, а братья, не побратимы даже. Сверху блатарёныш, а с каждой получки книги покупает. Сверху грузчик неграмотный, а по-английски как лорд говорит, да и по-русски без мата обходится. Учатся оба, говорят, как взахлёб, младший особенно, другой до водки так не дорывается, как он до учёбы. И вот ещё: грузчик и разнорабочий, а не пьют. Непросты братья, там ещё видно, как в луке, много чего запрятано, много слёз прольёт тот, кто за их сердцевиной полезет. И этот… Чернов Тимофей, тоже… с сердцевиной. Ну, там особь статья. Участковый просил без крайней нужды Чернова не теребить, а когда милиция просит, то надо уважить.

Андрей чувствовал взгляд Ванина, но не обращал внимания, да и слишком многих надо услышать и понять, сразу решить, кого осадить, кого вышутить, а с кем и согласиться.

Ни Норма, ни кто из бабушек, ну, никак не ждали, что их затея так обернётся. Они даже не думали о том, как и на что потратить деньги. Норма вообще думала, что ничего не получится. Это ж Россия, а не Алабама, а о том, куда девал деньги и вещи священник, она никогда не задумывалась. Но придумано хорошо. Конечно, беседка от дождя и солнца, качели и горка для детей, ещё… да хотя бы ступеньки с перилами в овраге, чтобы ходить было легче. Последнее Норма высказала вслух.

— Вот это правильно! — сразу восхитился Андрей.

— С этого тогда и начнём, — кивнул комендант.

— Точно, — согласился Миняй.

Закивали и остальные мужчины.

— Качели-карусели — баловство. А это — дело.

Кивнул и Эркин. Правда, это намного сложнее, но нужнее. Так что и речи быть не может. Надо — значит, надо. Значит, сделаем.

На мгновение Андрей оторвался от записей и вскинул голову. Их глаза встретились, и они кивнули друг другу.

Лёгкий стук в дверь не заставил её оторваться от записей.

— Кто там? Входите.

— И как дела, Варенька?

— Как всегда, Ванечка. Садись, я сейчас закончу.

Жариков опустился на стул, с удовольствием разглядывая Варвару Виссарионовну Шарыгину, Варьку-Синеглазку, или, как точно её прозвали парни, Доктора Барби. До чего же хороша. Всё на месте и ничего лишнего, смотреть приятно.

— Ваня, не играй глазками, — попросила, не поднимая головы, Шарыгина.

— Неужто отвлекаю? — удивился Жариков. — Ты ж привычная.

— Ага, — согласилась она, явно не слушая.

Наконец поставила точку и отложила ручку.

— Ну, Ваня, ты о Марии поговорить пришёл, ведь так.

Она не спрашивала, а утверждала. Жариков кивнул и улыбнулся.

— Больше ж ни о чём говорить со мной не станешь.

— Ваня, у меня такая смена была, что давай без подходов.

— А так же терминов и подробностей, — подхватил он. — Попроще. Я тоже после смены.

— Ясно. Ну, я её и посмотрела, и поговорила. Справку я тебе по в сем правилам к субботе сделаю, а по-простому… — Варвара вздохнула. — Родить она не сможет, никогда.

— Родить или…? — осторожно спросил Жариков.

— Или, Ваня. Не образуются яйцеклетки. Менструации отсутствуют. Яичники на месте, размеры на верхнем пределе нормы, а овуляции нет.

Жариков кивнул.

— Понятно. У парней «мёртвое семя», а здесь, значит, так. Понятно. Но она перегорела. Какие изменения, варя?

Шарыгина кивнула.

— Я ж её до этого не смотрела, динамику проследить не могу. Но что есть сейчас… То самое и есть. Выжжено всё. Сухое… как наждак.

— Значит…

— Да, Ваня, смазка не выделяется. И она говорила, что всё как парализованное. Я проверила, ну, никакой тактильной реакции, кроме боли и неприятных ощущений, — Шарыгина кивнула, отвечая на непрозвучавший вопрос. — Ла, нормальная половая жизнь невозможна, — и, не выдержав, ударила кулаком по столу. — Какие же вы все сволочи!

— Ну-ну, Варя…

— Что «ну», Ванька?! Ух, моя бы воля, я бы вас всех, кобелей проклятых…!

Она ещё раз стукнула кулачком. Жариков спокойно пережидал. Женская солидарность — явление не новое, как, впрочем, и мужская. Сам он с Юркой тоже кричали так же о бабах — сучках ненасытных, шлюхах и стервах, когда поняли, что и для чего сделали с парнями. Ладно, сейчас Варя выплеснет всё, успокоится, и можно будет продолжить разговор.

Глубоким вздохом Шарыгина выровняла дыхание и заставила себя улыбнуться.

— Ну, Ваня, ты уже придумал?

— Что именно?

— Что делать с Марией. Будешь её уговаривать вернуться к мужу?

— Сначала поговорю с ним.

Шарыгина понимающе кивнула.

— Вызвал его?

— Он сам позвонил. Узнать, как у неё дела. Ну, я и перемолвился с ним.

— Понятно. Но решать будет она. Понял, Ваня?

— Варя, не учи меня работать. Она, кстати, уже решила. Ты же знаешь.

Он не спрашивал, но Варвара кивнула. Жариков улыбнулся.

— Ну вот, а я посмотрю, как ей помочь. Чтобы она потом не жалела о решении.

Варвара вздохнула.

— Ты уж постарайся, Ваня.

— Постараюсь, — очень серьёзно ответил Жариков и встал. — Спасибо, варя, я пошёл. Справочку, значит, как договорились.

— Да-да, иди, Ваня, пока, — Шарыгигна снова уткнулась в бумаги.

От Шарыгиной Жариков пошёл к Марии. Время между процедурами и ужином — самое удобное для приватной беседы. И если она пошла прогуляться в сад, то тем лучше. Но сначала заглянем всё-таки в палату.

Уже в коридоре он услышал смех и голоса. Это кто же у Марии? Ну, Майкл, понятно, здесь клиника явная, а вот кто ещё…

Дверь оставили приоткрытой, и Жариков, лёгонько стукнув костяшками пальцев по косяку, вошёл. Мария в зелёном госпитальном халате сидела на подоконнике распахнутого окна, с двух сторон, как торжественный эскорт, Майкл и Эд, ещё тут же Андрей и… Крис? Совсем интересно!

Увидев Жарикова, Мария ойкнула и пришлёпнула себе рот ладонью, но парни — все без халатов, как и положено посетителям — дружно заулыбались.

— Здравствуйте, Иван Дормидонтович.

Жариков улыбнулся.

— Здравствуйте, парни, здравствуй, Мария. Не помешал?

— Вы никогда не мешаете, — ответил по-английски Андрей.

— Спасибо, — серьёзно ответил Жариков и продолжил тоже по-английски: — Как дела, Мария?

— Всё в порядке, — старательно улыбнулась она. — Совсем больно не было.

— Так уж и совсем? — уточнил Жариков. — Ну, раз так, то совсем хорошо.

Парни переглядывались, явно решая: уйти или остаться. И Жариков только сказал Марии, чтобы она завтра пришла к нему после завтрака, попрощался и ушёл.

Мария вздохнула.

— Думаете, обойдётся?

— Уже обошлось, — фыркнул Андрей. — Неужто до сих пор не поняла.

— Плохо объясняешь, Михаил, — усмехнулся Эд. — Что же ты так?

Михаил смущённо дёрнул плечом. Мария тихо засмеялась.

— Он хорошо объясняет, — заступилась она за Майкла с чуть-чуть преувеличенным жаром. — Это я непонятливая.

— Ничего, — улыбнулся Крис. — Всё поймёшь. Мы тоже не сразу сообразили и поняли.

— Ты долго горел?

Крис даже тихонько присвистнул, а ответил за него Андрей.

— Дольше всех.

— Я ещё раненый был, — улыбнулся воспоминанию Крис. — Меня в Паласе в бомбёжку засыпало, там и гореть начал. Солдаты услышали, как я ору, и вытащили.

— Да, — задумчиво кивнул Андрей. — Нас всех русские солдаты спасли.