— Конечно, Андрюша, — согласилась Женя. — Но на всю ночь…

И Эркин сразу замотал головой.

— Нет, Андрей, мы-то отоспимся с утра, А Жене в первую. И вообще… нам баба Фима рассказывала, интересно, конечно, но… — он замялся.

— Холостяцкий праздник, понял, — кивнул Андрей. — Как раз для меня, — и с увлечением продолжил: — Сразу после смены и пойду, как раз успею.

Женя рассмеялась.

— Ох, Андрюша…

— Ага, — согласился он, вставая. — Я такой. И ох, и ах, и ой-ё-ёй!

Рассмеялся и Эркин, невольно любуясь братом. Хорошо как всё у него получается. И с девчонками уладилось. Письмо от них пришло, что всё хорошо, рады за Андрея, что тот выжил, вернулся на Родину и родню нашёл, и что, как будете в наших краях, то заезжайте. Хорошо им Андрей написал. И не поссорился, и сказал, что к ним не вернётся. И те всё правильно поняли.

— Ну, кто куда, а я на боковую, — закончил Андрей своим обычным присловьем. — Эркин, ты в душ?

— Иди, — улыбнулся Эркин. — Я потом.

— Понял. Женя, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Андрюша, — улыбнулась Женя и, когда Андрей вышел, протянула руку и погладила Эркина по плечу. — Ты хотел пойти на праздник?

Эркин перехватил её руку и поцеловал.

— Нет, Женя, ты же не можешь пойти, а без тебя и мне там делать нечего., - Женя молча смотрела на него, и он продолжил: — Я на выпускном об одном жалел. Что тебя нет. Правда, Женя.

— Но… но, Эркин, у тебя же должна быть своя жизнь, ты же не можешь…

— Жизнь без тебя мне не нужна, — твёрдо ответил Эркин, перебив Женю.

Прислушался и встал.

— Андрей закончил, я пойду.

И вышел.

Так твёрдо, даже жёстко Эркин говорил очень редко. Она по пальцам одной руки могла бы пересчитать, когда он перебивал её, или о чём-то просил, или не соглашался с ней. Но Женя так же твёрдо знала, что, он, решив что-то, уже от своего решения не отступает. Ох, ёжик, ёжик… Она убрала со стола, приготовила всё на завтра, чтобы с утра спросонья не суетиться лишнего.

В ванной, как всегда после Эркина, чистота и порядок. Только халатов нет, его и Андрея. А на полочке в душе приготовлены её мочалка и мыло. Это, конечно, Эркин позаботился. Сейчас она быстренько обмоется и ляжет. Жаль, конечно, что на праздник они не пойдут. Как им рассказывали, это должно быть очень интересно — она даже хихикнула, вспоминая кое-что из рассказов, — но… но на работу же надо с утра. Нет, конечно, работа важнее. Она же не договорилась заранее об отгуле. Когда Андрей приехал, ей без звука дали, но это же были действительно «особые обстоятельства», а не гулянка как сейчас…

Женя вздохнула, повесила полотенце на место и оглядела себя в большом высоком зеркале. А она очень даже ничего-о-о. Не хуже других была бы. Но нет, правильно решила. И не в работе дело, а в Эркине. Он ревнивый, а там купания эти и прочее, кто-нибудь посмотрит не так, а он ведь горячий, не дай бог… тогда он же чуть не убил Рассела.

Когда она вошла в спальню, Эркин уже спал. Женя сбросила халат на пуф, достала из-под своей подушки и надела ночную рубашку, быстро расчесала волосы и заплела косу, выключила лампу и нырнула под одеяло.

Эркин сонно, не открывая глаз, вздохнул и потянулся. Женя осторожно, чтобы не разбудить, погладила его по груди.

— Спим, милый.

И тут же заснула сама.

Ночь на Ивана Купала. Да, он читал и слышал, но вот участвовать… это же совсем другое дело.

— Пойдёмте за цветком папоротника?

Лёгкая насмешка в голосе Аристарха Владимировича не обидела Громового Камня.

— Да, я никогда не видел, как цветёт папоротник. На Равнине он размножается спорами.

Мирон Трофимович с удовольствием рассмеялся.

— В одиночку его не найдёшь, — улыбнулась Агнесса Семёновна.

— Мы с Джинни пойдём, — он подмигнул ей. — Вы согласны?

Джинни покраснела и кивнула.

— Ну, тогда всё в порядке, — рассмеялась Полина Степановна. — Чтоб Джинни, да не нашла!

— Да уж, — Галина Сергеевна оторвалась от своих бумаг. — В нашем лесу медвежью берлогу найти…

— Да ещё с персональной ванной! — фыркнула Калерия Васильевна.

Теперь смеялись все.

Учителя собирались в отпуск, разбирая скопившиеся бумаги, ученические работы, методички… это с ума сойти, сколько хлама, и откуда он только берётся?

— Коллеги, не забудьте про отчёты.

— Я тебе, Мироша, первой сдала, и где он?

— Поля, первой ты мне сдавала отчёт на педпрактике.

— Дцать лет тому назад, — кивнул Аристарх Владимирович, роясь в листах гербария. — Был такой случай в твоей жизни, но он остался единственным. Агнесса, клевер у тебя?

— Да, держите.

У Громового Камня тоже была своя полка в одном из шкафов, правда, почти пустая. Вернее, совсем пустая. Но он положил туда аккуратно переписанные конспекты проведённых уроков и бесед, несколько рисунков «на индейские темы», сделанных в младшей группе, три листка итоговой работы у взрослых… Ничего, это только начало. А пойдёт он опять в племенном. Форма неуместна, брюки и рубашку жалко: костры, поиски кладов и прочее… веселье, а ничего другого у него просто нет. Отпускные дадут в пятницу. Немного, но ему должно хватить до сентября, до полной нагрузки в школе и часов в Культурном Центре. Интересно, сможет ли он выкроить на костюм? Не на «тройку», конечно, но хотя бы брюки и пиджак, и ещё две рубашки, и галстук… К сентябрю надо собрать. На чём он сможет сэкономить? Да, отчёт сдать. Хиленький отчёт, конечно, но у него и часов было… кот больше наплачет.

— Мирон Трофимович, вот отчёт.

— Спасибо, Гриша.

— Встречаемся в четверг?

— Да, в десять.

— Я зайду за вами?

— Да, спасибо. В семь?

— Да. Пока дойдём, будем вовремя.

Расходились весело, будто отпуск уже начался. А разве нет? Осталось-то… в четверг итоговый педсовет, в пятницу зарплата, и до двадцать пятого августа…

Громовой Камень шёл уверенно, но медленно и покинул Культурный Центр последним. Пологое широкое крыльцо уже опустело. Как и площадь. Ну, что ж, до семи он успеет сходить в школу, вернуться домой и переодеться… По времени — да, лишь бы нога не подвела. Ему ещё всю ночь ходить. Или в школу в четверг, после педсовета? Но он уже спустился по ступеням, пересёк площадь и пошёл по в нужном направлении. Теперь второй переулок налево.

У школьной калитки Громовой Камень остановился, оглядывая просторный из-за пустоты двор. Здесь будут сад, цветник, огородик, а там спортплощадка, а вон там — площадка для игр. Ну и что, что пусто, школа только начинается. Проект он видел, с директором говорил, двадцатого августа он придёт сюда, в свой класс, и уже не почасовиком, а учителем. Он пересёк двор, снова поднялся по ступеням, нет, вполне терпимая крутизна, толкнул дверь.

Гулкий, пустой и светлый вестибюль, пустые и очень тихие раздевалки с рядами шкафчиков, пустые доски объявлений и расписания. О! Нет, два аккуратных листка. Он остановился и внимательно изучил незамысловатые тексты. Запись в школу в канцелярии, с десяти до семи, а в субботу с десяти до трёх. Родительские собрания по классам двадцать седьмого августа в шесть вечера. Всё правильно, всё как надо.

На стук его палки и шагов из канцелярии выглянула русоволосая маленькая женщина в очках. Громовой Камень уже знал её — Анна Алексеевна, секретарь — и весело поздоровался.

— Здравствуйте, Анна Алексеевна.

— Здравствуйте, Громовой камень, — ответно улыбнулась она. — Пришли посмотреть?

— Да.

— Возьмите ключ, — позвала она его.

— Спасибо.

Он вошёл в канцелярию, и анна Алексеевна сняла с доски и протянула ему ключ с деревянной биркой.

— Мебель ещё не привезли.

— Я знаю.

Она понимающе и немного грустно улыбнулась.

— Просто подышать?

Громовой Камень молча кивнул.

Да, он знает, что такое пустая школа. Тогда, в Эртиле, в школе шёл ремонт, а они помогали, их — старшеклассников — попросили остаться на каникулы помочь, и он не поехал в стойбище, тогда и научился малярничать, класть штукатурку и ещё многому другому, а когда ремонт закончился и все ушли, он так же бродил по пустой школе и воображал. Он уже знал, что пойдёт в педагогический класс. И готовился. И были ещё школы. В обломках мебели и осколках стёкол, и трупах. И те школы были не пустыми, а мёртвыми.