— Андрюшу все любят у нас, и на работе, и в школе. Он позже остальных учиться начал, и не только догнал, но и первым закончил. На одни пятёрки. И на работе. Другие по году в учениках сидят, а Андрюшу через квартал в рабочие перевели.
Андрей, растерянно полуоткрыв рот, слушал Женю и ничего не понимал. А Женя уже перешла к бытовым проблемам.
— У Андрюши и своя квартира будет, уже дом построили, обставить только надо, издесь у него комната своя. Я понимаю, вам, Игорь Александрович, конечно, хочется, чтоб ему хорошо было, но у Андрюши вс1 есть. Андрюша, ты бы показал, какая комната у тебя, и книг ты сколько накупил.
Бурлаков живо обернулся к двери, ведущей, как он понял, в комнату андрея, но тот одним прыжком сорвался с места и загородил собой дверь.
— Не пущу! Шмон по ордеру только, понял?
— Андрюша! — ахнула Женя. — Он же отец тебе.
— Без ордера только своим, — упрямо повторил Андрей.
Что Женя своим рассказом пытается заставить Бурлакова не забирать его, он догадался, но подыгрывать не стал.
Бурлаков ответить не успел. Потому что открылась входная дверь и Женя метнулась в прихожую.
— Эркин, наконец-то!
Андрей перевёл дыхание и улыбнулся. Теперь он не один. А вдвоём они — сила!
Ещё подходя к дому, Эркин заметил, что свет горит во всех окнах, кроме Алискиной комнаты. С чего это? Ну, Женя его ждёт, но либо на кухне, лимбо в спальне, ну, у Андрея свет, зачитался, наверное, как обычно, а в большой-то почему? Плотные шторы не давали разглядеть внутренность, и он начал тревожиться. Взбежал по лестнице, подошёл к своей двери и, доставая ключи, прислушался. Вроде слышались голоса, но… но там что-то странное, и, тревожась всё сильнее, открыл дверь.
Одновременно он услышал голос Андрея, злой, на той грани, где слова уже не важны, а достают нож, и тут к нему на шею кинулась Женя.
— Женя, что случилось?!
— Он приехал! Эркин…
— Кто?! Женя, кто?
— Он. — Женя как-то забыла, что Эркин даже о телеграмме не знает. — Он, Бурлаков, Андрюшин отец.
Отец? Эркина вдруг шатнуло, он даже ухватился за дверной косяк, чтобы устоять.
— И… — он выталкивал слова сквозь сведённое судорогой горло. — И что теперь?
— Андрей… он как не в себе, он… успокой его.
Эркин кивнул, заставил себя перевести дыхание и, как был, не переобуваясь и не сняв джинсовой куртки, вошёл в гостиную.
Стол выдвинут и накрыт для чая. Андрей в дверях своей комнаты, загораживает её, а за столом седой, памятный ещё по лагерю…
Увидев Эркина, Андрей радостно улыбнулся.
— Во! Здравствуй, брат.
— Здравствуй, — кивнул Эркин.
Бурлаков повернулся к нему и встал.
— Здравствуйте.
Ему, улыбаясь, протягивали руку, и Эркин ответил на рукопожатие, тоже улбынулся. Но глаза его оставались встревоженными.
Вбежала Женя с чашкой.
— Эркин, садись, ты с работы, чаю…
Помедлив, Эркин кивнул.
— Да, Женя, я сейчас, — и Бурлакову: — Извините.
В прихожей он снял и повесил джинсовку, переобуваться всё-таки не стал, мало ли что, да и неудобно при таком госте в шлёпанцах, вымыл руки и вернулся в гостиную. Женя ему уже налила чаю, и он сразу, едва сев за стол, отхлебнул горячей сладкой с приятной горчинкой жидкости.
Сел к столу и Андрей.
— Вот, брат, смотри, кто приехал.
— Вижу, — ответил Эркин.
Он не знал, как спросить о самом главном: когда Бурлаков заберёт Андрея и можно ли будет им потом если не видеться, то хотя бы писать друг другу, он же только грузчик, да ещё бывший раб, а Андрей теперь не простой работяга, репатриант из угнанных, каких сотни и тысячи, а сын председателя всесильного Комитета. И спросил о другом. Но тоже важном.
— Вы получили письмо? Женя написала вам тогда, весной.
— Да, — кивнул Бурлаков. — Получил. Но я был в поле, в экспедиции и прочитал, когда вернулся.
Он видел, что Эркин не понял его слов про поле и экспедицию, но не место и не время объяснять. Парень чем-то сильно встревожен, почти напуган.
— Как на работе?
— Спасибо, — вежливо улыбнулся Эркин. — Всё в порядке, — посмотрел на Андрея и решил попробовать выяснить не впрямую, а с подходом. — Ты уроки все сделал?
— Русский весь, и физику. По биологии почитать ещё надо. А ты?
— Русский сделал, — Эркин улыбнулся Жене, успокаивая не так её, как себя: ну, раз Андрей говорит об уроках, значит, завтра он ещё здесь, а за ночь они обо всём договорятся.
Эркин пил чай и смотрел на Андрея. Будто запоминал, будто в последний раз видит. Андрей почувствовал, понял этот взгляд и сразу напрягся. Нет, гнать этого придурка к чёрту, пока, в самом деле, до ножей не дошло.
— Ну, брат, как он тебе?
— Кто? — не понял вопросы Эркин.
— А вот сидит. Четыре месяца думал, надумал и припёрся. Он, вишь ли, отец и права имеет.
— Какие права? — глухо спросил Эркин.
— А любые. Помнишь, читали?
Похолодев, Эркин кивнул. Эти статьи читали всем «Кораблём». Даже те, кто газету ни на завёртку, ни на закрутку не возьмёт, эти читали, передавая из рук в руки. Что родители ищут потерянных в войну детей, находят и забирают, что если нет документов, то по воспоминаниям, по родинкам опознают, что лучше, чем с родными, нигде и никак не будет, что родная кровь всего сильнее, а права родительские нерушимы… Словом, все тогда перепугались. Ведь половина, а то и больше приёмные, записанные, кого в угоне, а кого прямо на дороге подобрали. И не местный писака сочинил, а из столичных газет перепечатали. Это от власти, не прямой приказ, но предупреждение: готовьтесь, дескать. Они тогда решили, что им бояться особо нечего: Алиса Жене родная, кровная, он — муж Жени и в метрику Алисе отцом вписан, а от Андрея отец — по словам самого Андрея — отказался, так что… рано радовались, выходит. Не понял чего-то, значит, тогда Андрей, вот и… Заявился. Прямо, как писали, что приезжают и… с концами. И у него все права. Он — отец.
— Он твой отец, — тихо сказал Эркин.
— Ага, — неожиданно легко согласился Андрей. — А ты мне кто? — и, не дожидаясь слов Эркина, сам ответил: — Брат. Значит, и тебе он отец.
— Что-о?! — Эркин даже вскочил на ноги, сжав в кулаке ложечку.
Оторопело посмотрел на Бурлакова, снова на Андрея. И Андрей, увидев, как медленно исподволь темнеет и тяжелеет лицо Эркина, решил, что игра сделана и надо добивать.
— Что? — он издевательски улыбнулся Бурлакову. — Замандражировал, профессор?
К его удивлению, Бурлаков радостно улыбнулся. Андрей понял, что опять прокололся, не то слово выпустил, и решил быстренько поправиться, да и фразу надо закончить.
— Отказываешься?
— И не думаю, — рассмеялся Бурлаков. — Ни мандражировать, ни отказываться не буду. Твой брат — мне сын.
— Так что, папаня это твой теперь, Эркин, — нарочито заржал Андрей. — Люби и почитай.
Звякнув, упали на стол обломки ложечки. Медленно, как-то деревянно, Эркин повернулся и вышел из гостиной. В наступившей тишине было слышно, как хлопнула дверь спальни. Андрей растерянно посмотрел на Бурлакова, на Женю.
— Чего это он?
Бурлаков не понял, из-за чего сорвался Эркин, что это за разговоры о родительских правах, но что произошло нечто резко, а может, и непоправимо изменившее ситуацию, это-то он понял.
Женя сорвалась со стула и выбежала. Снова хлопнула дверь спальни.
Андрей уже не улыбался. На глазах Бурлакова играющий, придуривающийся мальчишка стал настоящим битым опытным блатарём. Он видел таких. И в Сопротивлении, и раньше, в экспедициях.
В гостиную вошла Женя, бледная, с тёмными глазами на пол-лица.
— Иди к нему. Он лежит и плачет.
Эркин? Плачет?! Андрей швырнул на стол ложку, рывком встал и вышел. Женя прошла к столу и села.
— Игорь Александрович, — она говорила очень спокойно, но с убеждённостью правоты. — Я думаю, вам лучше уехать.
Бурлаков молча смотрел на неё, и Жене стало его нестерпимо жалко. И как глупо, нелепо всё получилось. Ведь можно было по-хорошему договориться. Что Андрей останется жить в Загорье, хотя бы на три года, пока не кончит школу, получит аттестат, квалификацию… А Андрей устроил такой безобразный скандал. И Эркин теперь, господи, с Эркином-то что делать? Андрей пошумит и успокоится, бывало же уже, а Эркин — она-то уж его знает — будет ещё месяц сам не свой ходить. Но и Бурлакова жалко. Услышать такое от сына… после такой разлуки… Ведь если все, вся семья погибла, и они одни вдвоём, то надо держаться друг за друга, а не гнать. Ну, с Андреем она уладит, постарается уладить, не такой уж он дурак, как представляется.
