Эркин шёл домой, с удовольствием слушая поскрипывание снега под бурками, сбив ушанку на затылок: мороз сегодня совсем мягкий. За отворотом полушубка газета, в руках сумка с кое-какими покупками. Шёл и жмурился от солнечных золотистых искр. Народу на улице мало: он с покупками малость припозднился, и основной поток идущих на смену и со смены схлынул. Но на идущего впереди парня он бы и в толпе обратил внимание. Опасливая осторожность ловких движений, обтрёпанная рабская куртка, втянутые в рукава от мороза руки, рабские сапоги… «Ого, — усмехнулся Эркин, — глядишь, ещё одно новоселье скоро будет», — и прибавил шагу, нагоняя парня. Интересно, куда его поселят, ведь в их крыле все квартиры уже заняты.

Услышав шаги за спиной, парень опасливо полуобернулся, и по этому движению Эркин окончательно убедился: спальник и, похоже, джи.

— Привет, — дружелюбно поздоровался он по-русски и продолжил по-английски рабским приветствием: — Еды тебе.

— И тебе от пуза, — настороженно ответил парень, быстро оглядывая Эркина. — Давно здесь?

— С декабря, — охотно ответил Эркин. — А ты?

— Не очень, вот-вот только. Как здесь с работой?

— Хорошо, — убеждённо сказал Эркин. — Завод большой, стройка, автокомбинат, — он невольно перешёл на русский. — Ну, и ещё можно найти.

Парень кивал, слушая перечень, и спросил совсем тихо, по-камерному.

— Эл?

— Такую работу ищешь? — удивился Эркин. — Не перегорел, что ли?

— А ты?

— Давно уже, — спокойно ответил Эркин.

— И я, — парень неохотно улыбнулся и стало видно: он-то — мальчишка совсем, не больше семнадцати и… да, точно, трёхкровка.

— Так чего трепыхаешься?

— Впервые своего встретил, — парнишка улыбнулся смелее. — Думал, нас всех к ногтю. Кончили.

— Всех кончить нельзя, — убеждённо сказал Эркин. — Кто-нибудь всегда уцелеет. Ты на Корабль сейчас?

Парнишка мотнул головой.

— Не, — и вздохнул: — Там комитетские, а мы…

Вот тут Эркин удивился. Чтоб не через Комитет… это ж как так получилось?

— А ты что? Не через Комитет?

— Куда мне, — вздохнул парень и старательно выговорил по-русски: — Со свиным рылом да в калачный ряд.

— Чего так?

— А ты что? — он смотрел на Эркина с искренним недоумением. — Через Комитет?

— Ну да.

— Так… так там же… врачи, — последнее слово он выдохнул с суеверным ужасом.

Эркин понимающе кивнул.

— На осмотре когда только рубашку снимаешь. Это не страшно.

— А мне говорили, всё смотрят, — упрямо возразил парень. — А ну как опознали бы меня, тогда что? Им куда деваться?

— Кому? — не понял Эркин.

— Ну… моим, — совсем тихо сказал парень. Я ж… я ж один работаю, могу работать.

— Ладно, — Эркин быстро оглядел улицу. — Ага, вон она, пошли поедим.

У входа в пельменную парень задержал шаг, но Эркин плечом подтолкнул его.

— Топай, малец.

В маленькой пельменной было тепло. Парень попытался было сказать что-то о деньгах, но Эркин камерным шёпотом велел ему заткнуться и громко заказал две двойных порции со сметаной. Заняли столик в углу, Эркин снял и положил на свободный стул полушубок и ушанку, парень расстегнул куртку и снял дешёвую облезлую ушанку. Миловидная пухленькая официантка поставила перед ними большие наполненные дымящимися пельменями тарелки, хлеб и, пожелав приятного аппетита, вернулась за стойку.

— Давай, наворачивай.

Парень кивнул.

— Спасибо, — выдохнул он между двумя ложками.

— На здоровье, — усмехнулся Эркин. — И много вас?

— Четверо, я пятый. Кто мал, кто стар, ну и я…

— Как же ты через границу без Комитета проехал?

— Ещё той весной… просочились, границы тогда, считай, не было, до осени там на Территориях крутились, и стало нас относить, ну, знаешь, как щепки водой. Мамка в тифу слегла, не встала. Ещё… всякое было, — он всё сильнее перемешивал русские и английские слова. — Они меня зимой в горячку прикрыли, не сдали патрулям, ну, я и остался, семья же, понимаешь, а с Хэллоуина мы и рванули, чтоб под поворот не попасть, а денег ни хрена, летом за жратву работали.

— Чего так? Летом ещё за платили, это осенью началось.

— Хорошо так удалось. Работают двое, я да дед, а кормят всех. Это ещё ничего-о.

Лицо его блестело от выступившего пота. Ел он быстро, по-рабски, но аккуратно. Хлеб, свой и, взглядом спросив разрешения, Эркина завернул в бумажную салфетку и сунул в карман.

— На завод только от Комитета берут, не знаешь?

— Не знаю. Но… документ-то есть у тебя?

— Откуда?

— А у остальных?

— Угнанные они, — вздохнул парень. — У деда… ну, улаживает он как-то. Мне б до весны дотянуть, чтоб в батраки куда подальше. А ты?

— Я на заводе, грузчиком, — Эркин задумчиво смотрел на него. — Иди в Комитет, парень, не продержитесь так.

— Ошалел, — парень зло посмотрел на него. — Комитет! Знаю я, наслышан. Деда за укрывательство, а если нет, то в богадельню, малых в приют, а меня куда? На исследования? Мамка помирала, говорила, чтоб вместе держались, семьёй.

— Семьи не разлучают, — возразил Эркин. — Ты слышал, а я там был, месяц в промежуточном и Центральном сидел, плохо мне там не было. И в Комитете ссуду дают. Безвозвратную.

— И большую? — насмешливо хмыкнул парень.

— По десять тысяч на человека и ещё десять тысяч на семью, — спокойно ответил Эркин.

Парень с полуоткрытым ртом уставился на Эркина, судорожно сглотнул и… захохотал. Он смеялся долго, взахлёб, даже слёзы на глазах выступили.

— Ну… ну ты даёшь, — наконец выдохнул он. — Ну, отмочил, ну, спасибо, повеселил. Слушай, ты это сам придумал, нет? Слушай, таких же деньжищ не бывает.

Эркин спокойно переждал его смех улыбнулся.

— Сходи и узнаешь. Я сначала тоже так думал, — и повторил: — Семьи не разлучают.

— Семьи, — возразил парень. — А мы… с бору по сосенке.

Эркин понимающе кивнул.

— Пишут со слов. Так что, как скажете, так вас и запишут. Сейчас на подёнке?

Парнишка хмуро кивнул.

— И той сейчас нет. Мужики все вернулись, по-соседски друг другу помогают, понимаешь, задарма, они все тут родичи, сябры да соседи, а мне… хорошо ещё бабку нашли, она одна, как это, да, бобылка, ну, и пустила нас, за работу, ну, по дому.

— Знаю, — Эркин улыбнулся воспоминанию. — Сам так в Алабаме снимал.

В пельменной было пусто, никто их не торопил, но сидеть над пустой тарелкой тоже не будешь, это уж надо спиртное брать, что совсем ни к чему.

— Ладно, — Эркин положил на стол рубль, наели копеек на шестьдесят, ну, семьдесят пять от силы, ну, да ладно. — А Комитета тебе не миновать.

— Как и Оврага, — усмехнулся парень. — Спасибо за еду, видно, что ж…

Он встал, застегнул куртку и натянул шапку. Оделся и Эркин. Вдвоём они вышли на улицу.

— Без документов тебя не возьмут никуда, — тихо говорил Эркин. — А документы только через Комитет выправишь. Так что сам иди, пока милиция не отвела. Дед, говоришь, есть, вот он и идёт пускай. Он говорить будет, а ты рядом стой и улыбайся, учить тебя, что ли?

— Там бабы или мужики? — так же тихо спросил парень. — На кого целить?

— Всех навалом. Сам посмотришь. Не бойсь, трахаться не придётся.

— За ради семьи я и это смогу, — мрачно ответил парень, натягивая глубже ушанку. — Ладно, бывай.

— Бывай, — кивнул Эркин.

И уже разойдясь с парнем, подумал, что имён они друг другу так и не спросили, и не назвали. Ну, да ладно, не так уж велико Загорье, встретятся. А здорово будет, если малец на завод попадёт.

Перешагивая через две ступеньки, Эркин поднялся на свой этаж, поздоровался с семенившей куда-то по своим старушечьим делам бабой Тосей из правой башни — интересно, чего это её в наше крыло занесло? — тщательно обтёр бурки о коврик и открыл дверь.

— Э-эри-ик! — привычно встретил его радостный визг Алисы. — Ты пришёл!

— Ага, — согласился Эркин, раздеваясь и развешивая полушубок, ушанку, шарф, бурки — пусть обтаивают — и понёс на кухню сумку с покупками.