Я не испытывал никаких лингвистических трудностей во время разговора с комиссаром Келли. Действительно, нет причин полагать, что последние языковые изменения на Опале способны помешать нашему общению.

После этой встречи, длившейся чуть менее двадцати минут, комиссар сказал мне, что у него есть другие дела. Я вышел, и тогда он заговорил – по-видимому, сам с собой. Он наверняка полагал, что мне его не услышать, но я создан на основе первоклассного генетического материала и имею гораздо более чувствительный, чем у большинства людей, слух.

– Итак, мистер В.К.Талли, – сказал он. – «Можно мне говорить», значит. Можно мне лепетать – будет вернее. Смешная ты утка – это уж точно. Интересно, зачем тебя сюда принесло?

Утка – это животное, обитающее на Земле. Будучи завезена на Опал, она прекрасно здесь прижилась. Ясно, что человеческое существо – это не утка, а также, что человек даже близко ее не напоминает. Поскольку я похож на человека, то соответственно я не мог быть принят за утку. И трудно понять, каким образом комиссар Берди Келли допустил такую ошибку, если только не ошибаются сами лингвистические банки данных.

Подобные случаи требуют всестороннего анализа.

Вселенная полна противоположностей. Чудовищные гравитационные поля или почти полное их отсутствие; страшнейший холод или жара, которую не выдерживают самые тугоплавкие вещества; давления в миллионы атмосфер или практически полный вакуум.

Лед и пламя. Нифльхейм или Муспелльсхейм: древние символы противоположности, придуманные людьми задолго до Экспансии.

Планеты – вот уж воистину странные образования, непонятная нейтральная зона между солнцами и пустым пространством, тонюсенькая прослойка, где могут существовать умеренные температуры, давления и гравитационные поля. И если планеты – это аномалии, тогда планеты, на которых способна существовать жизнь, – явление еще более редкое, вероятность появления которого среди всего набора странностей близка к нулю.

И где место человека в этом чужом мире?

– О чем задумалась? – голос Ханса Ребки прервал унылые размышления Дари.

Она улыбнулась, но ничего не ответила, глядя в иллюминатор и размышляя о неудовлетворительном положении дел. Далекие, как сон. Врата Стражника находились в восьмистах световых годах. Гаргантюа, заполнивший сейчас все небо, был гораздо больше знакомого ей с детства Стражника и гораздо внушительнее. А Глаз представлял собой газовую воронку, достаточно широкую, чтобы поглотить десяток обычных планет.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?

– Вряд ли это возможно, даже если ты захочешь. – Ханс Ребка кивнул в сторону пульта управления. – Они не дадут мне подойти ближе. По-моему, Каллик просто забавляется.

Прекрасно было сознавать, что рядом кто-то есть. Все время, пока они вращались вокруг Гаргантюа, Дари пребывала в глубокой депрессии: руководствуясь столь неопределенными указаниями, забраться так далеко и в результате не найти ничего, что позволило бы воскликнуть: «Вот оно! Это именно то, что мы здесь искали!»

Вместо этого им приходилось крутиться вокруг газового гиганта, едва не ставшего звездой, и недоступного из-за плотной ядовитой атмосферы и гигантского гравитационного поля. Все, что они здесь нашли, – это четыре главных спутника Гаргантюа с собственными атмосферами и океанами; атмосфера на них состояла в основном из азота вперемешку с едким фотохимическим смогом из этана и синильной кислоты, а океаны представляли собой жидкий этан и метан. Их поверхности, еще недавно кипевшие во время сближения с Мэнделом и Амарантом, теперь вновь остыли на пару сотен градусов ниже точки замерзания.

Если здесь и можно что-нибудь найти, то только на каком-нибудь маленьком безвоздушном спутнике, одном из нескольких сотен. Каллик и Ж'мерлия терпеливо наблюдали за ними и вычисляли орбитальные параметры каждого, чтобы впоследствии идентифицировать. Следить за их причудливым движением было просто невозможно, и даже для бортового компьютера «Летнего сна» задача оказалась довольно сложной. Наконец команда нашла нечто интересное, примерно соответствовавшее смутным критериям Дари.

– Сколько они уже обработали? – В глубине души Дари вовсе не была уверена, что хочет услышать ответ. Поскольку, когда они перелопатят все более или менее крупные фрагменты и ничего не найдут, ей нечего будет им предложить, кроме возвращения на Добеллию с пустыми руками.

Ханс Ребка пожал плечами, но Дари услышал Ж'мерлия. Его лимонные глаза повернулись на коротеньких глазоножках.

– Сорок восемь. – Он помолчал и, отвечая на невысказанный вопрос, добавил: – Пока что мы ничего не нашли. Нет даже признаков минеральных ископаемых.

Конечно нет. Не будь таким глупым, Ж'мерлия. Это же Круг Фемуса! Бедный металлами, бедный минералами и бедный всем, чем только можно. Систему Мэндела обшарили в поисках полезных ископаемых давным-давно, во время колонизации. Если здесь что-то и было, все добыли и забрали сотни лет назад.

Дари догадалась не произносить эту тираду. Сейчас ее злило буквально все, так как она чувствовала себя виноватой. Двое чужаков выполняли всю работу в то время, как сама она сидела сзади, смотрела на них и ныла.

– Сколько еще осталось, Ж'мерлия?

– По крайней мере несколько сотен. По мере сближения обнаруживаются все более мелкие тела. И на каждое приходится тратить время. Основная проблема – параметры орбиты; измерения занимают много минут, иначе не добиться нужной точности. Требуется особая тщательность, чтобы ни одного не упустить или, наоборот, не повториться. Старые каталоги, конечно, помогают, но последние возмущения сделали их недостоверными.

– Тогда мы застряли надолго – по крайней мере на несколько дней. Что ты об этом думаешь, Ханс? Давайте сядем где можно будет выпрямиться и завершить поиски в более-менее нормальных условиях. Скафандры у нас есть. Разомнем ноги на один из планетоидов и выберемся наконец из волос друг друга, хотя бы на час-другой.

– У нас уже есть… к-кандидат. – Каллик тоже следила за разговором. Она уже могла довольно бегло говорить, и лишь иногда заикалась от возбуждения. – Мы взяли его на заметку, как только… о-б-бнаружили. Что скажешь, Ж'мерлия?

Лотфианин кивнул.

– Он отмечен в старом каталоге под идентификатором «Дрейфус-27», и как-то раз одна исследовательская экспедиция уже использовала его в качестве базы. Там должны быть тоннели, а возможно, и воздухонепроницаемые камеры. До него можно добраться с нашей нынешней орбиты с минимальной затратой энергии. Не хотите ли взглянуть на его описание?

Дари ухватилась за предложение Ж'мерлии с неприличной поспешностью. Она сознавала это, но совладать с собой не могла. Движение, суета, деятельность – вот что ей сейчас необходимо, даже если это будет просто движение и суета, столь же бесполезные, как и приведение в порядок голой каменной глыбы, чтобы люди и чужаки несколько дней смогли бы называть ее своим домом.

Сближение с Дрейфусом-27 подтвердило данные дистанционной разведки. Планетоид представлял собой темный, испещренный кратерами обломок, километров десяти в поперечнике, вращавшийся по низкой орбите вокруг Гаргантюа. Тысячу лет назад обнаруженные в верхних слоях Дрейфуса-27 следы никеля и железа вдохновили разведчиков на глубинное бурение. Щебенка и пустая порода, до сих пор покрывавшие неровную поверхность планетоида метровым слоем, красноречиво свидетельствовали, что никаких более или менее пригодных к обогащению залежей обнаружено не было, но автоматическое бурильное оборудование шахтеров поработало при этом на славу. Недра Дрейфуса-27 истыкали вдоль и поперек, пробурили, вычерпали (а породу измельчили и просеяли), образовав внутри самый настоящий лабиринт из шахт, коридоров и камер.

В отсутствие воздуха и сколько-нибудь заметной гравитации эти тоннели сохранялись в неизменном виде с того самого дня, как их забросили. Вновь прибывшие могли безошибочно констатировать окончательное разочарование шахтеров по беспорядочным грудам обломков породы и недостроенным жилым помещениям. Начиналось же все с радужных надежд, вдохновивших людей на постройку постоянной базы, пригодной для ведения широкомасштабных горных работ. Постепенно надежды эти испарились, и однажды, собрав свои инструменты, люди улетели. Однако они все же прошли полпути, стремясь сделать Дрейфус-27 пригодным для обитания. Плодов их труда оказалось вполне достаточно для нужд экипажа «Летнего сна».