— Возможно. Но не при нашей жизни, Эразм, и, честно признаюсь, я этому рад. Мне наши старинные мельницы куда милей жаркого пыханья паровых котлов Джейми. Подумайте только, какой Зверь может вылезти из них!.. Однако давайте спустимся в яму. Этак нам Бессмертного не выследить.

Доктор не двинулся с места.

— Хочу проверить все части поэтического послания старого Джеральда Олдертона. «Коль с востока ветр могучий над холмом разгонит тучи». Ну, ветер и впрямь хоть куда, а вот с тучами не так все гладко. — Дарвин оглянулся на низкую пелену облаков на востоке. — Никуда не денешься, тучи есть — но луну не загораживают. Интересно, насколько вольное толкование по части туч здесь позволительно? Так, следующий шаг. «И над мельницей, бледна, встанет полная луна». Тут все в порядке. Дальше. «То из черного колодца лютый Зверь на волю рвется». Пока что-то со зверем заминка. Пойдемте заглянем в саму каменоломню.

Он бросил последний взгляд на вращающиеся над головой лопасти и двинулся в обход мельницы. Каменоломня находилась совсем рядом, в каких-то сорока ярдах, на западном склоне холма. Спираль низких широких ступеней вела в глубь черного двадцатифутового провала к неровному и бугристому дну, на котором еще виднелись следы извлеченных из мягкой меловой породы глыб кремня.

— Пять тысяч лет, — тихонько выдохнул Дарвин. — Каменоломне пять тысяч лет.

Друзья стояли на самом краю. Из ямы, точно дыхание пяти тысяч зим, поднимался промозглый холод. Воображение так и рисовало в самой тени притаившиеся в ожидании фигуры.

Поул с Дарвином начали осторожно спускаться, оглядываясь на каждом шагу. Белые стены каменоломни отражали лунный свет, так что почти до самого дна дополнительного освещения не требовалось.

На последней ступеньке доктор все же зажег фонарь и поднял его повыше, всматриваясь в темные углы. Черные затаившиеся фигурки бежали перед лучом света, прячась в самые дальние щели и закоулки. Слышались лишь скрип и потрескивание мельничного механизма, да тихо посвистывал ветер в деревянной решетке. Сырые меловые стены словно бы отрезали все обычные ночные звуки.

Джейкоб Поул вынул пистолеты из ящичка, зарядил их и тихонько поставил ящичек на пол. Двое друзей осторожно двинулись по неровному дну ямы, обследуя темные расщелины и ниши, куда не проникал лунный свет. На дальней от мельницы стороне каменоломни обнаружилась ровная, гладкая площадка, похожая на овальный стол. Через несколько минут бесплодных поисков доктор с полковником остановились там, решая, что делать дальше.

Луна стояла почти над самой мельницей, косые лучи падали на дно и стену каменоломни. Вращение решетчатых лопастей отбрасывало на пол узор из быстро проносящихся черных полос. Дарвин взглянул, как мелькают на фоне поднимающейся луны крылья ветряка. Внезапно доктор сделался напряжен и молчалив.

— Ну же, Эразм, — прошипел Поул, судя по всему, не решаясь говорить громко. — Что теперь? Зверя нет и в помине. По-моему, время к полночи, но где же Бессмертный? В том послании Джеральда Олдертона ничего не говорится, сколько нам ждать его появления?

Дарвин не ответил. Нахмурившись, точно в попытке ухватить какое-то ускользающее воспоминание, он глядел на мелькающую в просветах между лопастями луну. И наконец кивнул. Крепко прижав указательный палец левой руки к пульсу на запястье правой, доктор забормотал что-то себе под нос.

Через минуту-другую он наконец пришел к решению.

— Ладно, Джейкоб. Не думаю, что мы встретим Бессмертного сегодня. Или, коли на то пошло, завтра. Так что с тем же успехом можем возвращаться, пока Брезертон не поднял тревогу. — Держался он непринужденно, но решительно. — Как по-вашему, успеем мы обернуться в Кингс-Линн и обратно за три дня?

— Легко. — Поул глубоко вздохнул и начал разряжать пистолеты, чтобы уложить их обратно в ящик. — Но должен сказать, Эразм, это не очень-то честно. Где Бессмертный? И при чем тут Кингс-Линн? Я-то думал, мы теперь двинемся в Стиффки. И вообще есть здесь Зверь или нет? Только вчера вы утверждали, что ни один зверь по природе своей не может быть бессмертен.

— Про Кингс-Линн объясню позже. Что же до остального, я сказал только, что никакой зверь не может расширять и утверждать место своего вида в мире, если в должный срок не уступает этого самого места своим потомкам. — Дарвин повернул обратно к манору. — Я не говорил, что зверь теоретически не может быть бессмертен, — только что любой зверь в природе рано или поздно умирает, от несчастного случая или же болезни. Поэтому ради выживания рода он должен размножаться; а если признать необходимость размножения, то бессмертие или очень долгая жизнь становится недостатком, поскольку уменьшает скорость совершенствования вида. Ergo[33], Ламбет Бессмертный, если рассматривать его как бессмертное существо, много сотен лет обитающее в Олдертонской каменоломне, являет собой животное, в высшей степени невероятное.

Джейкоб Поул фыркнул и ткнул большим пальцем в сторону ямы.

— Вы отрицаете, что Том Бартон погиб именно там? Оспариваете реальность его смерти или ран Филипа Олдертона?

— Ничуть. — Друзья дошли до боковой двери поместья. — Смерть была самой что ни на есть реальной, а раны — куда как вещественны. Но это ничего не меняет. Призраки, если они только вообще существуют — а в данном отношении я, как вы знаете, скептик, — будучи сами бесплотны, не могут наносить настоящие раны. И напротив, настоящие звери, по причинам, которые я вам привел, не могут быть бессмертны. Наша же проблема, на мой взгляд, состоит лишь в том, чтобы найти связующее звено между бессмертием и реальностью ранений Бартона с Олдертоном. Давайте сейчас прекратим этот разговор; хватит времени как следует все обсудить по дороге в Кингс-Линн. Мне бы хотелось выехать завтра как можно раньше. А пока довольно философствований.

Поул выслушал окончание этой тирады с крайне недоумевающим видом.

— Первый раз слышу, чтобы вы, Эразм, призывали поменьше говорить, — проворчал он, открывая дверь.

Доктор задумчиво раздул щеки и бросил последний взгляд в сторону темной и безмолвной каменоломни.

— Уверяю вас, Джейкоб, на то есть веские причины. Если бы на земле водились призраки, я бы ожидал встретить их там, в карьере. А сами разве вы не видите их внутренним оком? Скорченные во тьме фигурки, выбивающие кремень из мела, откалывающие куски породы… — Он покачал массивной головой. — А ведь я не отличаюсь неврастеническим темпераментом. Ладно, оставим. Уверен, никто в поместье еще не лег спать. Все ждут — или страшатся — очередного появления Бессмертного. Мне бы хотелось минут десять побеседовать с Элис, Олдертоном и Джеймсом Ледьярдом. Полагаю, Брезертон тоже будет там. Отложите пистолеты, подоприте глаза еще на часок, и посмотрим, до чего мы сумеем договориться.

Карета застряла. Несмотря на все усилия, ее никак не удавалось вытолкать из месива, в которое трехдневный ливень превратил гужевую дорогу. Кутаясь в плащ от резкого ветра, Дарвин беспокойно поглядывал на восток. Вдали, над серовато-стальной гладью моря, в небесах показался просвет.

— Начинает расходиться, — мрачно промолвил доктор. — И дождь перестал. Если только можно верить барометру, ночью опять будет ясно.

Джейкоб Поул на миг оторвался от работы — он руководил четырьмя парнями, спешно нанятыми в ближайшей деревне. Они подсовывали бревно под левую боковую ось.

— Слишком уж мы задержались в Кингс-Линн. Это я виноват. И не представлял, что дорога так раскиснет. Меловая порода хорошо впитывает, но под ней, похоже, слой глины. Дайте мне еще два часа, и мы снова двинемся в путь. Думаю, если впредь держаться поближе к обочине, второй раз мы уж не застрянем.

Подойдя к карете, Дарвин уныло поглядел на массивный заводной механизм, заботливо обернутый в брезент и мешковину.

— Вина тут не ваша, Джейкоб. Моя. Это ведь я не мог уехать, пока не изготовят эту штуковину. Когда б не она, я с удовольствием проделал остаток пути пешком. До Олдертон-манор не больше шести миль. Но после того, как мы везли прибор всю дорогу, страшно не хочется бросать его в последний момент.