— Тянет. Но я всегда спрашиваю себя: а зачем? Будь этот человек одним из моих пациентов в Личфилде, причем состоятельным, я бы непременно обсудил с ним методы лечения и предложил бы изменить образ жизни. Но у вышедшего отсюда бедолаги нет подобной возможности. Он беден — видели его башмаки? — у него нет денег на лекарства. Пусть лучше живет в счастливом неведении. Открою я ему горькую правду, не открою — не пройдет и года, как он покинет этот мир.

Фолкнер поднялся из-за стола.

— А я должен покинуть эту таверну прямо сейчас. У меня назначена встреча за рекой, в Саутуорке. Итак, джентльмены, до вечера. Значит, в семь?

— Да, в семь мы вновь будем иметь удовольствие увидеться, — кивнул Дарвин, но не поднялся вслед своему другу. Тот застегнул плотное пальто и шагнул из таверны в промозглый сумрак февральского тумана, а доктор налил себе и Джейкобу Поулу еще бульона.

— Вы подразумеваете, — угрюмо вымолвил Поул, — что, будь я болен, вы бы мне ничего не сказали?

— В смысле, если бы не мог вам помочь? Тогда бы да, ничего не сказал. — Дарвин рассеянно проедал себе путь через целый поднос сыра и копченого окорока. — Много вам было бы радости знать, что вы стали жертвой какого-то неизлечимого недуга?

— Гм-м. Ну…

Полковника внезапно прервали. К столу подошел тот самый молодой человек, что все это время неуверенно мялся поодаль у стенки.

Похоже, Дарвин ничуть не удивился. Кивнув, он произнес с набитым ртом:

— А я все гадал, кто из нас троих вас так интересует. Правда, странно, что это оказался именно я, ведь я в этом городе почти ни с кем не знаком.

— Знаю, сэр. — Молодой человек вежливо поклонился Дарвину и Поулу, но явно чувствовал себя не в своей тарелке и нерешительно переминался с ноги на ногу. Он был без головного убора, русоволос и чисто выбрит, хотя, пожалуй, его цветущее свежее лицо еще не нуждалось в бритве. — И тем не менее я хочу поговорить именно с вами.

Он снова уныло покосился на Джейкоба Поула.

Дарвин оглядел его с головы до ног. Молодой человек был хорошо одет и ладно скроен, однако в нем ощущалась некоторая излишняя солидность, а открытая юношеская физиономия отнюдь не блистала умом.

— При полковнике Поуле можете говорить совершенно свободно, как наедине со мной. Я полностью ему доверяю. Полагаю, вас привела какая-то медицинская проблема?

— О нет, сэр. — Молодой человек смешался. — Или по крайней мере, сэр, не моя личная. Речь идет об… одном моем друге.

— Очень хорошо. — Дарвин поджал толстые губы и указал на место, освобожденное Джозефом Фолкнером. — Налейте себе бульона и расскажите мне об этом вашем друге. Только как можно подробнее, от начала и до конца. Подробности — основа любого диагноза.

— Да, сэр. — Молодой человек присел на краешек стула и откашлялся. — Меня зовут Джеми Мерчисон. Я родом из Шотландии. Приехал сюда изучать медицину под руководством доктора Уоррена.

— Мудрый выбор. Лучший врач в Лондоне. Вы сами избрали его в учителя?

— Нет, сэр. Мой отец.

— Понятно. Но если Уоррен не в состоянии разрешить вашу проблему, я убежден, что тоже ничем не смогу помочь.

— Сэр, у доктора Уоррена у самого со здоровьем неважно. Более того, он утверждает, что вы превосходите его, особенно в постановке диагнозов. В любом случае я не консультировался с ним и по другим, более личным причинам. Видите ли, леди, о которой идет речь…

— Леди!

— Да, сэр. — Мерчисон растерялся. — Это плохо?

— Нет. Но я должен извиниться. Девять из десяти людей, начинающих с того, что один их друг страдает от какой-то болезни, на самом деле описывают свою собственную проблему. Я предполагал, что и в вашем случае дело обстоит точно так. Пожалуйста, продолжайте.

— Да, сэр. Эта леди — Флоренс Траструм, троюродная сестра доктора Уоррена, я у него с ней и встретился. Она приехала с острова Мэн и сейчас находится в услужении в доме вашего друга, мистера Фолкнера. Это еще одна причина, по которой я решил довериться именно вам. Мы с Флоренс познакомились около четырех месяцев назад и стали друзьями. А две недели назад она пришла ко мне и призналась, что иногда испытывает очень странное физическое ощущение.

— А именно?

— В определенных условиях у нее по рукам и лицу начинают словно мурашки бегать.

— И все?

— Нет, сэр. При этом у нее еще волосы дыбом становятся, как будто она увидела призрак.

— Волосы дыбом становятся. Каким медицинским термином это называется? Поскольку вы изучаете медицину, можем употреблять точное название, дабы просветить полковника Поула.

Мерчисон нахмурился и покачал головой.

— Что-то не припомню.

— Это состояние называется «формикация». Затвердите покрепче.

— Да, сэр. Но это не форме… форми.. формикации. Флоренс вовсе не покрывается гусиной кожей, да и вообще это с ней случается не из-за страха или холода. Она говорит, точно то же может произойти, когда она совершенно беззаботна, или отдыхает, или вообще думает о совсем других вещах. Потому-то я так и дивлюсь, сэр. У вас ведь огромная практика — вы уже сталкивались с подобными симптомами?

— Ни разу, — живо отозвался Дарвин, потирая небритый подбородок. — А вы когда-нибудь при этом присутствовали? Или еще кто-нибудь?

— Я — нет. Она говорила, что один раз с ней был мистер Фолкнер, а в другой раз — Ричард Кросс, который живет у мистера Фолкнера. Но ни один из них ничего такого не увидел и не почувствовал.

— А когда и где это происходит?

— Что до времени, то в самое разное. Что же до места, то в ее собственной комнате на первом этаже дома мистера Фолкнера в Сент-Мери-ле-Боу. Я и сам там бывал — и тоже ничего необычного не увидел и не ощутил.

— Значит, со своим учителем, доктором Уорреном, проконсультироваться вы не думали?

— Думал, сэр. Видите ли, если доктор Уоррен решит, что Флоренс больна, то сочтет своим долгом уведомить ее родителей. А они наверняка будут настаивать, чтобы она вернулась лечиться домой, — они не понимают, какие хорошие доктора могут лечить ее здесь. А если она уедет на остров Мэн, а мне придется остаться…

— Прекрасно понимаю. Но какую роль вы отводите мне?

— Сэр, я всего-навсего студент. Я о многих недугах и не слышал-то никогда. А Флоренс сказала, нынче вечером вы будете в гостях у мистера Фолкнера. Вот я и подумал, может, вы обнаружите у нее какой-нибудь симптом, который я не заметил. Если бы вы только взглянули на нее…

— Непременно взгляну, — виновато улыбнулся Дарвин. — Пока мой друг полковник Поул не вывел меня на чистую воду, уж лучше добровольно сознаюсь в собственной слабости. Я бы и без вашей просьбы взглянул, никуда бы не делся. Привычка ставить диагнозы в меня просто въелась, это для меня образ жизни.

— Благодарю вас, сэр. — Мерчисон заметно расслабился. — Видите ли, она вовсе не выглядит больной. Вы можете придумать еще какое-то объяснение ее состоянию?

— Никакого, — решительно покачал головой Дарвин. — Не знаю ни одного заболевания с подобными симптомами. Но я, разумеется, не истина в последней инстанции. В том, что касается постижения человеческого тела, даже лучшие из нас — дети, еще и ходить как следует не выучившиеся. Можете утешаться вот чем: хорошее самочувствие — лучшее известное мне доказательство доброго здоровья. Если у Флоренс и впредь не разовьется никаких симптомов, кроме тех, что вы описали, ей можно не тревожиться. Но, признаюсь, мне бы очень хотелось увидеть…

Договорить ему не дали. В таверну опрометью вбежал какой-то небритый мужчина с фонарем в руках. Невзирая на стужу, одет он был лишь в грязные штаны и тонкую синюю рубашку.

— Доктор Дарвин! — закричал мужчина, озираясь по сторонам. — Есть здесь доктор Дарвин?

— Вот он. — Дарвин приподнялся, нашаривая под столом тяжелую трость. — Черт возьми, Джейкоб, не выудите мне ее? Я не создан для нагибаний. — Он повернулся к человеку с фонарем. — Я доктор Дарвин. Что вам угодно?

— Беда, сэр! — Незнакомец тяжело дышал, ловя ртом воздух. — На выставке при таможне. Меня послали поискать вас и спросить, не сходите ли вы туда.