— Ну-ну, с ней еще, быть может, все хорошо. — Сандстрем хмурился, но тон его был оправдательным. — Знаете, мы бы вообще это срочное сообщение не послали, если бы, как я уже сказал, двадцати четырех часов не прошло. И мы понятия не имеем, куда она отправилась, а также почему ее вездеход не передает автоматического сигнала. И еще мы не знаем, насколько она опытна — в наших архивах ничего о ней нет, а на наши запросы на Ганимед ответа еще не поступило. Может статься, она там уже мертва, а мы так об этом и не узнаем. Ей следовало оставить сообщение, куда она направляется, но она этого не сделала. А доктора Брандт нет на Европе, и нам не удалось с ней связаться.
Сандстрем становился все взволнованнее, и Тристан тоже. Но Нелл наконец-то успокаивалась. Хильда Брандт была далеко, и по тому, как все шло, не было похоже, что кто-то на Европе собирается приказать ей и Тристану покинуть спутник. Даже напротив. Научные сотрудники «Горы Арарат» отчаянно нуждались в ком-то, кто взял бы на себя инициативу и сказал им, что делать.
Решительно никаких проблем.
Нелл оставила свое видео работать, сняла шлем, оглядела скопившуюся перед ней группу и мило улыбнулась Баззу Сандстрему.
— Я Нелл Коттер, а это Тристан Морган. — Она протянула руку. — Давайте знакомиться. Но только давайте сначала отправимся куда-нибудь, где мы все сможем сесть. Я уверена, мы сумеем вам помочь — как только вы предоставите нам чуть больше фактов.
Камилла Гамильтон не была мертва. На данный момент. Но она была уверена в том, что ей еще не так долго оставаться в живых. Слишком поздно Камилла поняла, что попыталась прыгнуть выше головы и с головой утонула.
В буквальном смысле.
Первые двадцать километров до станции «Скагеррак» оказались довольно легкими. Солнце висело в небе, озаряя зернистую поверхность Европы ярким, но каким-то до странности прохладным светом. Через несколько минут Камилла наткнулась на целый ряд следов. Она догадалась, что эти следы были оставлены более ранними путниками, которые прокладывали себе дорогу к Вентилю. Этот путь должен был быть легким и безопасным. Камилла последовала по тому же маршруту, и целых три четверти часа ей было не о чем беспокоиться, кроме гнетущей скуки. Ей страшно хотелось взглянуть на засунутые во внутренний карман скафандра данные из центра РСН, но она никоим образом не могла одновременно вести вездеход и оперировать компьютером.
За километр от Вентиля скука закончилась. Сквозь окно машины Камилле был виден весь путь до кружка открытой воды. Шансы на то, что кто-то, работающий у Вентиля, ее заметит, были слишком велики. Камилла дождалась, пока вездеход не добрался до гладкой, неглубокой долины, затем взяла по ней влево — и выехала на тропу, которая должна была огибать Вентиль на почтительном расстоянии.
Только тут Камилла поняла, как избаловал ее первый час путешествия. Почти треть пути до станции «Скагеррак» она проехала в приятном и беззаботном комфорте. Но следующий километр наглядно продемонстрировал ей, что на самом деле представляет собой Европа. Камилла следовала по выбранной ею долине — и постепенно обнаруживала, что склоны этой долины становятся все круче, а сама долина сужается. В конце концов долина так сузилась, что вездеходу там уже было не пройти. Камилле пришлось дать задний ход — что означало медленное и нелегкое продвижение, пока она не смогла взобраться по склону и поискать лучший маршрут. Через десять минут этот «лучший маршрут» тоже начал сужаться. На сей раз Камилла вовремя все поняла — и, развернув машину там, где для этого еще хватало места, решила попробовать новую стратегию. Если долины никак ей не подходили, следовало попробовать холмы.
Поначалу это решение казалось блестящим. Камилла могла свободно оглядывать раскинувшийся впереди ландшафт, высматривая трещины и расщелины, после чего аккуратно их объезжать. Вскоре она стала двигаться вдоль широкого дугообразного гребня, что черной змеей тянулся аж до самого горизонта. Внутренняя система навигации подсказала Камилле, что она направляется прямиком к «Скагерраку». И она без всяких проблем проехала добрых пять километров.
А затем изменившийся шум мотора вездехода подсказал Камилле, что что-то пошло не так. Изменившийся шум двигателей и увеличившийся расход горючего твердо настаивали на том, что машина движется вверх по склону. Однако приборная панель так же твердо настаивала, что вездеход идет по ровной поверхности.
Считанные секунды спустя Камилла поняла, что именно происходит. Под своим собственным весом машина утопала на десяток-другой сантиметров в губчатом, пористом ледяном покрытии; двигаясь вперед, она сжимала лед непосредственно перед собой. Таким образом, она как бы все время взбиралась вверх — и в то же время постоянно находилась на одном уровне.
Решить проблему, однако, было куда сложнее, чем просто ее понять. Камилла не имела ни малейшего представления о том, тверже или мягче лед в долинах справа и слева от нее. На данный момент казалось наиболее разумным смириться с медленным продвижением и увеличившимся расходом горючего, продолжая двигаться дальше.
Если не считать того, что этот вариант вот-вот готов был сойти на нет. В паре сотен метров впереди гладкий гребень заканчивался убийственно крутым откосом. Камилла осторожно продвигалась дальше, пока явственно не увидела всей крутизны склона и тут же поняла, что по нему ей никак не съехать.
Таким образом, оставалось три варианта: спуститься в долину справа; спуститься влево; развернуться и возвратиться обратно к началу черного гребня.
Камилла остановила машину, вылезла наружу и осмотрела следы. Они доходили до глубины в пару десятков сантиметров, но никакой опасности, что вездеход совсем утонет в пузырчато-зернистом льду, не существовало. Направившись пешком вниз по склону, Камилла обнаружила, что лед легко выдерживает ее вес. Позади нее от ботинок оставались лишь легкие впадины — быть может, в сантиметр глубиной. Она проделала почти весь путь вниз по склону до дна долины и нашла его легким. По другую сторону длинного углубления находился в равной мере пологий склон, ведущий еще к одному рассыпчатому черному гребню.
Камилла пустилась обратно. Должно было сойти. Кроме того, она всегда могла снова подняться по склону и попробовать правую часть.
Камилла запустила мотор, но вместо того, чтобы направиться прямиком вниз по склону, как она это сделала пешком, она поехала под углом, чтобы в то же самое время продвигаться вперед.
Двадцать метров все шло прекрасно. Затем вездеход накренился влево, и крен этот непрерывно увеличивался. Перенесение веса на левую сторону делало ту колею глубже. Чем дальше машина кренилась, тем больше она теряла равновесие.
Но Камилла была не слишком обеспокоена. Если придется, она просто остановит машину и даст равномерный задний ход. А если, в самом скверном случае, вездеход совсем застрянет во льду, Вентиль был достаточно близко, чтобы кто-то, облаченный в скафандр, мог пешком до него добраться.
Первый намек на то, что здесь таится нечто большее, появился, когда вездеход начал погружаться в лед — вполне равномерно и под фиксированным углом. Камилла поняла, что напоролась на участок сверхпористой и слабой поверхности — достаточно мягкой и рассыпчатой, чтобы вся машина утонула в ней по меньшей мере на метр.
Или на два метра.
Но Камилла еще не понимала всей тяжести беды, в которой она оказалась. Когда вид на долину в переднем экране сменился грязной серятиной, она задумалась, как далеко это может зайти.
Камилла выключила мотор, и в вездеходе теперь слышался только скрип и царапанье льда, трескающегося и падающего позади машины. Затем эти звуки прекратились, но облегчением это не стало. Камилла внезапно оказалась в свободном падении, которое, как ей показалось, продлилось по меньшей мере минуту; позднее она вычислила, что на самом деле это было около трех секунд.
Вездеход приземлился с последним отчаянным треском, достаточно жестко, чтобы хорошенько тряхануть Камиллу, но не чтобы ее поранить. Похоже, это была ее окончательная стоянка — поскольку никаких признаков дальнейшего оседания она не чувствовала.