При князе Николай не входил в сад, а выждал, когда он уйдет. Князь ушел. Молодой человек, с замиранием сердца и с надеждой на счастье, поспешил в княжеский сад и, удивленный неожиданностью, остановился как вкопанный: он никак не ожидал здесь встретить Глашу.
«Зачем она здесь? Что ей надо?» – подумал он.
– Подойдите же ближе! Вы сегодня какой-то дикарь! – Софья засмеялась. – Надеюсь, знакомы с Глашей? – спросила она совсем растерявшегося молодого человека.
– Как же, знакомы-с, – процедил он сквозь зубы.
– Что же вы так холодно встречаетесь? Протяните же друг другу руки. Вот так! Глаша, поздравь своего жениха: он теперь георгиевский кавалер.
– Позвольте, княжна, Глаша мне не невеста, – весь красный, проговорил Николай.
– Как не невеста? Ведь вы же хотели на ней жениться?
– Я? Вы ошибаетесь, ваше сиятельство.
– Нехорошо, Николай, вы дали ей слово и обязаны исполнить!
– Даже обязан? – едко спросил молодой человек.
– Да, да, обязаны, если вы честный человек!
– Без любви, княжна, не женятся.
– Ведь ты же любил меня? Говорил, что любишь больше жизни, – тихо сквозь слезы промолвила Глаша. Она в продолжение всего разговора княжны с Николаем молчала.
– Любил прежде, – грубо ответил Николай.
– А теперь полюбил другую? – спросила Глаша.
– Узнала. Еще скажу тебе: женою мне ты никогда не будешь. Помни!
– Вы дурной человек, – вспыхнув от гнева, промолвила княжна.
– Княжна, видно, вы знаете?.. – Николай не договорил.
– Да, я все знаю и удивляюсь вашей дерзости!
– Она успела вам очернить меня? – показывая на плакавшую Глашу, грубо спросил Николай у княжны.
Гневом сверкнули глаза у красавицы.
– Я не могу с вами говорить, вы забываете приличие. – Софья отвернулась от него и стала всходить на гору.
– Зачем ты рассказала княжне? Зачем? Или, думаешь, силою заставят на тебе жениться? – злобно проговорил Николай плакавшей Глаше.
– Зачем ты мне? Я сама теперь за тебя не пойду, а за мою обиду ты Господу ответишь, и мои горькие слезы сторицею отольются.
– Я не только не люблю тебя, а ненавижу! Ты ехидная разлучница моя! – Молодой парень быстро пошел к выходу из сада.
Дворовые девушки во все время разговора княжны, Глаши и Николая заняты были катаньем с горы; они ничего не слыхали, а только удивлялись, про что это княжна с Цыгановым разговаривает.
И долго из княжеского сада раздавался веселый крик и смех. До позднего вечера княжна резвилась со своими сенными девушками на ледяных горах.
Только одна Глаша не принимала участия в их девичьем веселии. Не до того было ей. Несколько раз принималась добрая княжна утешать дочку мельника. Но что значит утешение скорбной измученной душе? Бессильно подчас людское участие.
«Делать здесь, в усадьбе, нечего, оставаться незачем. Надсмеялась надо мною княжна. А всему виною дочь мельника, она, змея, все пересказала княжне. Женить меня на Глаше хочет! Нет, зачем? Не то думал я. Скорее уехать. Теперь мне в Каменках все, все противно. Завтра буду проситься у князя, чтобы в Питер отпустил».
Так говорил сам с собою Николай, вернувшись из княжеского сада. Он быстро ходил по своей комнате.
– Вас князь к себе требует, – входя в комнату, проговорил ему лакей.
– Князь зовет? – с удивлением спросил молодой человек.
– Да, их сиятельство требуют вас к себе в кабинет, – важно проговорил лакей и вышел.
«Что князю нужно? Зачем зовет меня?» – думал Николай, поспешно проходя по длинному ряду роскошно отделанных комнат.
Когда Николай вошел в кабинет, князь сидел у стола и писал. Отвечая легким наклонением головы на низкий поклон молодого человека, князь сказал:
– Подожди, братец, я сейчас. Садись.
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.
– Ну как хочешь.
Князь вложил написанную бумагу в конверт, запечатал своею печатью с гербом и обратился к Николаю:
– Вот видишь ли, братец, я хочу послать тебя опять в Петербург.
– В Петербург! – не скрывая своей радости, сказал молодой человек.
– Да, ты обрадовался, что я посылаю тебя?
– Нет, ваше сиятельство, я так-с.
– Ты можешь еще погостить в усадьбе дня три, за это время отдохнешь, а там и в путь.
– Слушаю, ваше сиятельство.
– Но это еще не все. Из Петербурга ты поедешь в Австрию: там постарайся узнать об участи князя Сергея, наведи справки… На все расходы ты получишь от меня крупную сумму денег. Твои хлопоты даром не пропадут, будь уверен! Я награжу тебя.
– Ваше сиятельство, я обязан, не думая о награде, делать все, что вы изволите мне приказать.
– Спасибо! Ты добрый малый – постарайся! Я и княгиня будем тебе благодарны. В Австрии, может, что-нибудь узнаешь о Сергее, тогда поспеши нас о том известить.
– Слушаю-с, ваше сиятельство! Ваши приказы и желания для меня закон.
– Перед отъездом мы еще с тобой поговорим. Ступай.
Николай стал готовиться к отъезду.
Назначенные князем три дня прошли; за все это время молодой человек ни разу не видал княжны: она избегала встречи с ним. Князь, отпуская его в Петербург и в Австрию, вручил ему на расходы порядочную сумму и просил, не жалея денег, ехать скорее. Неизвестная участь князя Сергея тяжело отзывалась на Владимире Ивановиче, а в особенности на самой княгине. Николай поехал на паре княжеских лошадей, запряженных в маленькие сани с верхом вроде кибитки. На облучке саней сидел Игнат-кучер. Игнату приказано от князя доставить Николая до Москвы, а самому вернуться в Каменки. Из Москвы до Петербурга Николай должен был ехать на перекладных.
В пяти верстах от княжеской усадьбы дорога пошла лесом. Николай, укутавшись в лисью шубу, которую велел ему дать князь в защиту от сильного мороза, ехал молча, а возница мурлыкал какую-то песню. Вот видит Игнат, что им навстречу идет какая-то женщина и машет рукой.
«Что ей надо? Что она рукой-то машет?» – подумал Игнат, приостанавливая лошадей.
– Ты что остановился? – спросил Николай.
– Да какая-то баба на дороге стоит.
– Что ей надо?
– А кто ее знает! Тетка, тебе что?
– Николай! Куда ты едешь? – подходя к саням, спросила Глаша. Это была она, бледная, встревоженная.
Николай невольно вздрогнул от неожиданности.
– А тебе что за дело, куда бы я ни ехал! – грубо ответил он молодой девушке.
– Возьми меня с собою.
– Что ты, или очумела? Пошла!
– Возьми, возьми, Николай, сжалься над горемычною, пожалей меня, ведь я исстрадалась, измучилась!
– Прочь с дороги! Я смотреть на тебя не хочу! – крикнул на плакавшую девушку Николай.
– Что я тебе сделала?
– Зачем ты рассказала княжне про нашу любовь?
– Кому же и сказать мне, с кем своим горем поделиться? Княжна добра ко мне…
– Прочь, говорю, с дороги, задавлю!
– Дави, злодей, дави, я не тронусь с места, – проговорила Глаша задыхающимся голосом.
– Поезжай, Игнат! – с бешенством крикнул кучеру Николай.
– Куда же я поеду? Давить, что ль, ее, сердечную, – грубо промолвил Игнат: ему стало жаль бедную девушку.
– А коли так… – крикнул Николай.
Он быстро выскочил из саней, схватил Глашу и, отбросив ее с дороги, вскочил опять в сани, хлестнул кнутом по лошадям, те рванулись и понеслись что есть духу, забрасывая снегом дорогу.
– Ускакал, злодей! Будь ты проклят! Теперь в моем сердце не любовь к тебе, обидчику, а месть да злоба! Недаром называют меня дочерью колдуна – я сумею отомстить тебе, проклятому! Сумею за себя постоять! И за всю мою муку, за все мои слезы ты заплатишь мне сторицею!.. – громко кричала девушка вслед уезжавшему Николаю и в бессильной злобе ломала свои руки.
Беспредельно, безотчетно любила она Николая, а теперь эта любовь обратилась в страшную ненависть. Если бы она осилила, то, кажется, задушила бы его своими руками.
Злоба и гнев бушевали в груди красавицы. Но бессильны были теперь ее злоба и гнев.
Николай уехал.
Послав ему вслед еще несколько проклятий, бедная девушка с истерзанным сердцем вернулась к своему отцу на мельницу.