Он решил установить за Катаньей плотное наблюдение; ну а пока надо заняться заработком: алчность вытеснила все смутные подозрения. Фиери нажал на клавишу с пометкой «Ройтерс» и вызвал своего брокера Кальвадоро.

— Привет, Джузеппе, это я… Да, все в порядке, а у тебя?.. Хорошо. Да-да, продолжай покупать фунты… Право, не знаю, ну, скажем, пятьсот миллионов зараз, да побыстрее, прямо сейчас, но перед тем, как торги пойдут по-крупному, притормози и сразу же дай мне знать… Да, я буду здесь. — Фиери повесил трубку и, вперившись в экран компьютера, полностью погрузился на какое-то время в увлекательное путешествие по миру больших денег.

Антонио Фиери всего лишь на пять минут опередил Карлу Витале, которая, пока он разговаривал со своим миланским брокером, сидела у себя на кровати, нервно затягиваясь сигаретой.

Резкий звук наконец-то зазвонившего телефона заставил ее вскочить. Она схватила трубку, назвала свое имя и, напряженно морща лоб, что сразу же исказило идеальный овал лица, принялась вслушиваться. Бегло бросив в трубку «пока», Карла нажала на рычаг и тут же набрала другой номер.

В ожидании событий маклеры ИКБ бесцельно слонялись по торговому залу. Два полных рабочих дня они играли на повышение стерлингового курса. Сегодня третий, но пока не было и малейшего намека на то, что курс фунта может вырасти. Если в ближайшие часы ничего не произойдет, появятся тяжелые сомнения и всех охватит нервная дрожь. И тогда возможны три варианта. Первый — маклеры утратят веру в успех предприятия и прекратят торги; второй — напротив, будут повышать ставки, пытаясь убедить себя и рынок, что все идет по плану; и третий — сжав зубы, оставят все как есть.

Всем им было знакомо это тошнотворное чувство нарастающей неуверенности в себе — самое страшное в маклерском деле. Оно может разрешиться либо полным параличом воли, либо лихорадочной активностью; и то и другое чаще всего ни к чему хорошему не приводит. Каждый переживал это чувство по-своему. Данте Скарпирато сидел у себя в кабинете, сохраняя полное бесстрастие, и только зажигал постоянно гаснувшую сигару. Мэттью Эрнотт не поднимался из-за стола, вцепившись в телефонную трубку и ритмично поднимая и опуская руку, так что вышеупомянутая трубка то и дело взлетала в воздух на опасную высоту. Саймон Уилсон беспрестанно о чем-то болтал. Сара Йенсен не отрывала глаз от монитора. С того самого момента, как она пришла сегодня на работу, Сара постоянно ощущала на себе немигающий взгляд Эрнотта, следившего за каждым ее движением. На экране компьютера отражалось его нахмуренное лицо, взгляд у него был такой, словно он разглядывал ее под микроскопом. От этого взгляда у Сары по спине бегали мурашки, но, делая вид, будто ничего не замечает, она просто смотрела на пульсирующие на экране зеленые строчки. Ни Сара, ни Мэттью и словом не обмолвились о вчерашней встрече: топкое место лучше обойти.

В пять минут первого на щитке замигала кнопка. К ней разом потянулись три руки. Сара опередила всех. На другом конце провода зазвучал возбужденный женский голос с выраженным итальянским акцентом. Сара переключила тумблер и круто повернулась к Эрнотту, сидевшему в двух футах от нее.

— Это тебя.

Мэттью схватил трубку, дважды бросил «да» и, поспешно накинув пиджак, вскочил со стула.

— Эй, куда это ты? — донесся резкий окрик Скарпирато. — Может, забыл, что у тебя на кону триста миллионов? Без моего разрешения никто обедать не пойдет.

— А кто говорит про обед? — Мэттью угрюмо посмотрел на босса.

Скарпирато, споткнувшись, вышел из кабинета.

— Ну, если только ты вдруг не стал таким франтом, что готов пиджак и на работе носить, а это весьма сомнительно, то куда, кроме как не на обед, ты намылился?

— Я заделался франтом, — язвительно улыбнулся Эрнотт. — И на работе ношу пиджак. Я иду не обедать, а в туалет. Еще вопросы? — И он двинулся к двери, ощущая спиной насмешливый взгляд Скарпирато.

— Лучше ничего не мог придумать, — сказал Скарпирато, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Явно собрался пообедать, а теперь просто дурака валяет. Ни разу не видел его здесь в пиджаке.

Сара поднялась и пошла к кофейному автомату. Стараясь успокоиться, она принялась разглядывать объявления, приколотые к доске слева от автомата. Она уже собралась вернуться на место с чашкой дымящегося капучино в руках, когда распахнулась дверь, ведущая из зала в комнату, где находилась охрана, и на пороге появился Эрнотт. Не доходя до своего стола, он круто взял направо и проследовал в зал заседаний. Проходя мимо, Сара заметила, что он уселся за стол и вытащил из кармана пейджер. Сара вернулась на свое место и принялась потягивать кофе.

Тем временем Эрнотт позвонил четырем брокерам, скупив в общей сложности сто миллионов фунтов в обмен на доллары. Говорил он тихо, прямо в мембрану. Дверь закрыта, никто его не слышит.

Через три минуты он прошествовал в кабинет к Скарпирато. Расквитаться с ним хочет, что ли, подумала Сара. Ведь он не из тех, кто спокойно сносит публичные замечания. Сара повернулась в сторону кабинета, ожидая услышать возбужденные голоса и увидеть сердитую жестикуляцию. Но ничего подобного не последовало. Эти двое, склонившись друг к другу, о чем-то переговаривались. Эрнотт вернулся к себе за стол, и тут же за ним вышел Скарпирато. Шагал он медленно, словно на дуэль. Скарпирато втиснулся между Сарой и Эрноттом, пристально посмотрев на последнего. Уилсон сидел напротив и нервно теребил галстук.

— Я хочу повысить ставки. Покупайте еще двести пятьдесят миллионов фунтов — Сара и Эрнотт по сотне, Уилсон — пятьдесят. Живо.

Стиснув колени, Сара откинулась на спинку стула.

— Может, объясните, что происходит? Или прикажете просто послушно следовать указаниям? — Сара не на шутку разозлилась. Ей не за то здесь платят, чтобы играть роль оловянного солдатика; к тому же, призналась она самой себе, не мешает сбить с него немного спеси.

Скарпирато резко повернулся к ней и с неожиданной злобой отчеканил:

— Делайте, что вам велят, Йенсен. Все, что нужно, я уже растолковал. Специальных объяснений давать не буду.

— Да и не надо, Данте, — нежно улыбнулась Сара. — Знаете что, лучше пойдите-ка к себе да выкурите еще сигару. Обо мне не беспокойтесь. И глазом моргнуть не успеете, как все будет сделано. — Не успел он ответить, как Сара нажала на кнопку, позвонила в Парижский банк и вызвала Джонни Макдермота. — Почем у тебя идет фунт?

— 1,455565 доллара, — как автомат выпалил тот.

— Беру сто миллионов по 1,65.

— Заметано.

— Заметано.

Сара оформила сделку, проставила время и бросила заполненный бланк в лоток. Покончив с этим, она схватила сумку и с вызовом заявила, что идет обедать — пусть кто-нибудь за нее подежурит. Она думала, что Эрнотт разразится какой-нибудь злобной тирадой. Ничего подобного — тот кротко согласился взять на себя ее клиентов. Вот уж этого ожидать никак не приходилось, подозрительно подумала Сара, предвкушая добрый сандвич и полбутылки «Тэттингера».

Вернувшись час спустя с разгоревшимися от бокала шампанского щеками, Сара услышала, как кто-то в торговом зале окликает ее, и поспешила к своему столу.

— Вторая линия, — сказал Саймон Уилсон. — Некто Краут.

Бросив на него беглый взгляд, Сара взяла трубку. Это был Манфред Арбинген. Он сразу перешел к делу.

— Знаешь что-нибудь о сегодняшней встрече Семерки? — покровительственно спросил он.

— Первый раз слышу, — рассмеялась Сара. — Странно, ведь у них через две недели очередная конференция.

— Вот именно — очень странно. Незапланированная встреча, ни слова в прессе. Я и сам узнал о ней только потому, что заскочил за приятелем в Бундесбанк — пообедать вместе собрались. Я приехал на машине — решили съездить куда-нибудь за город. Короче, на подъезде к банку меня едва не смела целая кавалькада, чтобы быть точным, шесть лимузинов, все с матовыми стеклами, мощными кондиционерами и так далее. Кто там внутри, я, конечно, не знал и спросил охранника. Тот шепотом поведал, что это министры финансов и главы крупнейших банков стран Семерки.