в пятидесяти, до нас долетел звук, как будто тысяча хорошо обученных
кавалеристов оста-новилась по команде. Мы увидели бесчисленное множество
диких ослов, сильных и здоровых на вид животных, которые остановились
сомкнутым строем и несколько мгновений глазели на нас с величайшим
вниманием; когда же они обнаружили, что мы - существа совсем иного рода, они
сорвались с места и стре-лой умчались на запад.
Если смотреть со стороны Хивы, то возвышенность Кафлан-кыр похожа на
настоящую стену - так ровен ее край и так гладок, словно вода отступила
только вчера. Отсюда мы проделали всего день пути и утром 28 мая дошли до
озера, называемого Шоргёль (Соленое озеро), которое имеет форму
прямоугольника разме-ром 12 английских миль по периметру. Здесь было решено
сделать шестичасовой привал, чтобы каждый мог совершить уже давно
необходимый гусл, предписываемый религией, тем более что как раз в этот день
был иди курбан, один из самых почитаемых праздников ислама. Мои спутники
открыли по такому случаю свои мешки, у каждого была рубашка на смену, только
у меня не было. Хаджи Билал хотел одолжить мне свою, но я отказался, так как
был убежден, что чем беднее мой вид, тем это безопаснее для меня. Я не мог
удержаться от смеха, когда здесь впервые посмотрелся в зеркало и увидел свое
лицо, покры-тое коркой пыли и песка в палец толщиной. Были такие места *[91]
*в пустыне, где я мог бы, пожалуй, вымыться, но намеренно не делал этого,
полагая, что корка убережет меня от палящего солнца. Это мне, конечно,
удалось в малой степени, и много следов путешествия останется у меня как
памятный знак на всю жизнь. Впрочем, не только меня, но и всех моих
спутников обезобразил установленный пророком вместо омовения в без-водной
пустыне обряд тейеммюн^51 , по которому правоверные должны мыться песком и
пылью, и от этого они становятся еще грязнее. Окончив туалет, я заметил, что
мои друзья теперь выглядели господами по сравнению со мной. Они пожалели
меня и предложили кое-что из одежды, но я поблагодарил, сказав, что хочу
подождать, пока хивинский хан оденет меня.
Наш путь четыре часа пролегал по сухому лесу, называемому здесь
йильгин^52 , где мы встретили одного узбека, ехавшего из Хивы и сообщившего
новости о тамошних делах. Встреча с этим всадником нас радостно поразила, но
это было ничто по срав-нению с моими чувствами, когда после полудня я увидел
не-сколько покинутых глинобитных хижин, так как не то что домов, а даже и
стен я не видал от Каратепе (граница Персии). Эти хижины, еще несколько лет
назад обитаемые, причислялись к простирающемуся на восток Медемину. Под этим
названием подразумевается полоса земли Хивинского ханства, которая
простирается до южного края Великой пустыни, именуемой у нас Гирканской. Эта
область начала осваиваться и обрабатываться только 15 лет назад офицером по
имени Мухаммед Эмин, откуда и происходит слово Медемин, представляющее собой
сокра-щение от его имени. Со времен последней войны эта местность снова
обезлюдела и стала пустынной; и так происходит со многими местностями в
Туркестане, как мы не раз увидим позднее.
Сегодня (29 мая) ранним утром я заметил, что мы сменили
северо-восточное направление, в котором находится Хива, на северное; я стал
расспрашивать и узнал, что мы делаем крюк ради безопасности. Встреченный
нами вчера узбек предупредил, чтобы мы были начеку, так как човдуры открыто
выступили против хана и их аламанщики часто нападали на эти погра-ничные
места. В тот вечер мы шли, принимая еще некоторые меры предосторожности, и
не было людей счастливее нас, когда на следующее утро мы увидели справа и
слева группы юрт и везде, где мы проходили, слышали дружеское "Аман
гельдиниз!" ("С благополучным прибытием!"). Так как у нашего Ильяса в лагере
были друзья, он пошел за теплым хлебом и другими дарами курбана
(праздничными дарами). Он вернулся изрядно нагруженный и разделил между нами
мясо, хлеб и кумыс (кис-лый, острый напиток из кобыльего молока). Не прошло
и часа, как возле нас собралось много богобоязненных кочевников, чтобы
удостоиться нашего рукопожатия и таким образом со-вершить благочестивый
поступок. Благословение здесь было прибыльным делом, потому что за четыре
или пять *[92] *благословений я получил порядочно хлеба и несколько кусков
верб-люжьего мяса, конины и баранины.
Мы перешли через множество ябов (искусственные ороси-тельные каналы) и
в полдень добрались до пустой цитадели под названием Ханабад, чья квадратная
высокая стена виднелась на расстоянии 3 миль. Здесь мы провели весь день и
вечер; солнце жгло, и было очень приятно дремать в тени стены, хотя я лежал
на голой земле, с камнем под головой вместо подушки. Мы выехали из Ханабада,
который находится в 25 милях от Хивы, еще до рассвета и были очень удивлены,
не увидев на всем нашем пути (30 мая) ни одной юрты; вечером мы даже
очутились между двух высоких песчаных холмов, так что я подумал, что опять
попал в пустыню. Мы как раз сидели за чаем, когда выпущенные пастись на луг
верблюды забегали как бешеные. Не успели мы еще и подумать, что их кто-то
преследует, как показались пять всадников, спешивших галопом к нашему
лагерю. Сменить пиалы на ружья и выстроиться в цепь для стрельбы было
секундным делом. Всадники между тем медленно приближались, и вскоре туркмены
по поступи коней заключили, что мы, к счастью, ошиблись и вместо врагов
приобрели дружескую охрану.
На следующее утро (31 мая) мы прибыли в узбекскую де-ревню, которая
относится к каналу Ак-Яб: здесь кончается пустыня между Гёмюштепе и Хивой.
Жители названной деревни, первые узбеки, которых мне довелось увидеть, были
очень хорошими людьми. По здешнему обычаю мы обошли дома и собрали хорошее
подаяние чтением первой суры Корана ('Фатиха'). Спустя долгое время тут я
снова увидел некоторые вещи с дорогого мне Запада, и сердце мое сильнее
забилось от радости. Мы еще сегодня могли бы доехать до дома нашего Ильяса,
так как здесь уже начинается населенная хивинскими йомутами деревня под
названием Ак-Яб, но наш друг был несколько честолюбив и не хотел, чтобы мы
явились незваными гостями; поэтому мы переночевали в двух часах пути от его
жилья, у его богатого дяди Аллахнаср-бая, (Бай или бий, в Турции бей,
означает 'благородный господин'^53 .) который принял нас с особой
приветливостью. Тем временем Ильяс сумел известить свою жену о нашем
прибытии, и на следующее утро ( 1 июня) мы торжественно въехали к нему в
деревню, причем навстречу нам спешили с приветствием его бесчисленные
близкие и дальние родственники. Он предложил мне для жилья премиленькую
кибитку, но я предпочел его сад, потому что там росли деревья, чьей тени
жаждала моя душа. Давно уже я их не видел!
Во время моего двухдневного пребывания среди наполовину цивилизованных,
т. е. наполовину оседлых, туркмен больше всего меня поразило, какое
отвращение питают эти кочевники ко всему, что именуется 'дом' или
'правительство'. Несмотря на *[93]* то что они уже несколько столетий живут
рядом с узбеками, они ненавидят их традиции и обычаи, избегают общения с
ними, и, хотя родственны по происхождению и языку, узбек в их глазах такой
же чужак, как для нас готтентот.
Немного отдохнув, мы продолжили путь к столице. Мы миновали Газават,
где как раз была еженедельная ярмарка, и нашему взору впервые предстала
