тезке Романову.

Не провел я в Гёмюштепе и восьми дней, как благодаря упомянутой

протекции перезнакомился решительно со всеми. Теперь мне хотелось не спеша

вникнуть в их общественные отношения, узнать названия очень разветвленных

племен и семей и, по возможности, составить себе представление о социальных

связях, удерживающих составные части, по виду живущие в большой анархии. Это

оказалось несколько труднее, чем я думал. Стоило мне лишь коснуться вопроса

об обыденной жизни или проявить к чему-либо любопытство, как они тотчас

удивлялись, почему это, собственно говоря, дервиш, которому надлежит

заниматься только религией и богом, выказывает интерес к делам бренной

жизни. Поэтому то, что удалось узнать в этой области, стоило мне большого

труда, ибо расспрашивать я *[50] *никогда не осмеливался. К счастью для

меня, туркмены, если не считать их разбойничьих походов, проводят всю жизнь

в вели-чайшей лености и готовы целыми часами вести беседы о поли-тике; я же

при этом всегда оставался молчаливым слушателем и, сидя среди них якобы в

полусне, с четками в руках, изучал историю их грабежей (аламанов), их

сношения с Вилайетом (Персией), хивинским ханом, а также с другими кочевыми

народами.

В эти дни у меня была возможность побывать вместе с Кызыл Ахундом у

атабаев, йомутского племени, живущего далее к востоку, и у туркмен-гёкленов,

что было мне крайне интересно, потому что я смог увидеть значительную часть

каменной стены, которую велел построить Александр Великий для защиты от

жителей окрестных пустынь, нагонявших немалый страх уже в те времена^34 .

Кызыл Ахунд отправился в эту поездку с целью произвести юридическое

расследование по одному судебному делу, поэтому мы останавливались в

нескольких местах и потратили на поездку четыре дня, тогда как могли бы

управиться за два. Мы ехали на восток, но часто приходилось пускаться в

объезд, чтобы не попасть в заросшие тростником болота, где бродили сотни

диких кабанов. Эти болота образуются вслед-ствие разливов реки Гёрген, вода

в которой весной сильно прибывает и выходит из берегов на целые мили.

Вероятно, это случалось уже и в старые времена, поскольку тогда сочли

полезным построить большую защитную стену на расстоянии четырех, а часто и

шести английских миль вдоль северного берега реки. Так как она всегда

проходила по самым возвышенным местам равнины, то и в наши дни самый

надежный путь во всякое время года лежит вблизи развалин стены. По этой же

причине большинство юрт можно встретить именно в этих местах; доста-точно

пройти пешком всего четверть часа, и наткнешься на большую или меньшую

группу юрт.

Мне не довелось увидеть западного края этого древнего сооружения, и я

не очень-то доверяю сказкам, которыми меня потчевали. На востоке, как я

действительно обнаружил, стена имеет два исходных пункта: один - у

Гёмюштепе, где на ее начало указывают развалины крепости на самом берегу

моря, другой - приблизительно в 20 английских милях к югу от реки Этрек,

тоже вблизи моря; обе эти линии соединяются чуть выше Алтын-Токмака. Что

касается линии, идущей от Гёмюштепе, то я точно проследил ее в течение двух

дней на протяжении 10 географи-ческих миль с запада на северо-восток. Ее

можно отчетливо заметить по возвышению в два-три фута над землей; погребению

остатков крепостной стены в значительной мере способствовали свойства

местной почвы. Все вместе весьма напоминает длинную линию укреплений, между

которыми на расстоянии 1000 шагов друг от друга возвышаются развалины бывших

башен, видимо, одинаковых по размеру. Кроме того, вдоль этой стены видны

также другие большие земляные насыпи, исследование которых* [51] *я

предпочитаю предоставить специалистам, не считая себя компетентным строить

какие-либо предположения на этот счет. Несколько земляных курганов поменьше

было вскрыто туркме-нами, и, как мне рассказывали, в одном четырехугольном

сооружении нашли огромный, тонкий, как бумага, горшок с голубоватым пеплом,

несколькими золотыми монетами и други-ми драгоценностями, поэтому они

называют всю эту местность, включая стену, Кызылалан, т.е. "Золотое поле".

Вышеупомянутые возвышения следует, однако, отличать от йоска (холмиков),

которые туркмены насыпают в память о своих выдающихся покойниках.

Кызыл Ахунда, моего ученого сотоварища по поездке, очень удивляло, что

я так интересуюсь Седди Искандер, т.е. валом Александра, который, должно

быть, построили джинны (духи) по приказанию великого властителя. (История

великого македонца облачена жителями Востока в религиозно-мифические

покровы, и, хотя некоторые историки на Востоке отделяют Исканде-ра Зуль

Карнейна (двурогого Александра), героя их сказания, от Искандера Румы,

греческого Александра, я все же обнаружил, что эти две личности повсюду

принимают за одну.) По его мнению, Александр был более благочестивым

мусульманином, чем мы, поэтому ему подчинялись все подземные духи bon grй

mal grй^35 . Он уже собрался рассказать мне известную басню о том, как

Александр отправился в царство тьмы, но замолчал, увидев, что я изо всех сил

стараюсь вырвать из кладки один кирпич. Ярко-красные кирпичи казались крепко

спаянными друг с другом, их легче было разломить надвое, чем отделить от

общей массы. Впрочем, вся эта местность представляет, должно быть, большой

интерес для наших археологов, так как здесь можно найти не только множество

остатков греческого владычества, но и сокрытые памятники древнеиранской

культуры, а арабские историки немало рассказывают нам о значении Гёргена,

нынешних разва-линах Шехри-Джорджана. Кстати, и Кумбези Каус, т.е. купол

Кауса, развалины, о которых я лишь слышал рассказы, заслужи-вает, возможно,

большего внимания, нежели то, которое уделяли ему проезжавшие мимо

англичане.

Меня поразило, что у Кызыл Ахунда, которого я считал человеком ученым,

но не богатым, в разных местах оказались юрты, жены и дети, - все это имело

отношение к его семье, образовавшейся в результате трех браков. И лишь

познакомив-шись в нескольких местах с его женами и детьми, я начал понимать,

что его круговая поездка преследует, помимо юриди-ческих, еще и семейные

цели. Впрочем, принимали нас в его собственных юртах или в чужих - разница

была невелика. Мулла, как его называли par excellence^36 , в каждой

туркменской кибитке, даже у враждебных племен, был полным хозяином, и ему не

только оказывали почести, но и осыпали его подарками; благо-даря этому мне,

поскольку я разыгрывал роль его ученика, *[52] *достались несколько

войлочных молитвенных ковриков (намаз - джай^37 ), туркменская верхняя

одежда и большая меховая шапка - национальный головной убор этих кочевников.

Я сразу надел эту шапку, вокруг повязал еще легкий тюрбан и превратил-ся в

туркменского муллу.

Когда я вернулся в Гёмюштепе, мои спутники, не одобрявшие такого рода

выезды, были уж очень встревожены моим от-сутствием. Я осведомился о

здоровье каждого в отдельности, и мне рассказали, что Хаджи Салих блестяще

ведет дела на поприще медицины, а у Хаджи Кари Масуда, который кварти-ровал

в мечети, т.е. в юрте, служившей для этой цели, неприятность - его обокрали.

Сначала долго повсюду искали пропажу, но поскольку ничего не нашли, ишан

(шейх) объявил, что он проклянет вора, если тот не возвратит украденное. Не

прошло и суток, как объявился раскаявшийся преступник; он принес не только