– Ты пыталась сидеть на перилах? – спросила Лизка.

– Нет! Ты что, я ужасно боюсь высоты и потом, они же скользкие, если бы и посидела на них, то один только раз – и все.

– Если чего-то боишься, не нужно этого делать, – учительским тоном произнесла моя подруга и сделала шаг в сторону двери, я крепко схватила ее за плечо и развернула к себе, она протянула руки и обняла меня за шею.

– Скажи, что ты хочешь сделать?

«Очень умно» – пронеслось в моей голове, – «спрашивать подобные вещи». Я потянулась губами к ее лицу, она отстранилась.

– Скажи, – настойчиво повторила она.

– Лизка, – разозлилась я, – что за штучки!?

– Как ты можешь сделать то, чего боишься, ты даже сказать об этом не можешь? – пожала она плечами, словно говорила очевидные вещи. – Стесняешься, не говори, но тогда ничего и не произойдет.

Мои брови поползли вверх.

– Лизка, ты чего? – я крепко обняла ее за талию.

– Я всего лишь говорю правду, – снова пожала плечами Лизка и убрала руки с моей шеи.

– Оставь руки, – строго сказала я, и она вернула руки на место, – закрой глаза, – Лизка усмехнулась и закрыла глаза. – Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, с самого первого дня я боюсь, что ты уйдешь. Её губы дрогнули. – Если ты хочешь идти – ступай, – но она крепче обняла меня за шею.

– А сейчас я тебя поцелую, и мы уйдем с балкона, потому что тут чертовски холодно!

Лизка поднялась на цыпочки и уверенно поцеловала меня, ее руки крепко сжимали мою шею, а я держала ее за талию так, как тонущий, хватается за спасательный круг. Я открыла глаза и прошептала:

– Пожалуйста, больше не устраивай такую ерунду никогда.

Лизка кивнула в ответ, и мы вернулись в гостиную, где потом допивали остывший чай и весело болтали, как ни в чем ни бывало.

Сейчас же, сидя на лавке под палящим южным солнцем, все произошедшее этой весной казалось мне далеким и никогда не существовавшим. А мой дядя с его очередной игрой вызывал у меня раздражение. Я грызла указательный палец и судорожно думала, что лучше сказать дядюшке, когда буду перезванивать ему, как перезвонить ему и что ответить? Мы отдыхали на Черном море, в небольшом городишке, в полном отчуждении от большого внешнего мира. Едва приехав, Лизка решила сама, потом предложила и мне напрочь отказаться от интернета. Ей это успешно удавалось. Она много писала. Как выяснилось, не только свои рассказы, но и личный дневник. Мы договорились, что если мне будет тяжело, то я могу в любой момент вернуться к обычному режиму жизни. Я держалась уже двадцать третий день, за это время мне пять раз позвонила бабушка и вот единственный раз Ян. Я начала читать книги, пыталась рисовать, но рисование выходило плохо и коряво. Или же уходила на морской берег с плеером.

Я представляю, как человеку, живущему в городе, и который каждый вечер возвращается в свою душную квартиру, сложно поверить в то, что мы отдыхали именно таким образом. Но по-другому у нас бы не вышло отдыха в таком забытом цивилизацией, вернее тем, что мы называем цивилизацией, месте.

Жизнь в городке протекала медленно и плавно, здешние женщины работали с утра и до позднего вечера. Круглые сутки по пруду, словно в детской карусели, плыли лебеди. Пожилые мужчины играли на аллеях в нарды или неспешно обсуждали текущие дела. Никто никуда не торопился. А ночью, мне казалось, что я просто глохла. Я представляла, что когда в вечерней тишине я беру Лизку за руку, место нашего соприкосновения начинает с шумом искриться, а если я ее целую, то и вообще из углов комнаты с нарастающим шумом поднимается барабанная дробь. Лизка смеялась, но относилась с пониманием. Первые десять дней (не меньше), я даже в кромешной тьме не могла обнять её.

Сейчас, когда я уже сроднилась каждой клеточкой тела с этим местом, мои волнения первых дней кажутся смешными и нелепыми. Теперь я могу в любой момент не просто схватить её за руку посреди людной улицы, но и поцеловать. Думаю, Лизка жутко обижалась на меня первые дни. Возможно, даже сожалела, что согласилась поехать со мной аж на целое лето.

– Кир, – тихонько сказала Лизка, – а ведь у нас еще целое лето впереди?

– Ага, – радостно ответила я, – аж целое лето.

– Нужно на лошадях покататься, Кир, чего они ходят мимо нас целыми днями?

– Можно, спросим в обед хозяина, кажется у него были лошадки.

Лизкино лицо посветлело, и глаза засияли, как у ребенка, которому пообещали желанную игрушку.

Я читала книгу, сидя на подоконнике. От жестяной крыши прямо под моим окном поднимался горячий воздух. Лизка сначала умывалась, потом возилась со своими непослушными волосами, которые от горячего соленого морского воздуха становились только суше и еще сильнее завивались колечками.

Она скинула с себя полотенце и крутилась у зеркала, тихонько поругиваясь и громыхая большими деревянными браслетами на руке.

– Ничего не могу сделать, – безнадежно вздохнула она, садясь на кровать у окна.

Я погладила её ладонью по спине, и, не глядя, перевернула страницу в книге. Из нее мягко выскользнул листок бумаги, который Лизка подобрала и развернула. Я не видела, что там написано, но, казалось, что ее плечи напряглись, она громко засопела, перевернула листок несколько раз и снова прочла надпись: «Скоро все начнется, позвони мне».

– Это что? – сердито спросила она меня.

– Покажи, – протянула руку я, – из книги выпало, мало ли что там может лежать, – пожала я плечами.

– И часто в наши дни в книги вкладывают такие записки? – щеки Лизки вспыхнули, я закатила глаза и выбросила листок в окно, он медленно спланировал на крышу, а затем скатился с нее, как с горки, прямо во двор. Двор был пуст, и я подумала: «Подберу потом».

Лизка вернулась к зеркалу (попытка номер два) и принялась беспощадно расчесывать свои спутанные кудряшки. Ворчание моей подруги было определенным фоном всей нашей поездки к морю, она ворчала с утра, ворчала, когда заходила в воду, ворчала после купания, потому что волосы не желали расчесываться совершенно, и ворчала перед сном, оставаясь при этом вполне жизнерадостной. Пока мы встречались, я не замечала этой особенности ее поведения, видимо, только находясь двадцать четыре часа в сутки рядом, обращаешь внимание на подобные мелочи.

Солнце медленно спускалось к горизонту, я спрыгнула с подоконника на кровать, положила под подушку книжку и подошла к Лизке. Она, со слезами на глазах, отложила расческу и повернулась ко мне: ее лицо выражало полнейшую безнадежность. Я заключила ее в объятия, она крепко поцеловала меня и повисла на моей шее.

– Ложись, я пойду и уберу листок.

– Да-да, убери свои улики, – криво усмехнулась Лизка.

Я спустилась по лестнице во двор, хозяйский кот, лежащий у подножья лестницы, недовольно фыркнул, но не сдвинулся с места ни на миллиметр. Во дворе я увидела новый автомобиль – в очередной раз сменились постояльцы, – прошла по периметру, но нашего листочка нигде не было. Зажужжал телефон в заднем кармане моих шорт, я вздрогнула и вытащила его, смс от дяди, неужели? Ждал целых два дня, когда его строптивая племянница позвонит, да, видно, терпения не хватило.

«Кира, в десять вечера будь на автовокзале. Ян».

Я присвистнула. «Ничего себе, пойди-ка, племяшка, ночью на вокзал. Интересно, кто и что мне там должен передать?» – задумалась я. Лизка рассвирепеет, если я ей об этом скажу. Незаметно я дошла до ворот и увидела под ногами тот самый злосчастный листочек, подобрала его и внимательно рассмотрела. «Скоро все начнется, позвони мне», – было выведено шрифтом тонким, как ниточка. Я поднесла его к самым глазам, очень похоже на мой почерк, но я точно не писала эту записку. Неужели мой дядюшка подстроил? Вот выдумщик! Посмотрела на часы – девять вечера, если пойду на автовокзал сейчас, приду вовремя, но по возвращении в номер Лизка изведет допросами. Я села на лавочку в тени дерева, городок умиротворенно готовился ко сну, последние отдыхающие неспешным шагом покидали пляж, ведя за руку уже зевающих детей или свои вторые половинки. Вернув телефон на место в задний карман, я медленно пошла вдоль главной улицы, по узкой пыльной дорожке. Смеркалось, море тихонько шуршало песком и камушками, со свистом скрипели мои пляжные сланцы, я глубоко вдыхала летний воздух и наслаждалась летним вечером. Несколько идущих навстречу людей мне кивнули, я кивнула им в ответ, перешла дорогу. И вот я уже на автовокзале. Пожалуй, через этот вокзал ходит пара-тройка автобусов в день. Я прислонилась спиной к киоску и принялась ждать. Ян вышел из магазина напротив аккурат в двадцать два ноль-ноль, я и не заметила, как он туда зашел. На нем светлые джинсы и легкая рубашка с длинным рукавом, через плечо висит небольшая спортивная сумка.