– Давайте помолимся, – хрипло прошептал он.

Жуткий призрак тяжело упал на колени, прижимая к груди саван. Хором они начали молиться.

– Проверить? Что, черт побери, ты собираешься проверять? – сказал инспектор Флинт, которому здорово не понравилось, что его разбудили в середине дня, когда он пытался хоть немного поспать после тридцати шести бессонных часов. – Сначала ты меня будишь, чтобы сообщить какую-то бредовину насчет викария по имени Зигмунд Фрейд…

– Джон Фрауд, – поправил Ятц.

– Плевать, как его зовут. Все равно это неправдоподобно. Если этот чертов парень говорит, что ее там нет, значит, ее там нет. Что я теперь должен делать?

– Просто я подумал, может, послать патрульную машину и проверить. Вот и все.

– Почему ты думаешь…

– Мы знаем точно, что женщина, назвавшаяся миссис Уилт, звонила с этого номера. Она уже дважды звонила. Второй разговор мы записали на пленку. Она сообщила некоторые подробности о себе, и они выглядят правдоподобно. Дата рождения, адрес, место работы Уилта, даже как зовут собаку и что у них в гостиной желтые занавески.

– Ну это тебе любой дурак скажет. Достаточно пройти мимо дома.

– И имя собаки. Ее зовут Клем. Я проверял, все сходится.

– А она случайно не сказала, где пропадала всю неделю?

– Она сказала, что была на катере, – ответил Ятц. – И повесила трубку.

Инспектор Флинт сел в постели.

– Катер? Какой катер?

– Она положила трубку. Да, она еще сказала, что носит обувь десятого размера. И это правда.

– Мать твою за ногу, – сказал Флинт. – Ладно, сейчас приеду. – Он вылез из постели и начал одеваться.

Уилт лежал в своей камере, уставившись в потолок. После стольких часов допроса голова у него гудела. Как вы ее убили? Куда вы спрятали труп? Что вы сделали с орудием убийства? Бессмысленные вопросы, единственной целью которых было сломать его. Но Уилт не сломался. Он взял верх. Единственный раз в своей жизни он знал, что был абсолютно прав, тогда как другие – совершенно неправы. Раньше он всегда испытывал сомнения. Может, штукатуры из второй группы правы, и в стране действительно слишком много иностранцев? Возможно, если снова начнут вешать, это послужит сдерживающим фактором? Уилт так не думал, но он и не был абсолютно уверен в своей правоте. Здесь время судья. Только в деле «Королева против Уилта» по обвинению его в убийстве миссис Уилт не было никаких сомнений в его невиновности. Даже если его будут судить, признают виновным и приговорят. Уже ничего изменить нельзя. Он невиновен, и если его приговорят к пожизненному заключению, то эта грандиозная несправедливость только усилит его сознание собственной невиновности. Впервые в жизни Уилт почувствовал себя свободным. Так, как будто ему отпустили его первородный грех – то, что он. Генри Уилт, проживающий в Ипфорде на Парквью 34, преподаватель гуманитарных наук в Фенлендском техучилище, бездетный муж Евы Уилт. Все неудобства, связанные с собственностью, привычками, зарплатой, общественным положением, тщеславием, с которым они с Евой оценивали себя и других, – все это ушло. Запертый в камере Уилт был свободен. И что бы ни случилось, никто никогда больше не сможет заставить его стушеваться. После открытого презрения и ярости инспектора Флинта, после целой недели унижений и оскорблений он не нуждается в их одобрении. В гробу он его видал. Уилт будет держаться своей линии и использует свой явный талант нелогичности. Давайте ему пожизненное заключение и прогрессивного начальника тюрьмы, и он за месяц доведет беднягу до психушки своим мягким, но необоснованным отказом подчиниться тюремным правилам. Даже если его посадят в одиночную камеру или на хлеб и воду, если такое наказание еще существует, это его не остановит. Дайте ему свободу, и он применит свои вновь приобретенные таланты на благо училища Он с удовольствием будет принимать участие во всех заседаниях и доводить их участников до бешенства, неизменно поддерживая точку зрения, диаметрально противоположную той, которой придерживается большинство. В конечном итоге, жизнь – не гонка по кратчайшей к цели, а неудержимый бег в логический вакуум, и жизнь была суматошной, хаотичной и полной случайностей. Правила устанавливались только для того, чтобы их нарушать, и человек с разумом кузнечика всегда был на один прыжок впереди других. Установив этот новый закон, Уилт повернулся на бок и попытался уснуть Однако сон не шел. Он попробовал перевернуться на другой бок. но заснуть все равно не удавалось. Мысли, вопросы, бессмысленные ответы и воображаемые диалоги лезли в голову. Он попробовал пересчитать овец, но обнаружил, что думает о Еве. Милая Ева. чертова Ева, беспокойная Ева полная энтузиазма Как и сам Уилт, она стремилась к чистоте, к вечной истине, которая избавила бы ее от необходимости мыслить самостоятельно. Она пыталась обрести это через занятия керамикой, трансцедентальную медитацию, батут, дзюдо и, самое нелепое, восточные танцы. В конце концов она попыталась найти это в сексуальной эмансипации, женском движении и таинстве оргазма, где она бы смогла навек потерять себя. Что, надо заметить, ей и удалось сделать. Прихватив с собой этих мерзких Прингшеймов. Что ж, ей придется потрудиться и все объяснить, когда она вернется. Уилт мысленно улыбнулся, представив себе, что она скажет, когда обнаружит, к чему привело ее последнее увлечение бесконечностью. Уж он постарается, чтобы она жалела об этом до конца своих дней.

Сидя на полу в гостиной викария, Ева боролась с возрастающей уверенностью, что ее смертный час давно пробил и ничего с этим не поделаешь. Все, с кем ей приходилось сталкиваться, думали, что она умерла. Полицейский, с которым она говорила по телефону, никак не хотел верить ее утверждению, что она жива и относительно в порядке, и настойчиво требовал, чтобы она доказала, что она – это она. Ева ретировалась с пошатнувшейся уверенностью в своем существовании, и реакция святого отца Джона Фрауда на ее появление в его доме была последней каплей. Его страстные призывы к Всемогущему Богу спасти душу недавно усопшей, некой Евы Уилт, невинно убиенной, и вызволить ее из нынешней ненадежной оболочки, произвели на Еву сильное впечатление. Она опустилась на колени на ковер, а викарий тем временем смотрел на нее поверх очков, закрывал глаза, возвышал дрожащий голос в молитве, снова открывал глаза и вообще вел себя так, как будто хотел нагнать мрак и уныние на мнимый труп. Когда же он сделал последнюю отчаянную попытку заставить Еву Уилт, усопшую, занять подобающее ей место в небесном хоре и, прервав молитву относительно того, что «человеку, рожденному от женщины, отведено мало времени для жизни, полной невзгод», с дрожью в голосе приступил к псалму «Следуй за мной», Ева не смогла больше сдерживаться и проникновенно запричитала псалом «Быстро спускается тьма». Когда они добрались до «Твое присутствие нужно мне каждое мгновение», святой отец Джон Фрауд придерживался совершенно противоположного мнения. Шатаясь, он вышел из комнаты и скрылся в кабинете. За его спиной Ева с энтузиазмом, с каким она в свое время занималась керамикой, дзюдо и батутом, потребовала, чтобы ей сообщили, «где жало смерти есть и где ты ждешь, моя могила».

– Откуда мне, черт побери, знать, – пробормотал святой отец и потянулся за бутылкой, но обнаружил, что она пуста. Он опустился на стул и закрыл уши ладонями, чтобы заглушить эти ужасные звуки. Вообще-то, с псалмом «Следуй за мной» он слегка погорячился. Следовало бы выбрать «Зеленые холмы вдали». Этот псалом труднее истолковать двусмысленно.

Когда наконец псалом подошел к концу, он посидел, наслаждаясь тишиной, и уже было собрался пойти поискать еще одну бутылку, как раздался стук в дверь и вошла Ева.

– Святой отец, я согрешила, – пронзительно воскликнула она. Святой отец Джон Фрауд уцепился за подлокотники кресла и попытался проглотить комок в горле. Это было нелегко. Затем, преодолев весьма обоснованные опасения относительно внезапного появления у него симптомов белой горячки, он нашел в себе силы говорить.