— Но кто же вы тогда? — вопрос комманданта прозвучал довольно требовательно.

— Господи, зачем вам это знать? — простонала миссис Хиткоут-Килкуун. Она сидела на краешке кровати и рыдала. Коммандант подошел к одному из кранов, налил стакан воды и протянул ей.

— Выпейте, — сказал он, подавая стакан, — это поможет.

Миссис Хиткоут-Килкуун сделала глоток и в ужасе уставилась на комманданта.

— Неудивительно, что вы страдаете запорами, — сказала она и поставила стакан на прикроватный столик. — И мы вас заставили жить в этом ужасном месте! Что же вы после всего этого должны о нас думать?!

Коммандант, в глубине души соглашаясь с тем, что курорт Веезен оказался далеко не самым приятным местом, решил, однако, воздержаться от высказывания собственного мнения. Для него день и так превратился уже в непрерывную череду признаний и исповедей.

— Скажите, — спросил он вместо ответа, — если полковник — не полковник, то кто же он на самом деле?

— Этого я не могу вам сказать, — проговорила миссис Хиткоут-Килкуун. — Я дала обещание никому и никогда не рассказывать, что он делал во время войны. Он меня убьет, если решит, будто я вам рассказала. — Она осуждающе посмотрела на комманданта, — забудьте все, о чем я тут говорила. Я уже и так наболтала слишком много лишнего.

— Вот как, — заметил коммандант, — делая собственные умозаключения на основании угрозы полковника убить жену, если она проговорится. Чем бы ни занимался Генри Хиткоут-Килкуун во время войны, ясно, что это было нечто совершенно секретное.

Миссис Хиткоут-Килкуун решила, что пролитых ею слез и сделанного только что признания более чем достаточно, чтобы как-то компенсировать комманданту неудобства его проживания. Она вытерла глаза и встала.

— Вы с таким пониманием ко всему относитесь, — прошептала она.

— Ну, я бы этого не сказал, — совершенно искренне возразил коммандант.

Миссис Хиткоут-Килкуун подошла к зеркалу и стала приводить в порядок тот ущерб, который — весьма, впрочем, расчетливо — был причинен ее гриму. — А сейчас, — заявила она неожиданно весело, что весьма удивило комманданта, — я отвезу вас на перевал Сани и мы попьем там чаю. Нам обоим не помешает развеяться, а вам бы стоило попробовать и какой-нибудь другой воды.

Эта поездка навсегда осталась в памяти комманданта. Великолепная машина бесшумно скользила мимо подножия гор, оставляя позади себя густой шлейф пыли, медленно оседавшей на поля и лачуги кафров, мимо которых они проезжали. И чем дальше они ехали, тем заметнее возвращалось к комманданту его утраченное было добродушие. Вот он сидит в этом прекрасном автомобиле, который когда-то принадлежал генерал-губернатору и в котором, как говорят, даже дважды проехался принц Уэлльский во время его триумфального визита в Южную Африку в 1925 году. А рядом с ним сидит — ну, если и не леди в полном смысле этого слова, то по крайней мере женщина, обладающая всеми внешними признаками и достоинствами настоящей леди. Во всяком случае, машину она вела превосходно, чем коммандант не мог не восхищаться. Особое впечатление произвело на него ее умение до мига рассчитывать скорость движения. В одном месте машина неслышно подкралась сзади почти вплотную к негритянке, несшей на голове большую корзину. Только тогда миссис Хиткоут-Килкуун нажала на сигнал, и насмерть перепуганная негритянка одним прыжком отскочила в канаву.

— Во время войны я была в армии и там научилась водить, — объяснила миссис Хиткоут-Килкуун в ответ на комплимент комманданта ее шоферскому мастерству. — Водила тридцатитонный грузовик. — Она засмеялась при этом воспоминании. — Вы знаете, все говорят, что война была ужасным временем. Но лично мне она очень понравилась. Никогда в жизни у меня не было больше такого интересного времени.

Коммандант в очередной раз удивился странной способности англичан находить радость и удовлетворение в самых, казалось бы, неподходящих для этого явлениях и обстоятельствах.

— А… э-э-э… полковник — ему тоже война понравилась? — спросил коммандант, которого все сильнее разбирало любопытство, чем же все-таки занимался тот во время войны.

— Что? Это в подземке-то?[56] Нет, не думаю, — машинально ответила миссис Хиткоут-Килкуун прежде, чем поняла, что проговорилась. Она съехала на обочину, плавно остановила машину и только тогда повернулась к комманданту.

— Грязный трюк, — сказала она. — Сперва заставить меня разговориться, а затем невзначай спросить, чем Генри занимался во время войны. У полицейского это, наверное, уже профессиональная привычка. Ну что ж, я проговорилась, — продолжала она, не обращая внимания на возражения комманданта. — Так вот, Генри был охранником в подземке. Во внутреннем круге. Но ради Бога, поклянитесь мне, что вы ни когда не будете об этом говорить.

— Разумеется, не буду, — с готовностью ответил коммандант, чье уважение к полковнику неимоверно выросло сейчас, когда он узнал, что тот принадлежал к внутреннему кругу подпольного движения сопротивления.

— А майор? Он тоже был с ним? — Миссис Хиткоут-Килкуун расхохоталась.

— О Господи, нет, конечно, — проговорила она сквозь смех. — Он был чем-то вроде бармена в «Савое».[57] А где, вы думаете, он научился делать такие сногсшибательные коктейли?!

Коммандант понимающе кивнул. Майор Блоксхэм всегда производил на него впечатление человека, находящегося не в ладах с законом. Но кто же знает — возможно, это впечатление и было неверным.

Они доехали до перевала, попили чаю в расположенной там гостинице, а затем отправились назад в Веезен. И лишь на обратном пути, и то только тогда, когда они уже подъезжали к городу, коммандант задал вопрос, неотступно мучавший его весь день.

— Вы, случайно, не знаете человека по имени Элс?[58] — спросил он.

Миссис Хиткоут-Килкуун отрицательно покачала головой.

— Нет, не припоминаю такого, — ответила она.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена, — подтвердила она. — Человека с таким именем я бы запомнила.

— Да, наверное, — согласился коммандант, подумав про себя, что такого мерзавца, как Элс, запомнил бы всякий, кому довелось бы с ним столкнуться, и под любым именем. — Он очень худой, с маленькими глазками, и голова у него сзади заметно приплюснута, как будто ее чем-то ударили.

Миссис Хиткоут-Килкуун улыбнулась.

— Точь-в-точь Харбингер, — сказала она. — Странно, что вы его вспомнили. Вы — второй, кто меня сегодня о нем спрашивает. А первый раз его кто-то упомянул за обедом, и тогда Маркиза сказала… Она сказала: «О нем могла бы рассказать легенд немало я». Странно, что подобное могут говорить в отношении Харбингера. Мне кажется, он ведь не слишком культурный и воспитанный?

— Безусловно, нет, — с чувством подтвердил коммандант, отлично понимая, что могла иметь в виду Маркиза.

— Генри взял его из веезенской тюрьмы. Вы же знаете этот порядок, когда можно нанять заключенного за несколько центов в день для разной домашней работы. Так с тех пор он у нас и остался, вроде разнорабочего.

— Но я бы все-таки не сводил с него глаз, — сказал коммандант. — Мне кажется, это не тот тип, которому можно позволять оставаться без присмотра.

— Странно, что у вас сложилось о нем такое мнение, — повторила миссис Хиткоут-Килкуун. — Он как-то признался мне, что, прежде чем стал преступником, работал палачом.

— Прежде? — изумленно спросил коммандант, но миссис Хиткоут-Килкуун в этот момент была вся поглощена процедурой въезда в ворота гостиницы и потому не обратила внимания на его вопрос.

— Вы ведь присоединитесь завтра к нашей охоте? — полувопросительно, полуутвердительно сказала она, когда коммандант уже выходил из машины. — Я понимаю: после всего, что вам уже пришлось из-за нас испытать, я прошу слишком многого. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали.

Коммандант глядел на нее и думал, что ответить. Сегодняшняя послеобеденная прогулка доставила ему большое удовольствие, и он не хотел бы обидеть миссис Хиткоут-Килкуун.