Но попробовать смесь рома, бренди и яблочного бренди в дополнение к «особому» коммандант не успел. Миссис Хиткоут-Килкуун постаралась по возможности быстрее и незаметнее провести его через толпу гостей, чтобы познакомить с мужем. Полковник с интересом уставился на костюм комманданта.
— Очень хорошо, что вы все-таки смогли к нам выбраться, коммандант, — приветствовал его хозяин с таким дружеским расположением, что это не на шутку встревожило супругу полковника. — Скажите, а буры всегда приходят на званые обеды в твидовых костюмах от Харриса?
— Ну Генри!.. — вмешалась миссис Хиткоут-Килкуун, прежде чем коммандант нашелся что ответить. — Коммандант просто не ожидал, что у нас тут, в деревне, будет официальный прием. Муж, — повернулась она к комманданту, такой педант в… — Ее заключительные слова потонули в ударе колоссального гонга. Когда звук его замер, зулус-дворецкий пригласил всех к столу. На часах было половина восьмого. Миссис Хиткоут-Килкуун вихрем промчалась через комнату и набросилась на дворецкого. Резко отчитав его и дважды назвав черным чурбаном, хозяйка повернулась к гостям с фарфоровой улыбкой на лице.
— Прошу прощения, небольшое недоразумение со временем, — сказала она.
Пробормотав еще что-то насчет того, как трудно в наше время раздобыть приличных слуг, она смешалась с толпой. Коммандант, оставшись в одиночестве, допил свой «особый» коктейль, подошел к бару и попросил сделать ему «кувалду». После чего отыскал тихий уголок рядом с аквариумом, в котором плавала золотая рыбка, подходившая по цвету к его костюму, и устроился там, наблюдая за остальными гостями. Среди собравшихся выделялся один лишь полковник: его желчный взгляд позволял угадать в нем человека выдающихся достоинств. Все же остальные представляли собой тот тип людей, который коммандант меньше всего ожидал здесь встретить. Казалось, будто их сопровождает атмосфера какой-то самоуверенной неуверенности; а речи этих людей явно недоставало того легкого городского юмора и ироничности, что изобиловали на страницах романа «Берри и компания». В стоявшей рядом с коммандантом небольшой группе низенький толстенький человечек объяснял своим слушателям, как можно получить пятидесятипроцентную скидку при покупке холодильника. Рядом кто-то страстно доказывал, что мясо стоит покупать только оптом. Коммандант не спеша двинулся по комнате, стараясь прислушиваться к другим разговорам. До него долетали только отдельные фразы, из которых, однако, можно было составить себе общее представление. Говорили о розах, о предстоящих в июле скачках, о чьем-то разводе. Когда коммандант, обойдя комнату, вновь добрался до бара, майор Блоксхэм протянул ему новый коктейль, назвав его «третья степень».
— Ну как, старина, годится? — спросил он, однако попробовать коктейль коммандант не успел. Снова раздался громкий вибрирующий звук гонга, приглашавший гостей к столу. Не желая, чтобы коктейль пропал зря, коммандант вылил его в аквариум, в котором плавала золотая рыбка.
— Садитесь между Маркизой и мной, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун, пока гости отыскивали свои места за длинным обеденным столом. — Здесь вы будете в безопасности. — Она показала комманданту на место рядом с весьма странным человеком, облаченным в вечерний костюм, который называл всех подряд «дорогой» или «дорогая». Заметив, что человек как-то слишком внимательно, изучающе разглядывает его, коммандант, которому этот взгляд показался неприятным, немного передвинул свой стул поближе к месту, где сидела миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант повертел в руках серебряные ножи и вилки, лежавшие рядом с его тарелкой, и почувствовал на себе какой-то странный взгляд полковника. Когда разговоры за столом немного приутихли, сидевший справа от комманданта человек спросил его, чем он занимается.
— Занимаюсь? — переспросил коммандант, не вполне понимая, куда клонит собеседник. Вопрос прозвучал так, что ответить на него можно было бы по-разному.
Маркиза мгновенно уловила смущение комманданта.
— В смысле — чем вы зарабатываете на жизнь, дорогой? Не чем вы занимаетесь со мной — этого я не имела в виду, могу вас уверить.
Сидевшие за столом засмеялись, когда же коммандант сказал, что он полицейский, смех стал еще громче. Коммандант хотел было заявить, что повидал на своем веку достаточно распиздя́ев, которые корчили из себя невесть что, но тут миссис Хиткоут-Килкуун прошептала ему на ухо: «Это женщина». Коммандант побелел от мысли, какой ляп он чуть было не совершил, и, чтобы прийти в себя, сделал добрый глоток австралийского бургундского, которое, по мнению полковника, почти не уступало шамбертену урожая 1959 года.
К концу обеда, когда стали подавать кофе и портвейн, комманданту удалось восстановить самообладание. При этом он дважды отыгрался, оба раза совершенно случайно. Первый раз, когда спросил, присутствует ли на обеде муж Маркизы. А второй, когда потянулся мимо нее за солью и нечаянно задел Маркизу за то место, где у нее должна была бы быть грудь по-видимому, тщательно скрываемая. Сидевшая слева от него миссис Хиткоут-Килкуун, раскрасневшаяся от вина и близости комманданта, излучавшего вокруг мужское обаяние, осторожно прижималась к нему под столом ногой, широко улыбалась и все время дотрагивалась кончиками пальцев до своих жемчужных сережек. Когда полковник встал и предложил тост за Мастера, миссис Хиткоут-Килкуун слегка подтолкнула комманданта локтем и показала глазами на фотографию, висевшую над камином.
— Этот майор Мерсер, прошептала она, — Дорнфорд Йейтс.
Коммандант кивнул и стал внимательно разглядывать лицо, пристально смотревшее на него с фотографии и выражавшее откровенное омерзение при виде мира и его обитателей. Сильный и жестокий взгляд горящих глаз, один из которых был больше другого; ощетинившиеся усы; автор романтическкх книг скорее смахивал на рассвирепевшего сержанта. «Наверное, слово „авторитет“ происходит от „автора“», — подумал коммандант, машинально передавая бутылку с портвейном не в ту сторону, в какую следовало бы. Из уважения к Маркизе женщины остались за столом, и теперь официант-зулус обносил гостей сигарами.
— Это вам не «Генри Клэй» — всего-навсего родезийские «маканудос», — скромно сказал полковник. Коммандант взял сигару и закурил.
— Никогда не пробовали скрутить такую сами? — спросил он полковника и был удивлен тем, что тот немедленно залился румянцем.
— Разумеется, нет, ответил полковник Хиткоут-Килкуун, который начал выходить из себя еще тогда, когда портвейн отправился не в ту сторону. — Кто же сворачивает себе сигары сам?!
— Я, например, — с нескрываемой иронией произнес коммандант. — У моей бабки была ферма в Магалиесбурге. Она выращивала табак. А сигары скручиваются на ляжках, на внутренней их стороне.
— Просто жуть как романтично, — ледяным тоном заметила Маркиза. Когда хохот за столом затих, коммандант как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ.
— Бабка нюхала табак. А мы все крошили его для нее.
Окружавшие стол раскрасневшиеся лица молча уставились на человека в твидовом костюме от Харриса, бабка которого, по его собственному признанию, нюхала табак.
— Да, красочная у вас семейка, — заметил толстяк, знавший, как получать скидки на холодильники, и испугался, увидев, что коммандант внезапно наклонился в его сторону через стол с выражением неописуемой ярости на лице.
— Если бы я не находился в чужом доме, вы бы по жалели о своих словах, — прорычал коммандант. Толстяк побледнел, а миссис Хиткоут-Килкуун умиротворяюще положила свою руку на руку комманданта.
— Я что-нибудь не так сказал? — поинтересовался толстяк.
— Полагаю, мистер Эванс имел в виду, что у вас очень интересная семья, — прошептала миссис Хиткоут-Килкуун комманданту.
— Мне так не показалось, — ответил тот. Полковник Хиткоут-Килкуун, сидевший на противоположном конце стола, решил, что пора ему заявить о своей власти, и приказал официантам подавать ликеры. Решение оказалось не самым удачным. Майор Блоксхэм, уязвленный тем, что его убойные коктейли не привели комманданта в такое состояние, когда из него можно было бы сделать всеобщее посмешище, предложил комманданту шартрез. Ван Хеерден с интересом наблюдал, пока в его стакан для портвейна наливали ликер.