анекдоты{[40]}, тем не менее подчиняются их власти. Бедняки, как всякий темный народ, опасаясь

остаться без защиты перед сложностями жизни, а остальные из страха репрессий.

В современном Иране степень религиозности зависит от социальной принадлежности человека, образования, общей культуры. Верующий иранец, как и все мусульмане, молится пять раз в сутки.

Для этого существует несколько несложных приспособлений: Коран, молельный коврик и камешек

из святого места (в большинстве случаев из Кербелы или Мешхеда). В ходе молитвы мужчина

касается лбом камешка. Мозоль на лбу является признаком многолетнего и регулярного

исполнения намаза. В среде верующих ее обладатель пользуется уважением. Впрочем, камешек

— дело добровольное и мозоль на лбу у мужчин — явление нечастое, а у женщин мозолей я

вообще никогда не видел.

Среди молельного инвентаря может быть также особый компас без делений на градусы, его

стрелка указывает одно- единственное направление — на Мекку. Но компас — это уже пижонство.

Иранцы терпимо относятся к иноверцам, но могут быть и весьма агрессивны, если кто-то, даже

неосознанно, покушается на их религиозные каноны.

Характерная история произошла однажды на ТЭС в Исфагане. Как-то утром в генконсульство

приехал начальник строительства Лукьян Акимович Айзбеков, очень уважаемый мною человек.

Весь на нервах:

Муллы собрали антисоветский митинг, полтысячи местных рабочих, собираются нас громить!

Лукьян Акимыч, — говорю, — подробней!

Мы не так построили туалеты!

А что там может быть не так?

Не той стороной к Мекке!

Тут надо пояснить, что из себя представляла рабочая площадка ТЭС, а также местный туалет.

Теплоэлектростанция — это небольшой город, размещенный на сотне гектаров земли. Согласно

проекту, на площадке должны иметься туалеты. Туалет на стройке — это деревянный скворечник с

круглой дыркой в бетонном полу, под которым яма. Из дополнительных (местных) атрибутов —

кувшин с водой для совершения омовения. Количество таких туалетов — около 100 штук. Где тут

сложности?

Оказалось, что есть, и очень серьезные. Вопрос заключался в том, какой частью тела мусульманин

должен быть обращен к Мекке в такой пикантный момент. Не задом, конечно, это понятно! Но и

не передом, а только боком. Такие нюансы советским проектировщикам, естественно, были

неведомы. И вот сейчас оскорбленные муллы призывают бить неверных. Наших там около тысячи

мужиков, в обиду себя, конечно же, не дадут, но кому нужны эти проблемы.

Лукьян Акимыч, — говорю, — а дело-то просто решается!

Да ну, а как?!

Скворечники по оси поверни!

Окрыленный специальными знаниями, начальник строительства помчался назад, и антисоветские

происки в тот же день были прекращены. Имелись, впрочем, и противоположные примеры, когда

иранцы проявляли по отношению к нам небывалую терпимость.

В Исфагане расположено несколько мировых памятников исламской архитектуры. Одним из них

является гробница суфийского дервиша Абу Абдоллы, больше известная как «Качающиеся

минареты». Это миниатюрная мечеть с двумя кирпичными минаретами на входе. Подняться в

башенку одновременно может только один человек, уж очень она узкая. Ее верхняя площадка

находится невысоко, на уровне третьего этажа обычного здания. Если, оказавшись на этой

площадке, вы начинали перемещать свое тело справа налево или наоборот, минарет повторял

ваши движения. Но самое интересное, что в такт ему раскачивался и второй минарет. Так они

удивляли и радовали людей с четырнадцатого века до семидесятых годов двадцатого, пока наши

со стройки не приехали сюда по профсоюзной линии. Им местком организовал экскурсию.

Советские тетки (по 10 пудов живого веса) залезали в башенки и раскачивали их. Да с визгом, с

гиканьем. Туда потом долго никого не пускали. Даже местных. Года через два мне довелось

заглянуть. Минареты уже не качались — их пришлось изнутри укрепить каким-то хитроумным

способом, чтоб не обрушились. И, что странно, никто по этому поводу слова плохого нам не

сказал63.

Как у всех нормальных людей, в жизни иранцев происходят и веселые и траурные события.

Главный траур — Ашура. Он посвящен памяти имама Хосейна, внука пророка Мухаммеда,

поднявшего восстание против погрязшего в пороках халифа Язида. Хосейн был жестоко убит в

битве при Кербеле{[41]} в 680 г. По преданию, ему нанесли 69 ран. Затем враги разрубили его тело

на части и разбросали Бог знает куда. Для шиитов Хосейн — символ борьбы за чистоту веры.

В дни Ашуры толпы верующих ходят по улицам городов и сел «в поисках останков имама», славя

его благие деяния и поминая вероотступников и тиранов недобрыми словами.

Траур длится несколько дней и имеет форму мистерии, которая в реальном времени повторяет

ход битвы и мученическую смерть Хосейна. Шествия возглавляют, естественно, муллы, за

которыми следуют группы небритых мужчин в черных рубашках. Они бьют себя по спинам

плетками из металлических цепей, скорбно восклицая: «Ах, Хосейн! Вах, Хосейн!», за ними идут

обычные люди. В России этот траур известен под названием «шахсей- вахсей».

Самое веселое торжество — Ноуруз65 (Новый год). Это к тому же единственный нерелигиозный

праздник. Он существует с языческих времен, задолго до прихода в Иран ислама. Его отмечают в

начале весны. Люди готовят угощение, ходят друг к другу в гости, дарят подарки, покупают новые

вещи, а старые, кому позволяет материальное положение, раздают беднякам. В принципе почти

всё, как у нас, только никто не напивается и не хулиганит.

Обычные дни отдыха иранцы любят проводить за городом на природе. Я часто наблюдал, как

целые семьи, а здесь это много народа, располагаются на траве недалеко от дороги, по

возможности в тени, рядом с бегущей водой, кушают, о чем-то неспешно беседуют, дети бегают, бабушки и мамы периодически пытаются их чем-нибудь накормить. В общем нормальная жизнь, нормальные люди.

Иранская кухня не славится особыми достижениями. Главные блюда — плов и кебаб. Конечно, это

не единственная еда, но так или иначе все крутится вокруг одной темы. Имеются кое-какие

экзотичные для нас кушанья, например жареные ослиные яйца. Вкусно, но мало чем отличается от

куриного мяса.

В Иране далеко не все едят сытно. Бедные люди, а их большинство, питаются фруктами, зеленью, фасолью, хлебом. К примеру, наш садовник Махмуд обедал арбузом, разрезав его пополам и

ложкой черпая, как из тарелки.

Иранцы любят сладости. Традиционные — это халва, нуга, пахлава, сухофрукты, орехи.

Халву готовят повсеместно в полудомашних условиях в мелких лавочках, там же и продают. Она

лежит на прилавках в огромных алюминиевых тазах, откуда хозяин отрезает ножом сколько вы

скажете. Рецептов — уйма, у каждого свой, но качество всюду отменное — иначе не купят. О вкусе

рассказывать бессмысленно, надо пробовать! Вкус, как говорил классик, — «списифисский», и, познав его, уже не захочется взять фабричную ерунду в красивой упаковке, которую продают у нас

в супермаркетах.

Сухофруктов много: инжир, финики, курага, яблоки, груши; из ягод — вишня, тута. Но самый

распространенный вид сухофруктов — кишмиш. Причина простая: винограда — хоть отбавляй, а

вино вне закона. Кишмиша здесь десятки сортов. Один мне особенно полюбился, у нас такого в

продаже нет: длинный (до трех сантиметров), без косточек и зеленый! Берешь три штучки, добавляешь одно ядрышко крупного миндаля... и лучшей закуски к хорошему коньяку не найти!

Но иранцы употребляют кишмиш, естественно, в ином сочетании.

Из орехов на первом месте по благородности — миндаль, затем кешью, фисташки, грецкий,

фундук и арахис. Есть еще сушеный соленый горох, семечки тыквы и подсолнуха. В этом списке