– Про… простите, легат, – говорит он наконец.

– Давно это у вас?

Кавалерист поднимает взгляд. С трудом выпрямляется.

– С похода Тиберия.

Всего два года? Великая Германия сожрала его здоровье и силу. Выпила кровь. За это время от человека остались кожа, кости да боевые награды…

Грудь кавалериста увешана фалерами – за храбрость, за взятие чего-то там, за осаду крепости и прочее.

Награды тяжелые. Это, видимо, чтобы его не унесло ветром.

Марк Скавр, декурион всадников Восемнадцатого легиона, салютует:

– Легат!

– Это ты нашел моего брата, декурион?

– Да, легат.

Я медлю, прежде чем задать следующий вопрос.

– Кто был с вами?

Я знаю ответ, но должен убедиться.

– Однорукий варвар по имени Тиуториг, – говорит Марк. – Этот гем служил у нас проводником. Раньше он несколько раз нам помогал, и все проходило хорошо. Мы ему доверяли. Но на этот раз… Вы сами знаете, легат.

Конечно. Но я до сих пор не могу сложить воедино эту мозаику.

Итак. Однорукий привел моего брата и его охрану в маленькую германскую деревню. Там у брата была назначена встреча. С кем? Я до сих пор не выяснил. Но дело было очень важное и секретное, иначе бы Луций не поехал сам, лично. Причем с маленькой охраной.

А потом этот же Тиуториг нашел отряд Марка и заявил, что «римские солдаты в опасности». Всадники тотчас выдвинулись. Однорукий привел турму Марка в ту самую деревню, где они нашли тело моего брата и его мертвых легионеров. И тут Тиуториг исчез. Прежде чем Марк успел сообразить, что гему стоит задать некоторые вопросы.

По времени не совпадает, вот что меня тревожит. К моменту появления в деревне всадников Марка Скавра мой брат и его люди были уже мертвы. Тиуториг должен был сначала привести Луция в деревню, затем срочно ехать за Марком, а потом возвращаться с всадниками в деревню. Убивать моего брата у него просто не было времени. Это сделали другие.

Если бы не странное исчезновение Тиуторига, я бы решил, что Луций почувствовал опасность и сам послал варвара за подмогой… Просто помощь запоздала, но… Гем привел людей Марка в деревню и исчез. Потом однорукого видели в разных местах, достоверно известно, что Тиуториг ранил одного римского солдата. Когда я приехал в Германию, однорукий проник в дом Вара, в мою комнату – и что-то искал там (неужели глиняную птичку? Или кодекс Луция?). Тарквиний, старый раб, воспитывавший меня с детства… Он невовремя зашел ко мне в комнату – и однорукий цинично убил старика. Хотя мог просто оглушить.

Я снова чувствую горечь. За Тарквиния мне обидней всего.

В общем, у меня теперь две задачи: найти однорукого и узнать имя того, с кем встречался Луций.

Проклятье, проклятье, про…

Я стучу по столу ладонью, потом соображаю, что делаю. Поднимаю взгляд.

– Когда вы нашли убитых, кровь была свежей?

Декурион кивает:

– Прошла всего пара часов, может, даже меньше.

– И убийцы могли находиться рядом, – говорю я медленно. – Интересно. Закололи всех римлян и…

– На вашем брате не было ран.

– Нет?

Этого я не знал.

– Мы нашли Луция Ветурия в доме. Сидел с открытыми глазами, за столом. Словно уснул. Ваш брат уже не дышал, легат. Но… – декурион запинается.

– Что «но»?

– Ну, он скорее выглядел спящим, чем мертвым.

Спящим? Интересно. Яд не очень сходится с моим представлением об одноруком. Этот гем скорее убьет собственными руками… вернее, единственной рукой… чем возьмется за отраву. К тому же «яд» подразумевает знание о ядах. Что тоже не так просто. Это уже Рим. Египет. Или, скажем, Парфия и дальше на восток. Там это дело любят. А тут люди простые… Варвары.

– Яд?

Декурион пожимает плечами.

– Не знаю, легат. Я не очень в этом разбираюсь.

Я молчу. Думаю.

«Случайностей не бывает», сказал последний из атлантов. «Случай – это просто выбор того или иного варианта».

– Марк? – говорю я наконец. Поднимаю взгляд. Кавалерист переступает с ноги на ногу.

– Легат?

– Покажешь мне это место?

Небесный эфир, он же квинт эссенция – пятая стихия. Легчайший слой воздуха, в котором живут и которым дышат боги. Если задрать голову и посмотреть вверх, то его даже можно увидеть. Он голубого цвета. Он – Келест. Небесный.

Его зовут так же, как меня. И как звали моего брата. Как нашего отца.

Келест. Семейное прозвище.

Означает высоту стремлений, чистоту помыслов, полет мысли… и что-то еще.

А еще мы очень жестокие. По себе знаю.

Тит Волтумий, старший кентурион Семнадцатого легиона. За сорок, круглая голова с сединой в висках. Жесткие черты лица, крупная челюсть. Насмешливые морщины в уголках глаз. Кентурион идет, слегка прихрамывая. В какой-то момент он оступается и едва заметно морщится. Тит Волтумий был ранен в ночном бою, когда наши пути пересеклись с шестью гемами. Меня тоже задели, но то была царапина. Рана Волтумия оказалась гораздо серьезнее…

Кентурион берет себя в руки, подходит и салютует – четко и красиво. Как всегда.

Хромота почти незаметна. Если бы я не знал, то…

– Как твое бедро? – спрашиваю я.

Кентурион кивает, щурится:

– Спасибо, легат. Уже могу танцевать.

Я хмыкаю.

– Конечно, конечно. Рад тебя видеть, Тит. И – давай выздоравливай. Ты мне нужен. – Я поворачиваюсь, чтобы идти.

– Легат?

– Что, Тит?

Глаза кентуриона ярко-золотистые, как мед. Он наклоняет голову, смотрит на меня исподлобья.

– Вы, наконец, скажете, куда собираетесь? Или мне догадываться?

Я улыбаюсь. Мне сильно не хватало этого долбанутого на всю голову служаки…

– На танцы, кентурион. На танцы.

Почему умер мой брат?

Я спрашиваю у богов – и напрасно жду ответа. Молчание. Тишина в эфире.

С тем же успехом я мог спросить, почему вольноотпущенники Августа убили моего отца. Или почему сделали это на моих глазах?

Кровавое пятно на белоснежной отцовской тоге…

Келест – означает небесный.

Огромное зеркало из черной бронзы, доставшееся мне в наследство от брата, высится посреди палатки. Оно такое старое, что, вероятно, перешло к Луцию от предыдущего легата.

Я внимательно разглядываю себя в отражении. Я похож на серого человека? На атланта?

Я надеваю перевязь с мечом, поверх – солдатский пояс с широкой пряжкой. Сверху – шерстяной плащ. Застегиваю его фибулой на правом плече. Кинжал пугио – в ножнах на поясе. Кажется, все.

Нужно ехать. В этот раз я не совершу ошибки – как тогда, в таверне. В этот раз со мной будет Тит Волтумий, старший кентурион, гроза легионной «зелени»…

А также Марк Скавр и целая турма всадников.

Выхожу из палатки. Меня уже ожидают. Вереница солдат расположилась на Санктум Преториум – главной площади лагеря. Алые вексиллы колеблются от ветра.

– Все готово?

Декурион Марк кивает. Они с Титом обмениваются приветствиями – как старые знакомые. Я сажусь верхом, натягиваю повод, жеребец переступает. Все, пора трогаться.

Кентуриону подводят каурую кобылу.

– Проклятье, – говорит Тит. – Я так и думал, что тут какой-то подвох…

Всадники хохочут.

Тит влезает на лошадь без особого удовольствия. С недоверием смотрит на ее загривок. Все-таки он пехота, «мул», для него лошади – нечто совсем чуждое. Я сжимаю коленями бока жеребца.

– Поехали!

Спустя пару часов, когда солнце начинает клониться к горизонту, мы прибываем на место.

– Легат, – декурион придерживает коня. Тот со злостью грызет удила. – Вот она, та деревня.

Я киваю. Спешиваюсь – ноги болят так, что я еле могу идти – и веду коня в поводу. От покосившегося частокола и заброшенных амбаров ложатся на дорогу вытянутые, угловатые, изломанные тени. Вечер. Лучи солнца пробиваются сквозь листву, все залито красноватым светом – словно это вода с растворенной в ней кровью. Негромко стучат копыта.