— Мистеру Фарли очень хотелось бы поехать завтра с нами, — продолжал Скотти. — Если можно, конечно. Он решил тряхнуть стариной и разнообразить свой отпуск. Вы уж скажите «да», пожалуйста.
— Да, — сказал Верной.
Сатанинская пляска
Двадцать маленьких чертей-богов стояли по подстилке из пальмовых листьев. Их колени были вывернуты и согнуты, руки широко разведены; глаза зловеще блестели; из каждой пасти, искаженной сатанинской ухмылкой, торчал раздвоенный язык, готовый ужалить. В пламени свечей казалось, что идолы пляшут.
Кэрби моргнул, прокашлялся и заметил:
— Хорошо, Томми. Очень... впечатляет.
— И тебя проняло? — осведомился Томми, опуская свечу пониже. Дьявольские тени увеличились и заплясали на стене хижины.
— Действительно... очень впечатляет, — похвалил Кэрби.
А тем временем на улице шло торжество в честь Кэрби и Иносента. Розита с двумя индейцами все еще искала где-то в ночи Валери Грин, но все понимали, что сегодня Царицу джунглей уже не найти. Было бы славно, если бы с нею ничего не стряслось до рассвета.
Пока в одной из хижин Иносенту показывали домотканые накидки и ткани, обработанные самодельными красителями, Томми и воспользовался случаем, чтобы доказать Кэрби, что не терял времени зря и действительно сделал обещанных Чимальманов.
Десяти дюймов в высоту, семи в ширину, глиняные фигурки выглядели старыми, потому что их подержали в земле и чуть побили. Кэрби не разделял верования индейцев майя, не чувствовал себя явно не в своей тарелке рядом с этими воплощениями зла.
— Значит, доволен? — Глаза Томми сверкнули так же яр
ко, как глаза демонов.
— Хорошо, Томми. Спасибо и... э-э-э пошли отсюда.
Томми хохотнул, и они вышли под ясное звездное небо.
Селянам нравились празднества, и, хотя их тревожило исчезновение Шины, они сидели кучками и тихо переговаривались друг с дружкой. Пласт дыма висел над землей, горшки с самогоном стучали о камни. На западе чернели горы, поглотившие Валери Грин.
Закончив любоваться поделками, Иносент уселся на вынесенном из одной хижины самодельном тяжелом кресле красного дерева, которое водрузили у самого большого костра. Кресло покрыли цветной материей с узорами, настолько стилизованными за тысячелетия, что они утратили свой первоначальный реалистический смысл. На этом мягком троне и восседал Иносент, снисходительно отвечая на робкие улыбки индейцев и держа в левой руке банку из-под майонеза, почти до краев наполненную питьем.
— Иносент, — позвал Кэрби, подходя. Сент-Майкл с улыбкой повернулся к нему. Он не был ни пьян, ни «подкурен». Он казался просто счастливыми умиротворенным.
— Как ты, Кэрби?
— Прекрасно, — Кэрби огляделся в поисках сиденья, не нашел его и опустился на землю рядом с левым коленом Иносента. — Ты-то как?
— Все в порядке. Странный выдался у меня денек, Кэрби.
— У меня тоже, — Кэрби потрогал царапину от пули. Индейцы вокруг них продолжали беседовать на своем языке, гостеприимно улыбаясь Кэрби и Иносенту. Томми и Луз сидели у другого костра, поджидая Розиту.
— Сегодня утром я был немного не в себе, — признался Иносент.— Ты можешь в это поверить, Кэрби?
— Да, ты был немного не в себе...
— В основном от отчаяния. Я даже не плавал в бассейне, представляешь? Я не завтракал и не обедал.
— Как-то не верится...
— А все любовь, Кэрби. В мои-то годы вдруг взять и влюбиться.
— В Валери Грин?
— Странное дело: до сих пор я даже избегал этого слова — любовь. Я мог бы застрелить тебя, но не в силах был произнести это слово, — Иносент отхлебнул из банки.
— А ты уверен? Хорошо ли ты знаешь Валери Грин?
— А насколько хорошо я должен ее знать? Думаешь, я бы любил ее больше, если бы знал лучше? Мы провели вместе один день. Чисто платонически, как ты понимаешь.
— Этого ты мог бы и не говорить.
Иносент хихикнул.
— Так или иначе, я хотел опять увидеться с ней, но этого не случилось. Всегда так: хочется пить, а вода уходит в песок.
— Ты чудо, Иносент, — сказал Кэрби. — Я и не знал, что ты такой романтик.
— Я никогда им не был. Сейчас мне кажется, что от этого все мои беды. Ты знаешь, почему я женился?
— Нет.
— У отца Франчески были деньги, а я хотел купить клочок земли.
— Не может быть, чтобы только поэтому. У других девушек тоже есть отцы с деньгами.
— На землю претендовали еще двое. У меня не было времени выбирать.
— Но почему именно Валери Грин?
— Потому что она — честный человек. Я таких честных в жизни не встречал. И умница. И серьезная девушка. И не ищет одних только развлечений. Но прежде всего — честность.
— А ты неплохо изучил человека, с которым провел всего день, — заметил Кэрби. — Думаешь, плохи твои дела?
— Наоборот, хороши. А теперь, когда я верю тебе и этим людям, теперь, когда я в этой маленькой затерянной деревушке, когда я уверен, что Валери Грин рядом, живая, а не мертвая... Теперь все просто замечательно, правда?
— Ну, если ты так думаешь...
— Она вернется, — сказал Иносент. — Завтра мои глаза будут любоваться ею, мои уста скажут: «Привет, Валери!»— Он просиял, предвкушая радость.
— Иносент, похоже, ты вновь обрел былую невинность.
— Наверное. Я и не знал, что она у меня была когда-то. И мне нужен был кто-то, кто разбудил бы во мне все лучшее. И этот кто-то — Валери. Кэрби, перед тобой совсем другой человек!
— Верно, — ответил Кэрби.
— Он все время жил во мне, а я и не знал об этом.
— Вот что значит любовь хорошей женщины.
— Смейся, Кэрби, ничего, я не в обиде.
— Я не смеюсь, Иносент, — почти искренне сказал Кэрби.
— Значит, отныне и впредь я буду встречать в Белиз-Сити такого вот нового Иносента Сент-Майкла?
Улыбка Иносента стала сытой, сонной и довольной.
— Как знать, Кэрби, как знать...
— Думаешь, это у тебя скоро пройдет? Что ж, в таком случае, я рад был познакомиться с тобой сегодняшним — совсем другим парнем.
Подслушанный разговор
Голоса... Они что-то бормочут. Валери приоткрыла правый глаз и стала следить за муравьем, который тащил большой огрызок листа, задрав его кверху, как зеленый парус. Во рту сухо. Тело закоченело. Голова болит. Колени саднят. Волосы всклокочены. Мозги — наполовину в отключке.
Мимо ходили люди. Они были гораздо больше муравьев. Валери скосила открытый глаз и увидела двух удаляющихся мужчин. Они разговаривали. Маскировочная военная форма. На поясе — кривые ножи в черных кожаных ножнах. Гурки.
Валери все вспомнила и закрыла глаз. Индейская деревня, самолет, Кэрби с Сент-Майклом... Побег с украденными лепешками... Путаница в мыслях и блуждание по лесу... Что все это значит? Может, она помешалась от страха? Но она не помнит, чтобы так уж сильно чего-то испугалась. Во всяком случае, отойдя от деревни, она уже ничего не боялась, даже присела у ручья, чтобы запить первую лепешку. А после этого...
После этого... Неужели она смеялась, представляя себя автомобилем? Неужели громко болтала, как Дональд-утенок? Нет, должно быть, память подводит ее. Или что-то не так с ручьем? Видно, верно говорят и пишут: «Не пейте сырую воду».
Но потом — спасение! Гуркский патруль, сделавший ночной привал прямо у нее на пути. Она в буквальном смысле слова свалилась им на голову. Наконец-то она в безопасности, среди своих спасителей. Они, конечно, не говорят по-английски. Тогда что у них за язык? Какой-то азиатский. Непальский, если они сами из Непала?
... убьем...
... нападем на деревню...
... пленных не брать...
Странно. Она понимает их речь, хотя они говорят не по-английски. А она не знает непальского.
... всех пришьем...
Правый глаз Валери резко открылся. Кекчи! Она понимает их потому, что они говорят на кекчи. На каком-то более остром, рыкающем и гортанном наречии, но тем не менее вполне понятном. А с чего бы вдруг гуркским стрелкам переговариваться на кекчи?
