— Слышал? Дваждырожденные! Это они о нас...
Скрипнули входные двери, желто-розовая дорожка протянулась к нашим ногам. Голос Крипы раздался где-то над нашими головами:
— Входите, братья давно ждут вас.
Из дверного проема вместе с ласковым светом шел поток теплой живой силы. Забыв про усталость, мы шагнули навстречу этой силе, впитывая ее каждой порой своей кожи, как путник в пустыне ловит ниспосланные с неба капли дождя.
Утром нас разбудило солнце, и я обнаружил, что лежу не на циновке, а на деревянном ложе, покрытом мягким толстым покрывалом. Под головой у меня был не деревянный брусок и не свернутая конская попона, а пуховая подушка. Служители принесли нам свежевыпеченные лепешки, фрукты и густое парное молоко, свежую одежду. Никаких драгоценных тканей, тяжелых украшений, как можно было бы ожидать по рассказам Митры. Мы надели короткие юбки и накидки да кожаные сандалии. Крипа с удовлетворением оглядел нас с головы до ног и сказал: «Кое-кто из придворных предпочитает одеваться с большей пышностью и блеском, но мы — дваждырожденные — знаем, как отягощают жизнь роскошные вещи, словно опаленные алчностью и вожделением. Ваша одежда не стесняет движений, не препятствует дыханию жизни, а уважение окружающих вам придется завоевывать благим поведением и умными речами. Еды и питья здесь у вас будет вдоволь, оружие я вам достану, а стремиться к накоплению богатств вам не пристало».
Много удивительного увидел я тогда в Двараке: каменные дома с двориками, выстроившиеся в стройные ряды вдоль улиц, вымощенных плоскими плитами, с которых в жару пыль смывали пахучей сандаловой водой, царские конюшни, где содержались сотни великолепных лошадей. Вдоль прямых дорог были посажены ряды деревьев, дарящих спасительную тень путникам.
Крипа, который ходил с нами по городу, утешил нас обещанием научить защите от чужого влияния. Он дал нам возможность освоиться в городе и через несколько дней заявил, что отдых окончен, пора приступать к учению. Дворец, в котором мы жили, принадлежал Кришне, как, впрочем, и многие другие дворцы в Двараке. В одном из них, как мы узнали, остановился Арджуна со своей свитой. А этот — самый маленький и скромный из всех — предоставили Крипе и нам, двум его ученикам. Его и дворцом-то никто не называл, кроме нас с Митрой. Просто красивый дом с пятью комнатами, резной аркой над входом и большим двором, в котором был разбит сад и оставлена площадка для военных упражнений.
— Я вполне допускаю мысль, что в деревне разумно было измерять время восходами и закатами солнца, — сказал Крипа. — Здесь, в Двараке, совсем иной ритм жизни. Сутки делятся на восемь страж — четыре стражи дня и четыре стражи ночи. Счет страж начинается с рассвета. Спать дозволяется только две ночные стражи. Еще две стражи надлежит посвящать сосредоточению, размышлению и учебе. Первая утренняя стража — для упражнений с оружием, вторая — для домашних дел, третья для еды и отдыха в самый знойный период дня, четвертая стража для вас снова означает возвращение на площадку для упражнений.
Наше обучение боевым искусствам началось совсем не так, как мы ожидали. Нам не дали оружия, нас не заставили накачивать мускулы тяжелыми физическими упражнениями.
— Вы еще не вступили в мужскую пору, — заявил Крипа в начале Занятий. — Тела ваши словно гибкие побеги бамбука. Ваша подготовка в ашраме закалила мечи вашего духа.
Теперь ему нужны крепкие ножны тела. Вы должны научиться голыми руками убивать вооруженного противника.
Увидев недоверчивую улыбку на лице Митры, Крипа сказал:
— Ты вроде посильнее. Возьми палку, ударь меня по животу. — И видя, что Митра, подняв бамбуковую палку, медлит, Крипа прикрикнул: — Бей сильнее!
Митра размахнулся и сплеча врезал бамбуковой палкой по ребрам наставника. С тем же успехом он мог бы ударить слона цветочной гирляндой. Крипа даже не поморщился, а произнес назидательно:
— Такова мощь брахмы.
— А при чем здесь брахма? — спросил я, отбрасывая соблазн тоже попробовать ударить Крипу палкой. — Вы просто сильнее...
— Тонкий росток пробивает гранитные скалы, — сказал Крипа.— Какая сила помогает корням деревьев крошить камни? Какая сила живет в ячменных зернах, в траве, питаясь которой быки наливаются неодолимой мощью? Я, как и вы, состою из мяса и костей. Но любую кость переломила бы эта палка. Значит, есть что-то еще. Какая-то великая сила вместе с дыханием входит в мои жилы. Дайте ей наполнить пустой сосуд вашего тела, сделать его крепче бронзовых доспехов. А когда ваши тела окрепнут, вам будет проще обращаться с оружием кшатриев. Вам придется освоить стрельбу из лука — благороднейшую из военных наук. Вас ждут упражнения с мечом и кинжалом, с которыми не расстается ни один кшатрий, потом вы научитесь сражаться на палицах и топорах, метать копья и камни из пращи, а также боевые остроконечные диски...
Но пока мы должны были часами стоять на полусогнутых ногах с протянутыми вперед руками, не меняя позы, исходя, то холодным, то горячим потом от напряжения. А наставник во время этой нечеловеческой пытки прохаживался перед нами или сидел на помосте в тени деревьев и объяснял, что неподвижность выше движения.
— Только в Неподвижности в человеке пробуждается брахма, — говорил он. — Никакого внутреннего диалога с самим собой. Даже мысль о достижении совершенства будет мешать сосредоточению на потоке брахмы. Упражняться надо так же, как и трудиться, не ожидая плодов своего труда...
Мы ничего не ждали, кроме отдыха, и ничего не чувствовали, кроме нечеловеческой усталости.
За целый месяц жизни в Двараке нам удалось увидеть ее молодых царей только однажды. Крипа сказал нам, что старейшины ядавов решили совершить паломничество к священному водоему тиртха-ятру. Вместе с ними туда отправлялись придворные со своими женами и охрана. Мы с Митрой были зачислены в свиту Арджуны. Крипа по этому случаю принес нам два боевых меча. Я впервые должен был принимать участие в подобной церемонии и несколько беспокоился: смогу ли соответствовать торжественности обряда? Митра с особой тщательностью осмотрел мою одежду, помог прикрепить ножны меча к крепкому поясу с бронзовой пряжкой. Ранним солнечным утром вместе с нашим наставником мы выехали на конях к пылающим медью воротам Двараки, поджидая Арджуну. Улицы были еще полны утренней свежестью, и эхо радостного оживления толпы, словно солнечный зайчик, трепетало на моем сердце Митра, широко улыбаясь, вертелся в седле и щурился, пытаясь в море лиц приметить на будущее те, что помоложе и посимпатичнее. И вот раздались звуки барабанов, пронзительно протрубили боевые раковины, и с шумом и лязганьем на главной улице показались колесницы под белыми зонтами. В них ехали воины в роскошных блистающих доспехах. Крипа указал на высокое знамя с изображением обезьяны, которое трепетало над золоченой колесницей:
— Там Арджуна.
Помню, что сначала молодой царь мне не понравился — показался слишком гордым, отрешенным от восторгов толпы. Глаза под густыми черными бровями смотрели куда-то вдаль, поверх моря голов. Зато цари ядавов весело улыбались своим подданным. Кришна, который выехал во главе отряда телохранителей навстречу Арджуне, просто сиял радостью, приветственно махал рукой в ответ на восторженные крики подданных и, судя по жестам, перебрасывался шутками с теми, кто ехал рядом с его колесницей. Баладева был более сдержан в проявлении своих чувств, но и он благосклонно отвечал на «приветствия. Оба молодых царя ядавов в блеске золоченых одежд, казалось, плыли по реке всеобщего ликования. За царями и охраной на разряженных колесницах ехали придворные. Мерно покачивались над их повозками зонты из перьев белых диких гусей. Над колесницами молодой знати пестрели хвастливые зонты из павлиньих перьев. Степенно шли слуги, неся на плечах укрытые шелками носилки, в которых путешествовали жены сановников, а также храмовые танцовщицы, которых Кришна взял для увеселения. Замыкали процессию повозки со всевозможной снедью и большая толпа певцов, музыкантов и плясунов.
