Хорошо родиться Хорошо родиться вольною волной, весело катиться под большой луной. Целовать песочек, лодки тормошить. А потом разбиться и опять… ожить! Слиняю в небо Как заяц по весне, слиняю в небо. Скорча рожу, поплачу тихо на краю, спою. Затем вернусь на землю, к жизни, словно в небыль. А там… листает ветер рукопись мою! Баллады Франсуа Вийона (перевод с оригинала 15 века) Катрен. После прочтения приговора Что я француз, совсем не рад сейчас, Рожден в Париже, близ Понтуаз, И какой вес имею, Узнает скоро шея. Testament (отрывки из «Большого Завещания») 1. В год мой тридцатый я подвел черту, Вкусив сполна плодов любви и жизни дерзкой по части мудрости, а также безрассудства девства. Ни Богу и ни чёрту не должник, а всё ж душа нешуточно болит. Виновен в том епископ Менский. По воле Д`Осси Тибальду я чашу горечи испил. Сей аргумент столь веский, что почитать его мне совесть не велит. 2. Хотя епископ и не мой сеньор, но я ему обязан, Бог судья: на скудном хлебе и воде холодной сидя, я, скорченный под ним, оставшись не испорчен, прошу от милости твоя: не узко, не широко, но в точности такого же шиша пошли ему, добрейшая душа. 3. Он был жестокий, бессердечный, моих обид не перечесть, хочу, чтоб Боже бесконечный воздал ему хвалу и честь: в огнь серно-пламенный забросил, хоть церковь будет резко против, но даже если Бог простит, мне мстить никто не запретит. 35. Чью молодость бедность Прессует, и чей отец как ворон чёрен, а славный дед Орас ходил босой, как смерть с косой, того всегда интересует: на склепах наших древних предков, чьи души спят в объятьях крепких принявшего их Бога, – почему не видно больше ни корон и ни виньеток? 36. Печалуюсь, нет хуже горя, но сердце говорит, что это ноль: Зачем ты эту боль возводишь в ранг сеньора? Куда тебе до Жака Кёра? Не легче ль уклониться от удара под грубым шерстяным холстом, чем слыть сеньором, в сане быть и в то же время в склепе гнить? О дамах ушедших времен
Не знаешь ли, куда ушли богини прошлых лет, прекраснейшие девы? Таис, Алкидова сестра, Флоран, что красотой всех превзошла, её воспел античный грек, а также Эхо, что в низине отражалось многократно под тихий гомон рек. В какие снежные края ушёл и сам тот век. Короче, где прошлогодний снег? Снега времен, давно минувших, где вы? И где мудрейшей Элоизы дни? Любя её, жестокий Абеляр в гордыне, забыв себя и целомудрие храня, ушёл в монахи в Сан-Дени. И точно так, куда ля Райну дели, которая в мешок зашить велела Буридана и в Сене утопить ночкой туманной? Где льды, что Атлантиду съели? Где королева Бланка, лилии белей, поющая сиреной в неге, отзывчивая Берта, Беатрис, Алис, блистательнейшая Арембуржис, и воин Жанна, что в Руане сжег англуаз… Так где ж ты, девица-речитель, чтобы не в бровь, а в глаз?! Ну и о чем наш сказ? О прошлогоднем снеге. Принц! Не придумали пока, как обернуть назад века, Плодов не ждать от высохшего древа, Ну и к чему сей стон – года былые, где вы? О сеньорах былых времен Ну, кто ещё? Где же Калист, что Третьим был провозглашен, а на четвертый год ушёл, оставив папский трон? Альфонс, чьё царство Арагон, Благочестивейший Бурбон, Артур Бретонский где? И Карл Седьмой во тьме времен. Да, кстати, Шарлемон. Затем шотландский папа-сатанист С отметкой на щеке-яйце как аметист, царь Кипра тоже погребен, за ним – король всея Испань, Как видим, наше дельце дрянь… Увы, не помню всех имён, И всё же, где наш Шарлемон? Ну что без толку говорить? Дрожа, как лист, идём мы все к последней мете, так повелось на этом свете: кто жив ещё – готовься хоронить, мы все умрём, так что же ныть? Никто судом не обойден, где Ланцелот? Погиб и он. Опять же, где наш Шарлемон? Никто от смерти не спасен, куда ни глянь, там прах и тлен, где Дюгеклен, слышь, где Бретон? И храбрый герцог Д`Алансон? Где все эти Аники? И где же славный Шарлемон — могучий Карл Великий? Баллада на старофранцузском Наместник Бога на земле по части нашей доли, Апостол Святый в шитом стихаре, он, Боже правый, грозит лукавому расправой, но и его уж черти сволокли, как всех иных, по горло сытых жизнью сей. Всех мытарей, царей, строителей монастырей… Повеял только суховей — сметает ветер прах с лица земной юдоли… И мы, как все, пойдём кормить червей. А ну, поглянь, Константинополь Весь в золоте сияет тут и там. Монарх Французский величавый собор воздвигнул златоглавый и щедро золото дает монастырям для вящей божьей славы. Всё тщетно, сколь ни ешь, ни пей, Не всё ль равно – кормить червей. Хотя бы взять дофина молодого, а с ним Дижон, Гренобль и Солби, печальные, стоят у гроба дорогого. А завтра встанут в ряды скорби Народ, пажи, ну и герольды — Пред трупами их сыновей. Как ни хитри, как ни юли, Конец один – кормить червей. Принц, смерть достанет всех людей, умрет и правый и неправый, и праведник, и лиходей, все-все пойдут кормить червей без всякой славы. |