Сзади шумно возник обрадованный здоровяк автоматчик:

– Ух, еле догнал!

– А ты-то здесь зачем?

– Командир послал, на всякий случай.

Бежать за офицерами в полной выкладке, с рацией на боку и бронежилетом на пузе, да еще в одиночку… Не отсылать же его теперь обратно!

– Ладно… Идем дальше?

– Ага, – кивнул Виноградов. Томления замполита он понимал, но, в отличие от спутника, знал, что главное – не суетиться. Есть задание описать положительный опыт мирного сосуществования? Есть. Значит, будет такой материал, даже если в это время здесь начнут кидаться водородными бомбами.

Через пару минут спутники уже стояли на терраске, отделенной от базы ОМОНа пологим, покрытым струпьями мертвой растительности склоном. Пальба, которая уже приобрела некое подобие ленивой осмысленности, воспринималась отсюда, из-за скалы, как нечто абстрактное, не имеющее лично к ним никакого отношения: так обыватели наблюдают из занавешенного окна панельной многоэтажки пьяную драку молодежных компаний.

Свет в помещениях МТС предусмотрительно выключили, и только неестественно белые конусы дежурных прожекторов выхватывали из томительного пространства то горбатый валун у дороги, то дерево, то изуродованную минным подрывом еще в декабре боевую машину пехоты. Неожиданно луч накатил на Виноградова, и они почти одновременно прижали к глазам рукава камуфлированных ватников.

– Ох, етить твою!

– Да уж! Одна-ако…

И опять темнота заполнила все вокруг, но теперь она казалась еще плотнее и настороженнее. Глаза постепенно отходили от шока…

Хрюкнул динамик:

– Двести третий! Двести третий!

И сразу же, обрывая позывные, грохнуло – снизу, от базы: контуры неуклюжих построек ожили, высветились белым пламенем пулеметного залпа. Выплеснув первую ярость, он рассыпался было на разноголосую дробь отдельных очередей, но уже через мгновение все огневые точки неразличимо вели каждая свою партию в тщательно отрепетированном хоре.

– Мать моя!..

Многократное эхо не позволяло определить, кем и откуда ведется ответная стрельба, казалось, испуганный лагерь отчаянно ощетинился сотнями вспышек и белыми иглами «трассеров».

Капитан, прижимая к уху черную пластиковую полусферу и пытаясь хоть что-нибудь разобрать, досадно махнул рукой:

– Не слышно ни черта!

Казалось, сейчас он потребует убавить звук.

– Да что там такое-то? – неизвестно к кому обращаясь, спросил Владимир Александрович. Вместо ответа пальба неожиданно осеклась – только один неугомонный боец продолжал откуда-то с крыши столовой нарушать тишину безобидным чиханием своего «калаша».

– Двести третий… двести третий! Ответьте Граниту…

– На приеме двести третий! – выпалил наконец свои позывные замполит.

– Где находитесь?

– На подходе…

– Срочно на базу! Как поняли? Срочно на базу!

– Понял вас, понял… Что случилось-то?

– Срочно на базу!

«Гранит» – это были штатные позывные дежурного по отряду, и вместо привычной начальственной твердости сквозь шум помех однозначно улавливались нотки истерики.

– Гранит! Гранит! Что там у вас – атакуют, что ли?

Виноградов мысленно похвалил капитана – вопрос был не праздный, под горячую руку вполне можно было схлопотать пулю от своих.

– Двести третий, у нас потери… Срочно возвращайтесь!

– Что? Не понял, Гранит!

– Убиты…

– Кто убит, не понял! Повторите?

– Двести первый и двести второй! – выдавил наконец информацию дежурный.

– Чего – двести первый? – думая, что ослышался, переспросил капитана Владимир Александрович.

– Чего – двести первый? – вслед за ним прокричал в микрофон замполит.

Матерно, но отчетливо дежурный подтвердил, что они не ослышались.

– Да-а… блин!

Теперь замполит был за старшего: двести первым значился сам полковник Гуляев, а двести вторым, соответственно, его начальник штаба. Стала понятной истерика дежурного и его стремление как можно скорее переложить на кого-нибудь бремя ответственности за сводный отряд.

Незаданные вопросы толпились невидимым сгустком, но время для них еще не пришло.

– Понял вас, Гранит! Держитесь там… Скоро буду.

Стрелять, кажется, перестали, даже со стороны трассы не доносилось ни звука.

Двинулись не по склону – в обход: короткая дорога и раньше не пользовалась популярностью, а теперь относительно ровное пространство вокруг МТС было сплошь нашпиговано разнообразными минами – армейскими, бандитскими, вообще неизвестно чьими…

– Эй, кто там?

С лету уткнувшись в могучую спину спутника, майор даже не сразу понял, кто и кого окликает.

– Кто идет?

На этот раз голос замполита прозвучал настороженно. Автоматчик внушительно щелкнул предохранителем и присел. Пользуясь случаем, Виноградов оперся о камень, давая измученному организму короткую передышку. Он все равно ничего не слышал.

– Свои!

– Какие свои? – с облегчением выругался боец и шагнул навстречу невидимому обладателю среднерусского говорка.

Больше он ничего не успел: короткие, слившиеся в единое целое сполохи сначала высекли из темноты показавшийся неправдоподобно большим силуэт, а затем отшвырнули его прямо под ноги Виноградову. Звуки пришли с опозданием…

– Бля-а-а!

Чтобы испугаться, уже просто не осталось времени.

Слева, из-за камней, опустошал обойму капитан – виднелись только краешек погона и рука с пистолетом. Виноградов зачем-то передернул затвор, запоздало сообразив, что патрон уже был в патроннике.

– Мать их…

В трех шагах, чуть правее и выше, появилась фигура – скорее всего, нападавший решил обойти капитана, не догадываясь о существовании Владимира Александровича.

Как любили говаривать негры-убийцы из голливудских боевиков, в этом не было ничего личного: просто бедняга оказался не в том месте и не в то время… Виноградов два раза выстрелил, и убитый шумно скатился на тропку.

Капитан размахнулся и бросил гранату – куда-то подальше, на всякий случай, но не успело рассыпаться первое эхо, как с той стороны ответили тем же: оглушительный взрыв распустился фонтаном камней, никому не доставив особых неприятностей.

И – тишина.

– Эй, вы в порядке?

– Ага! – неожиданно мерзким фальцетом ответил Владимир Александрович. Застеснялся, прокашлялся, сплюнул.

– Посмотри там! – скомандовал замполит, и, кивнув непонятно кому, Виноградов уставился в сторону, где, скорее всего, затаилась опасность.

Капитан метнул себя к телу омоновца, первым делом перехватил автомат, а затем, не особо миндальничая, отволок самого бойца под прикрытие валуна.

– Живой, слава Тебе Господи!

Обе пули принял на себя бронежилет: та, которая должна была разворотить сердце, застряла в пластинах, а вторая, правее, все же достала до ребер, утратив, однако, убойную силу. Контузило как следует: двойной удар – в грудь и затылком о камни… хорошо, если позвоночник цел.

Индивидуального пакета, конечно, в карманах ни у кого не оказалось.

– Чего там?

– Вроде тихо… – без уверенности доложил Виноградов. Все равно разглядеть ничего было нельзя, а в ушах гудело от какофонии скоротечного боя.

– Смотри-и!

– Может, убежали? – Верить в это Владимиру Александровичу хотелось нестерпимо.

Капитан не ответил. Пару раз тряхнув стянутую с плеча раненого переносную радиостанцию, он впервые на памяти Виноградова грязно выругался.

– Чего там?

– Накрылась…

Все было одно к одному… Противник возник неизвестно откуда и был сейчас неизвестно где. И, что хуже всего, мог готовить очередной тур «марлезонского балета»! Виноградов припомнил, что первая обойма уже израсходована, да и во второй тоже…

– Покарауль, а? Слышишь?

Замполит вернулся на свой огневой рубеж: конечно, с «Калашниковым» и кучей боезапаса он чувствовал себя намного увереннее майора. Владимир Александрович торопливо, не разгибаясь, пробрался туда, где по его прикидкам должен был рухнуть убитый.