Ни одна из сторон не предприняла никакую попытки схватиться в тот день, но ночью наши люди заняли Булвану и Ломбаардскоп, две больших возвышенности, и удерживали линию которая проходила вокруг холма Пепворт и горными хребтами, простирающимися к Николсон Нек. Следующий день прошел в подготовке к предстоящему сражению, но я ездил от коммандо к коммандо в бесплодных поисках моего брата.

Столкновение с британцами было неизбежно. Они имели 10 000 — 12 000 человек, включая тех, кто ушел из Данди, и мы имели 14 000 или 15 000, так, чтобы кое-что должно было обязательно произойти.

Той же ночью коммандо Претории заняло подходящую позицию справа от холма Пепворт, где мы лежали до утра, не выпуская оружия из рук, в любой момент ожидая нападения, но солнце взошло, и все оставалось спокойным, из чего мы заключили, что на следующий день что-то произойдет.

К одиннадцати утра Пит Жубер, коммандант-генерал, и его штаб, прибыли, чтобы поприветствовать нас. Он начал ругать людей за то, что они ограбили соседнюю ферму и настолько увлекся, что забыл сказать нам, зачем же он приезжал. Мы благосклонно приняли его недовольство, но я боюсь, что никто не воспринимал его всерьез. Его штаб в шутку называли «королевская семья», и это было заслуженно. Была история, о бюргере, который увидел, как некий человек отдает приказы всем подряд. Бюргер спросил его, является ли он офицером, тот ответил: «Конечно я — офицер, ведь я — племянник коммандант-генерала.» Этот рассказ, возможно, был верен, но не для всех членов «королевской семьи» — некоторые из них действительно важничали, и мы не испытывали к ним большой любви, хотя надо честно сказать, что ни один из собственных сыновей коммандант- генерала не состоял в его штабе, но служил обычным рядовым.

После этого Пит Жубер приказал г. Зидербергу, нашему фельдкорнету, занять нас устройством брустверов по линии холмов впереди наших позиций и все упорно трудились до заката, потому что эту позицию мы должны были удерживать в случае вражеской атаки.

Когда мужчины возвратились в лагерь тем вечером после окончания работы, меня оставили на аванпосту вместе с семью другими людьми, в том же месте, где мы в течение дня. рыли шанцы.

Холм, который мы занимали, был важной частью бурской позиции. С нашей позиции мы видели равнину, простирающуюся до Ледисмита, а справа просматривалась широкая долина, расположенная между нами и Николсон Нек, большим холмом с плоской вершиной, на ее противоположной стороне.

Все было тихо до трех утра, когда из темноты донесся звук выстрелов, а вслед за тем — крики и топот, но, поскольку через некоторое время шум утих, мы не стали ничего предпринимать. Незадолго до рассвета, когда стало светлеть, снизу прискакали два больших мула, их сбруя волочилась по земле, и, остановив их, мы обнаружили, что один из них вез на спине ствол горной пушки, а другой — снаряды к ней в кожаном сундуке. Они, очевидно, прискакали с британских позиций, и только потом мы узнали, что сильный отряд пехотинцев вышел из Ледисмита, предполагая под покрытием темноты зайти к нам тыл, но что их мулы бросились в паническое бегство, приведя войска в такое расстройство, что вместо достижения своей цели они были вынуждены занять позицию на наших флангах на Николсон Нек, где в течение этого дня, я принял участие в сражении, которое привело к их пленению. «Тем временем взошло солнце, и мы могли теперь рассмотреть англичан на вершине холма Николсон Нек на другой стороне долины. Солдаты работали как муравьи, строя каменные брустверы, и мы могли рассмотреть группу офицеров, стоящих вокруг того, что было похоже на карту окружающей местности, в то время как другие солдаты натягивали брезент на дерево, чтобы сделать навес от солнца. В это время наше коммандо, так же как и другие коммандо по соседству, спокойно стояли приблизительно в 400 ярдах в тылу, скрытые низким горным хребтом, и, хотя тревоги никто не объявлял, мы сделали первые выстрелы в этом сражении.

Расстояние было слишком большим для точной стрельбы, но наш залп произвел свое действие и рассеял офицеров, которые поспешно поднялись наверх, чтобы присоединиться к своим войскам на вершине, где мы больше не могли ничего разглядеть, поскольку все, кто там работал, спрятались, и плато выглядело пустым. Наши выстрелы также были сигналом для других коммандо, в ближайшее время прискакали всадники из других лагерей, чтобы занять передовой гребень, и в течение двадцати минут уже сотни стрелков собрались перед равниной, ведущей к Ледисмиту.

Что касается англичан на Николсон Нек, коммандо Свободного Государства, получили приказ. подойдя с запада, напасть на них, и к семи часам мы услышали выстрелы с этого направления, но в течение следующего часа, или двух мы ничего не делали, пока высокие столбы пыли не поднялись со стороны Ледисмита, и скоро длинные колонны пехоты оказались на открытой равнине перед нами.

Трансваальские артиллеристы втащили 6-дюймовое орудие Крезо «Длинный Том» на холм Пепворт, милей левее, и установили там также несколько орудий меньшего калибра, и все они теперь открыли огонь по приближающимся войскам. Я ожидал, что снаряды нанесут врагам большие потери, но оказалось, что наши первые выстрелы были пристрелочными, а вражеские колонны успели развернуться, и, вместо опустошения, которое я ожидал, были только облака дыма и воронки в земле, в то время как пехота продолжала двигаться.

И все же зрелище продолжалось.

С того места, где мы находились, все было видно как на ладони: передвижения войск на равнине под нами, пехота, наступающая волна за волной, артиллерийские упряжки, и вся панорама сражения развивалась на наших глазах.

Солдаты, не обращая большого внимания на рвущиеся среди них снаряды, безостановочно двигались вперед, хотя многие из них падали мертвыми и ранеными. В тылу готовились к стрельбе другие батареи. Мы видели конные упряжки, возвращающиеся в тыл, а затем, чтобы прикрыть наступление своих войск, англичане сами открыли артиллерийский огонь и я услышал звук, который никогда не смогу забыть: вой снарядов, летящих на наши головы и рвущихся над нами и среди нас с оглушительным грохотом.

Такого грохота от пушечных выстрелов, разрывов снарядов и тысяч винтовочных выстрелов Южная Африка не слышала никогда ранее. Я испытывал возбуждение в большей степени, чем страх, и, как мне сейчас помнится, был сильно взволнован и вместе с остальными стрелял по англичанам. Наши действия были успешны, и к тому времени, когда англичане приблизились к нашим позициям на двести ярдов, множество их тел покрывало вельд, и наступление приостановилось под градом наших пуль. Они не отступили, но спрятались за термитниками и другими укрытиями. Оттуда они запросили поддержки артиллерии, но все же их наступление было остановлено и в этот день не возобновилось.

Наши потери были невелики, поскольку мы были хорошо укрыты, но батарея на холме Пепворт пострадала намного сильнее. Английские батареи сконцентрировали на холме весь огонь, стремясь ее подавить, и мы видели, что людям на холме приходится несладко, поскольку его вершина была охвачена пламенем и покрыта клубами дыма, а сотрясение земли от разрывов снарядов ощущалось даже на нашей позиции.

В течение нескольких последних дней я не получал от своего брата никаких известий, но сейчас к нам примчался конный артиллерист с сообщением от генерала Марулы, чтобы сообщить, что большинство орудий было повреждено. Я узнал в нем старого знакомого, и, увидев меня, он сказал, что мой брат в тот момент помогал расчету «Длинного Тома» на холме Пепворт. Это известие меня обеспокоило, и я побежал за лошадью, которая стояла вместе с остальными, и поскакал к холму с той скоростью, какая была возможна, невзирая на воронки, снаряды и пули, и достиг подножия холма с безопасной стороны. Там на расстеленном полотне лежало шесть или семь артиллеристов, сильно искалеченных, которых принесли с вершины холма, и Фердинанд Хольз, немецкий военный врач, осматривал других раненых, которых тоже принесли с позиций.