После тяжелой двухдневной поездки я нашел его рядом с Кальвинией, в шестидесяти милях, и, когда он услышал, что войска вернулись в Ван Ринджсдорп, то приказал, чтобы все командиры собрались. Он послал приказ ван Девентеру, чтобы он привел своих людей к началу прохода в Нойвудсвилль, где он будет его ждать, в то время как другого посыльного посылали к Боуверу, предлагая ему держать его людей ниже, пока помощь не прибыла.
Разным небольшим отрядам тоже были разосланы приказы, и генерал Смэтс со своим штабом назначили общий сбор на вершине хребта.
Все отлично сработало. В течение трех дней ван Девентер привел своих людей, и мы спустились к Урайонс-краалю на равнине, где нас с нетерпением ждал Боувер. В этот момент все наше первоначальное коммандо снова было собрано в один кулак, впервые с тех пор, как оно разъединилось под Зуурбергеном, и по этому поводу у всех была большая радость. Этой ночью мы прошли маршем, собираясь на рассвете атаковать Ван Ринджсдорп, но, когда стало светло, оказалось, что англичане ушли в место под названием Виндхук, в десяти милях от города, где устроили укрепленный лагерь, поэтому мы до темноты оставались в освобожденном городе. Генерал Смэтс решил атаковать Виндхук на рассвете, но я это событие пропустил, потому что не знал, что этот вопрос обсуждается, а на закате был отослан с сообщением к посту, расположенному по пути к Олифантсу. Я прибыл туда после полуночи и провел с ними ночь. На рассвете я пустился обратно, и, будучи на пути к Ван Ринджсдорпу, услышал вдали винтовочную стрельбу и поспешил туда.
По мере моего приближения стрельба некоторое время усиливалась, а затем стихла, так что стало ясно, что сражение закончилось. Я увидел ван Девентера, лежавшего на земле рядом со своей лошадью, тяжело раненого и страдающего от сильной боли. Из раны в горле текла кровь, и его язык был разорван пулей так, что он не мог говорить. Двое мужчин, находившихся рядом с ним, сказали мне, что лагерь в Виндхуке захвачен и сражение закончено. Я поехал в ту сторону и встретил около сотни разоруженных солдат, которые шли по вельду без ботинок. Они сказали, что наши приказали им возвращаться к Клан-Уильям, который находился в пятидесяти милях оттуда.
Через несколько секунд я достиг места действия. Генерал Смэтс окружил лагерь на рассвете, и, после напряженной борьбы сокрушил его, убив и ранив многих англичан, и захватив остальных, приблизительно двести человек. Он тоже понес потери, которые составили пять человек убитыми и шестнадцать ранеными, но в результате захватил много лошадей и фургонов с оружием и боеприпасами, и, главное, восстановил свой контроль над этой частью страны. Я проехал через лагерь и нашел Николаса Сварта, лежавшего на земле, очевидно, мертвого. Пуля попала ему в грудь и прошла насквозь, выйдя через левое бедро — очевидно, он нагнулся, когда в него попали. Он был так бледен, что я посчитал его мертвым и пошел к фургону, чтобы найти что-нибудь, чтобы прикрыть его, но, когда я вернулся, его глаза были открыты и он шепотом попросил у меня воды, которую я дал ему из своей фляги. Мы отнесли его в тень от фургона и, как могли, перевязали его раны. Поскольку все равно сделать больше ничего было нельзя, я отошел, чтобы посмотреть фургоны, которые сейчас начали разбирать. Они располагались вокруг жилого дома, который стал последней позицией англичан, и, увидев Уинделла из «Пятерки денди», я рассказал ему о Сварте. Он тоже участвовал в атаке, но не знал, что Ник был ранен, и сказал, что надо поискать в доме простыни и наволочки, которые можно использовать вместо бинтов. Пройдя в комнаты, которые носили следы недавнего рукопашного боя, мы увидели, что под камином в кухне прячется мужчина в гражданской одежде. Я подумал, что это владелец фермы, еще не отошедший от испуга, и указал на него Уинделлу. Тот воскликнул: «Боже! Это Колэйн!» Я не знал Колэйна в лицо, но Уинделл вытащил его из дома, крича тем, кто был снаружи, чтобы они посмотрели, кого он нашел, и скоро множество разозленных людей бормотали угрозы в адрес проклятого шпиона. Тому было лет сорок пять, внешне он был типичным провинциальным буром, с большой бородой и в вельветовом костюме. Он был достаточно храбр, потому что, когда наши описали ему его ближайшее будущее, он только пожал плечами и не показал никакого признака испуга. Пока мы толпились вокруг него, подошел коммандант Боувер и сказал, чтобы двое людей охраняли его, пока генерал Смэтс не примет свое решение.
Мы с Уинделлом, найдя полотно для перевязки, вернулись к Николасу, но оказалось, что его уже увезли на фургоне вместе с другими ранеными на соседнюю ферму.
Поскольку я был хорошо обеспечен лошадьми и всем необходимым после дела при Миддельпосте, фургоны меня не очень интересовали, но я набрал газет и книг, и, оставив остальных продолжать свое дело, приготовился ехать вниз, на ферму Атис, принадлежавшую старому Айзеку ван Зиджлу, члену местного парламента, где, как мне говорили, находился генерал Смэтс. Но сначала я пошел посмотреть убитых, и с грустью обнаружил среди них молодого Мартина Весселса, моего школьного друга, который много раз проводил свободное время со мной и моими братьями в старые блумфонтейские дни. Я впервые с начала войны встретил его за два дня до этого, когда приезжал в один из местных отрядов, действовавших в окрестностях. Год назад он был ранен и попал в плен, но вместе с Корнелиусом Вермаасом, теперь тоже убитым, он спрыгнул с поезда в Хекс Ривер Моунтинс, чтобы присоединиться к коммандо. Когда я прибыл на ферму Атис, генерал Смэтс был там в гостиной и беседовал с хозяином, Айзеком ван Зиджлом, жена и дочери которого находились там же. Вскоре охранники привели и шпиона, Колэйна, спрашивая, что с ним делать. Генерал Смэтс выслушал всю историю предательства Колэйна, и, опросив сопровождающих, чтобы те подтвердил его личность, приговорил его к смерти без особых формальностей. Когда генерал Сказал охранникам: «Выведите его и расстреляйте!», нервы изменили Колэйну и он упал на колени, умоляя о пощаде. Женщины в слезах выбежали из комнаты. Генерал Смэтс повторил приказ, но, когда Колэйна выводили, вошел преподобный Крил и попросил дать ему возможность помолиться о душе грешника. Поэтому Колэйна отвели к небольшой кузнице позади жилого дома и, когда я немного позднее заглянул туда, то увидел, как они вдвоем стояли рядом с наковальней и молились. Через некоторое время Андрису де Вету из нашего штаба было приказано собрать расстрельную команду, и, поскольку это задание ему не нравилось, он попросил меня пойти вместе с ним. Мы послали нескольких слуг-готтентотов вырыть могилу, так чтобы она была не видна из дома, чтобы пощадить чувства его жителей, и, приказав троим оказавшимся в саду мужчинам взять винтовки, пошли к кузнице. Поймав взгляд преподобного Крила, де Вет глазами указал на пленного, и священник, тронув того за плечо, сказал: «Брат, будь мужествен, ибо твой час настал!» Колэйн спокойно поднялся с колен, пожал руку пастору и, попрощавшись с охранниками, сказал, что готов. Мы повели его туда, где рылась могила. По пути он заговорил с нами. Он сказал, что знал, что идет на смерть, но он был бедным человеком и взял у англичан деньги, чтобы его жена и дети не голодали. Когда мы подошли, готтентоты заканчивали рыть могилу, и несчастный побледнел, когда увидел ее. Возможно, он до конца не верил в свою судьбу и надеялся на снисхождение. Даже теперь он пытался выиграть время и попросил послать за преподобным, чтобы еще раз помолиться вместе с ним. Потом он повернулся ко мне и попросил, чтобы я привел генерала Смэтса, но мы поняли, что дело надо заканчивать, поэтому де Вет завязал ему глаза и поставил его на краю могилы. Поняв, что это конец, он поднял руки и стал молиться. Когда он произнес «Аминь», они выстрелили. Колэйн свалился на дно могилы и испуганные готтентоты быстро забросали его землей.
Когда мы возвратились, то нашли, что раненные были вывезены из Виндхука и помещены в главный жилой дом. Николас Сварт был все еще жив, тряска, казалось, улучшила его состояние, поскольку он был в сознании и способен говорить. Он был помещен в комнату один, пока остальные были положены на матрацы или на соломе, везде, где хозяйка дома и ее дочери могли найти для них место. Николас был в нездоровом рассудке и решил, что я должен оставаться рядом с ним. Когда я хотел уйти, он схватил меня за руку и не позволил, поэтому генерал Смэтс сказал мене, чтобы я остался, и я провел с ним остаток того дня и всю следующую ночь. Иногда я менял влажный тампон на его ранах. Так прошло двадцать часов, и вскоре после рассвета он, наконец, задремал. С этого момента он начал выздоравливать, и через месяц снова был в порядке. Из остальных раненых умер только один, остальные быстро оправились благодаря хорошему уходу и замечательному климату.
