Литмир - Электронная Библиотека

   ______________________

   Во время моей работы в Петербурге я стал подумывать о том, чтобы больше не возвращаться в Мадрид, а получить назначение на должность дипломатического чиновника при штабе главного командования, но этого плана не пришлось выполнить. Уже в сентябре 1914 г. я был вызван к товарищу министра. Он сообщил, что министерство приняло решение направить меня в Мадрид в связи с вопросами защиты Испанией русских интересов во вражеских странах. По словам товарища министра, это было тем более необходимо, что в министерстве подумывают об увольнении в отставку барона Будберга, который в последнее время стал сильно прихварывать.

   Подчиняясь желанию министерства, я стал готовиться к отъезду. Это было для меня тем тяжелее, что из-за военной обстановки надо было оставить семью в России. Между тем в связи с войной расстояние между Петроградом и Мадридом возросло во много раз.

   Я быстро собрался и в начале сентября выехал в Мадрид через Финляндию, Швецию и Англию. Путь этот только налаживался. К тому же маршрут пришлось изменить в связи с появлением германских военных судов в Балтийском море. Они задержали несколько пароходов и сняли с них ряд подданных воюющих с Германией стран.

   В день отъезда, уже после того, как мне была вручена дипломатическая почта в Лондон и Париж, мне позвонили из министерства. Я должен был ехать не так, как предполагал, т.е. не через Рауму и Стокгольм, а через Торнио, Хапаранду и тот же Стокгольм в объезд Ботнического залива. Так как я уже совсем собрался к отъезду и на вокзал должны были приехать несколько друзей и знакомых, в том числе испанский посол, я решил не откладывать отъезда, а переждать где-либо в пути, чтобы попасть на поезд, отправляющийся в Торнио. Мне запомнились ходившие в то время в Петрограде разные слухи о трудности пути через Финляндию и Швецию, о возможности потопления пароходов и т.д. Между прочим, мне посоветовали завести кожаный пояс, изготовляемый для золотых денег, которые в начале войны выдавались нашим заграничным чиновникам. Мне было выдано 5 тысяч рублей золотом, и пояс оказался таким тяжелым, что я носить его не мог. В случае потопления корабля он, конечно, потянул бы меня ко дну. На финляндский вокзал приехал меня проводить и мой бывший начальник барон Розен. Он обратился ко мне с просьбой заехать по пути в Аркашон (в окрестностях Бордо), где, по его сведениям, находились его жена и дочь, и помочь им вернуться на родину.

   Россию я покинул в довольно подавленном настроении, беспокоясь за своих близких, оставленных в Петрограде. По полученным на вокзале сведениям, я должен был остановиться на двенадцать часов в финляндском городе Таммерфорсе, откуда мог попасть прямым поездом в Торнио. Целый день провел я в этом отдаленном от Петрограда городе, где по-русски вовсе не говорят. Приходилось, как это ни странно, объясняться исключительно на немецком языке - его кое-как понимали.

   Чем дальше продвигаешься по Финляндии к северу, тем скалистее становится местность, растительность - более низкорослой, а железнодорожные станции, как и деревья, - все меньше и реже. Стоят они одиноко и в почти незаселенной местности.

   Навстречу нам изредка попадались поезда, переполненные русскими, возвращающимися из Германии. Я раза два встречался с ними на станциях и видел, в каком жалком виде они возвращались; почти у всех у них был потерян багаж.

   Северный путь - единственная связь между Россией и Западной Европой в течение всей войны - еще не был налажен. От конечной железнодорожной станции Торнио до пограничного шведского города Хапаранды надо было ехать на финских тележках, и притом по крайне неудобной окольной дороге. В Хапаранде в гостинице у меня была забавная встреча. Привезший мой багаж финн не говорил ни слова по-русски, а также не понимал и по-шведски. Я не мог столковаться с ним. Из затруднения нас вывел оказавшийся тут же немец, говоривший и по-фински, и по-шведски. Этот немец сообщил мне, что он едет из России в Германию, чтобы поступить на военную службу. Между прочим, он спросил, не нахожусь ли я в том же положении, что и он. Во всяком случае я не могу ручаться, что мой собеседник не был одним из агентов германской разведки, несшим пограничную службу в Хапаранде. При знании двух местных языков он мог быть весьма полезен для Германии в этом пункте, контролируя выезд из России и въезд туда.

   Из Хапаранды до конечной шведской станции было около двадцати семи километров пути (на втором году войны там была построена железнодорожная ветка). Мне удалось получить место в автомашине - маленьком форде, в котором, кроме меня, ехали три офицера саперных войск, командированные в Лондон для закупки автомобилей. Они ни слова не говорили на иностранных языках и, по-видимому, вообще в первый раз выезжали за границу. Свой багаж они везли в не приспособленных для дальних переездов картонках, которые постоянно рассыпались. Неутомимым спасителем их был приставленный к ним провожатый-англичанин. Он при всех затруднениях оказывался на высоте положения. Не получив места в автомобиле, англичанин нанял велосипед и с полным хладнокровием появился за одну минуту до отхода шведского поезда, чем несказанно обрадовал моих спутников-офицеров, сиротливо выглядывавших из вагона и крайне встревоженных его отсутствием.

   В начале войны путешествие через Финляндию и Швецию при полной неорганизованности этого пути для массового передвижения русских за границу и обратно было своего рода скачкой с препятствиями, но являло богатое поле для наблюдений. Интересны были и причины, побуждавшие того или другого путешественника предпринять такого рода тяжелый переезд. Между прочим, моим спутником в купе оказался весьма симпатичный поляк, только что посватавшийся и оставивший невесту в Биаррице в связи с отъездом накануне войны по делам в Могилевскую губернию. Он так стремился возвратиться к своей невесте и проявлял в этом стремлении такое упорство, что оказал мне немало услуг. Мы поделили с ним все хлопоты, связанные с совместным путешествием.

   В Стокгольме я застал посланником А.В. Неклюдова. Мы встречались с ним раньше в Париже, где он был советником посольства. В Стокгольме Неклюдов оказался на высоте положения. Он принимал и провожал бесконечное число русских, проезжавших в обоих направлениях, и оказывал многим из них весьма нужную поддержку. Кстати, к этому времени во все наши посольства и миссии были переведены необходимые суммы для поддержки нуждающихся соотечественников. Вероятно, никогда перед войной Стокгольм не был столь оживленным пунктом, каким он стал в 1914 г. "Гранд-отель" - весьма роскошная гостиница - был всегда переполнен проезжающими русскими. Среди них можно было видеть и наблюдающую за ними фигуру германского посланника в Стокгольме фон Люциуса, бывшего советника в Петербурге. Его многие упрекали в шпионстве. Это слово слишком легко и неправильно применялось во время войны. Конечно, как дипломат он был, вероятно, хорошим осведомителем своего правительства. Он владел русским языком и знал в лицо многих представителей петроградского мира, а также и нашу внутреннюю жизнь. В Христиании* я побывал у нашего посланника Арсеньева, незадолго до того переведенного туда из Черногории. За обедом мы обменялись впечатлениями о князе, а затем короле Николае Черногорском, в отношении которого наши мнения совпали.

   ______________________

   * Так до 1924 г. называлась столица Норвегии город Осло.

   ______________________

   Переезд через Северное море не доставил ничего приятного: пароход был мал, погода весьма бурная. Приблизительно на полпути мы были остановлены английским крейсером. Прибывший офицер проверил документы пассажиров и груз парохода. Это происходило при столь бурной погоде, что подошедшие к нам в шлюпке моряки были в спасательных поясах. Лишь с большим трудом ее команде удалось не сломать нашего трапа, о который нещадно билась военная шлюпка. В Ньюкасле мне впервые пришлось присутствовать при сложных процедурах переезда границы воюющей державы, а отчасти и невольно участвовать в них. Пассажирам было разрешено покинуть пароход лишь на следующее утро. В течение многих часов на пароходе заседала смешанная комиссия из полицейских и таможенных чиновников, которым были вручены наши паспорта. Впрочем, наш местный консул (это был мой старый знакомый по Румынии Буткевич) был на высоте положения и сделал все возможное, чтобы облегчить для нас пограничные церемонии. Мне было разрешено покинуть пароход немедленно.

54
{"b":"265108","o":1}