— Однако, Тушмануман не шутит, — Хат сидел в кресле рядом с принцессой, лицо которой было прикрыто от лучей палящего солнца полупрозрачной косынкой, чуть поодаль на низенькой скамеечке дремала, с пряжей в руках, баронесса Тугенвиль.
— Тушмануман? — переспросила принцесса. — Никогда не слышала. Он представляет для нас опасность?
— Не знаю. Раньше у халашей не было больших кораблей. Но ты сама видела эти галеры, — Летимак повернул к ним обветренное лицо со слезящимися глазами. — Не пора ли расчехлить орудия?
— Нет, — ответил Хат. — Это наш последний козырь.
— Две-три таких посудины нам не страшны, — сказал Летимак, — но если их будет больше, то полагаться придется только на скорость хода.
— Не понимаю вашего страха, — сказала принцесса. — Сапгир, князь Тилитский, обещал безопасный проезд через свои владения, а на его слово можно положиться.
— Уже нельзя, — сказал Хат. — Он убит. Это стало известно утром, я не стал тебе говорить.
Принцесса убрала с лица косынку и внимательно посмотрела на Хата.
— Ты уверен, что поступил правильно? Может надо было вернуться?
— Нам некуда возвращаться. И ты это знаешь лучше меня. Положимся на удачу.
Принцесса, не отвечая, погладила его по руке.
— Прах меня побери, — сказал Летимак. — Прямо по курсу. Или я сплю.
Впереди поперек Мсты тянулась темная полоска.
— Мост? — спросила принцесса. Но ей никто не ответил, все напряженно глядели вперед.
— Еще ни одному из халашских князей не удавалось распространить свою власть на оба берега Мсты, — сказал Хат, — но, похоже, Тушмануману удалось. Это мост. Надо уходить.
— Поздно, — ответил Летимак.
Позади, из неширокого устья неизвестной речки одна за другой выходили галеры, выстраиваясь в цепочку.
— Прорвемся? — Хат явно колебался. Летимак покачал головой.
— Против течения? Они легко нас догонят.
— Ладно, — сказал Хат, — тогда вперед.
На палубе стало тихо, люди стояли у бортов. Скоро расстояние сократилось настолько, что стало возможным разглядеть подробности. Наплавной мост, соединявший берега Мсты, был составлен из бревенчатых плотов, связанных толстыми канатами, поверх бревен был пущен настил из досок. К плотам, через каждые несколько десятков шагов, были пришвартованы галеры, вероятно, для придания им большей устойчивости, (сооружение не выглядело чересчур прочным) а, может быть, на случай нападения вражеских кораблей. По мосту в обе стороны двигались вереницы конных и пеших.
Когда корабли миновали заросший мелколесьем песчаный остров, взорам открылось зрелище, раскинувшегося на правом берегу лагеря, представлявшего собой скопище шалашей, среди которых выделялись разноцветные палатки и шатры.
Хат встал с кресла и подошел к капитану.
— Сбросить ход!
Летимак прокричал слова команды, матросы полезли на мачты, раздался шелест спускаемых парусов. Караван замедлил движение. От моста отвалила галера, с кормы которой свешивалось узкое красно-золотое полотнище халашского флага, и пошла навстречу.
— Один хороший порыв ветра и путь свободен, — с досадой сказал Летимак.
— И не надейся, — сказал, поднявшийся на мостик вместе с Белым, Чойба Рыжий. После чего обратился к Хату.
— Ты надеешься, что халаши пропустят твои корабли?
— А на что мне еще надеяться? — удивился Хат. Чойба смерил его тяжелым взглядом.
— Брось, хурренит, ты же воин. Пусть «Беркут» прогуляется вдоль моста, несколько залпов его камнеметов разнесут всю эту флотилию вдребезги, а мы тем временем разведем плоты. Дело десяти минут.
— Это можно, — подтвердил Летимак. Хат кивнул.
— Можно. А теперь посмотрите на «Беркут».
— Проклятье, — сказал Летимак. — Они спустили паруса.
Хат хрипло засмеялся.
— Коннетабль Замыка не очень-то торопится в Отиль.
— Но тогда зачем он спешил в устье Хемуля? — спросил Пайда Белый. — Подождал бы еще немного, и идти в Отиль стало бы незачем.
— Потому что старый король еще жив, — рассеяно ответил Хат.
— Хат! — резко крикнула принцесса, порозовев от гнева.
— Прости, — Хат ничуть не смутился. — Но, думаю, ни для кого здесь не секрет, что твои братья ничего не желают так, как твоей смерти, и только слабеющая с каждым днем, воля Гугена Семнадцатого еще ограждает тебя от их ненависти.
Между тем галера приблизилась на расстояние броска копья. Видно было, что судно совсем недавно спущено на воду. И строили его, судя по всему, в спешке. Из пазов торчали клочья пакли, а сквозь жидкие разводы сурика, покрывавшего борта, просвечивала древесина. Даже весла двигались как-то вразнобой, а люди на борту держались не вполне уверенно, при каждом колебании корпуса норовя схватиться за какую-нибудь опору. Длиннобородый человек в халашской, скроенной из стальных треугольников броне и широкополой черной шляпе, стоял на носу галеры, подняв руку.
— Кто вы такие?! — закричал он. — И как посмели нарушить священную границу империи Тушманумана Великого? Да продлят духи неба дни его жизни!
— Мста свободна для всех! — крикнул Хат.
— Ну, так плыви! — захохотал длиннобородый. — Чужеземец, именем императора приказываю тебе сложить оружие и отдаться на волю имперских властей, которые представляю здесь я, Начальник Переправы благородный Комыси.
Самоха взвесил шансы. Хурренитские корабли стояли перед мостом, вытянувшись вдоль него в линейку, удерживаемые на месте ленивыми движениями своих весел. Начнись бой, первой его жертвой стал бы Начальник Переправы со своей галерой, но это был, пожалуй, единственный успех, на который могли рассчитывать хуррениты. Лишенные пространства для маневра и обездвиженные, их корабли неминуемо были бы взяты на абордаж. На пришвартованных к мосту галерах началась суматоха, их команды рубили концы и разворачивали судна носом к предполагаемому неприятелю. А сзади к каравану приближалось еще добрых два десятка халашских судов.
— Самоха, держи, — раздался голос Клепилы, успевшего сходить в каморку за луками.
Самоха поймал брошенное ему оружие и, перекинув через плечо ремень колчана, положил стрелу на тетиву.
Хат покосился на него и, усмехнувшись, показал кулак.
— Чойба, надеюсь, твои люди не начнут стрельбу раньше времени?
— Не начнут. Хат махнул рукой:
— Поднять флаги. Летимак повторил приказание.
На мачте «Орла», рядом с выцветшим на солнце и исхлестанным непогодой вымпелом, цвета которого было уже невозможно разобрать, развернулся на ветру желтый хурренитский флаг с изображением тележного колеса посередине. Такие же флаги показались на мачтах «Беркута» и «Ласточки».
— Приготовиться! — закричал Хат. Выросший как из-под земли, гвардеец подал ему железный шлем, такой же как у остальных хурренитов, в форме муравьиного черепа, но с плюмажем из белоснежных перьев цапли.
Вдоль борта рассыпалась цепочка лучников.
— Камнеметы к бою! — заорал Хат, не отрывая взгляда от длиннобородого, которого все эти действия приводили в заметное смущение.
Когда же откинули деревянный короб и в лицо халашу уставился, окованный железом, заостренный конец бревна, положенного на станину метательного орудия, возле спускового рычага которого приплясывал от нетерпения оборванный, как все хурренитские матросы, юноша. Начальник Переправы благородный Комыси не выдержал и отступив шаг назад, спрятался за спины своих воинов, которые, похоже, не слишком обрадовались такому повороту дела, но не дрогнули. По всему «Орлу» стоял треск и грохот приводимых в боевое положение катапульт, баллист и скорпионов.
Самоха дернул за рукав оказавшегося рядом Литиция.
— Почему в бою с менкитами вы не использовали все это?
Литиций скривился.
— Кто-то привел их в негодность.
— Его нашли?
— Его? Одному человеку это не под силу. Их было несколько, возможно кто-то из них погиб в устье Хемуля. Но вряд ли все. Так что не зевай, граничар.
Самоха осмотрелся, принцесса Ольвия продолжала сидеть в кресле, за ее спиной виднелась долговязая фигура Жуча, неподалеку мелькал колпак Клепилы. Самоха решил, что будет присматривать за Хатом, который впав в какой-то воинственный экстаз, кричал, простирая руку в сторону Начальника Переправы.
