В ту ночь мисс Мона тоже спала урывками. Измученная, встревоженная, слегка раздраженная – всего поровну, – она встала у изголовья постели и спросила:

– Что такое, Нина? Что с тобой приключилось? Что было в том письме?

При звуке чирикающего голоса пациентка словно бы оживилась. Ресницы Нины дрогнули, глаза открылись; некоторое время ее взгляд блуждал по комнате и, наконец, остановился на Моне. Больная улыбнулась – что все, включая доктора, сочли воистину добрым знаком. Рука неловко пошарила под одеялом.

– В чем дело, родная? – не отступалась Мона. – Что ты ищешь?

В ответ мисс Нина извлекла на свет письмо в водяных разводах и вручила его Моне. Спеша положить конец тревогам и страхам, развеять сомнения и наконец-то понять, что ввергло сестру в подобное состояние, мисс Мона развернула лист бумаги. И тут же нахмурилась.

– Что там такое? – осведомился доктор. – Дурные вести? Надеюсь, не отца вашего касается?..

– Не могу сказать, – отвечала Мона с видом весьма озадаченным и в свой черед передала письмо доктору. – Здесь ничего нет.

– Что?

Доктор недоуменно уставился на чистые листы. Перевернул их другой стороной, и еще раз, и еще. Посмотрел на адрес – или, точнее, на то место, где полагалось быть адресу, где он, собственно, некогда и был. Пусто.

– Еще вчера здесь значилось ее имя… и адрес… мы все это видели, – проговорила мисс Мона. – А сегодня – ничего. Надпись исчезла, а с нею и содержание письма.

– Невероятно! Ваша сестра была права. Похоже, это чья-то злая проделка.

– Просто кошмарная, доктор.

На время поручив пациентку заботам Сюзанны, доктор и мисс Мона спустились в гостиную, где их ждал накрытый к завтраку стол. Гостиная радовала глаз: настоящий храм света, несмотря на мрачные, зловещие тучи, затянувшие небо. Огромные нарядные окна выходили на огород за домом, так что вид открывался весьма отрадный.

Подали завтрак. За трапезой доктор и мисс Мона едва ли обменялись двумя словами. Внезапность постигшего кризиса, природа и серьезность бедствия, не вполне развеявшиеся опасения за жизнь Нины, недосыпание мисс Моны и воспоминания о страшном сне доктора – все это сводило на нет любую попытку поддержать разговор. В какой-то момент достойный эскулап рискнул сострить в типично медицинском ключе, однако тут же прикусил язык. В миниатюрной девушке, сидящей рядом, ощущалось нечто интригующее, что доктор Дэмп не сумел бы ни описать, ни истолковать. Это со всей определенностью странно, это загадочно и даже необъяснимо, но только в последнее время в ее присутствии он вечно говорит и делает всевозможные глупости! А может статься, так было всегда – лишь благодаря ее присутствию он научился замечать за собою подобные вещи?

Доктор Дэмп воздал должное щедрому угощению, попробовав каждое из предложенных блюд. Как ни странно, ничто его не радовало. Свежие яйца, тонкие ломтики жареной ветчины, горячие, намазанные маслом гренки, пшеничные оладьи, кусковой сахар, апельсины и сухое печенье, чай и всякая всячина, черный кофе в кофейнике – ничто не возбуждало его аппетита. Он отведывал понемногу и того, и другого, и третьего… все без удовольствия. Обыкновенно, как, скажем, на Пятничной улице, он бы накинулся на этакое пиршество, точно изголодавшийся обжора; сегодня и здесь он ощущал себя до странности не в ладах с возникшими неладами, будь им неладно!

Они уже почти покончили с завтраком – насколько возможно для такого утра, молча дожевав ту ничтожную малость, что оказалась у них на тарелках, – когда в гостиную влетела Сюзанна. Доктор как раз дохрустел треугольным кусочком тоста и пригубил кофе – превосходного кофе, к слову сказать.

– О-о-о, мисс… доктор… мисс Нина… я… она вроде бы воспряла духом, да так, что диву даешься… Порывается встать с постели, требует одежду и… и… зовет вас, мисс!

Мона и доктор вскочили на ноги. Но не успели они дойти до двери, как в проеме показалась мисс Нина. Со всей очевидностью, она была еще очень слаба, однако во всем остальном наблюдалось существенное улучшение; на щеки вернулся румянец, мертвенная бледность исчезла. Ясные глаза блестели и искрились жизнью. Все ее существо лучилось бодростью.

– По-моему, цель достигнута, – прошептал доктор, уверенно улыбаясь.

Мона облегченно просияла в ответ.

В это самое мгновение мисс Нина открыла рот, и ее слова поразили всех до глубины души.

– Мое решение твердо и бесповоротно, – объявила она, переводя взгляд с сестры на Сюзанну, с Сюзанны на доктора а затем глядя на всех троих сразу. – Я не желаю больше растрачивать жизнь попусту… ни одного дня. Я хочу делать добро. Сегодня я отправлюсь к священнику, и он мне поможет.

– Что же именно ты будешь делать? – мягко переспросила Мона.

– То, что полезно. То, что возвышенно и благородно. Я хочу помогать простым людям, Мона. Хочу быть щедрой и отзывчивой, чтобы в будущем меня запомнили по моей доброте и по моим благодеяниям. – Нина окинула взором стол, отмечая, сколько еды осталось на тарелках. – Вы уже покончили с завтраком?

– Э-э, по чести говоря, да, – подтвердил доктор, изумленно откашливаясь. – Вы проголодались? Ну, конечно же, мисс Джекс, и неудивительно. Вам просто необходимо подкрепиться…

– Нет-нет, доктор, это не для меня, однако ж все равно спасибо. Замечательно, просто замечательно. Это и будет моим первым благим деянием. Эпсом!

– Мадам! – ответствовал сей преданный вассал, материализуясь из воздуха.

– Распорядитесь, чтобы со стола собрали всю еду. Сложите ее в красивую плетеную корзинку, добавьте свежих цветов, веточку мяты, немножко миндальной карамели, оплетенную бутыль с молочным пуншем, еще всякой всячины – Мег вам поможет – и отошлите корзинку священнику. Он наверняка знает какую-нибудь достойную семью в стесненных обстоятельствах, что нынешним ясным утром весьма обрадовалась бы такому завтраку.

– Сию минуту, мадам!

Мисс Нина с улыбкой обернулась к остальным.

– Видите? Мое решение твердо. А утро и впрямь ясное, просто великолепное утро! – добавила она, словно бросая вызов пасмурному, унылому небу.

– Нина, – проговорила ее сестра, – от кого ты получила вчера письмо?

Мисс Нина на краткий миг потупилась, словно смутившись, но тут же взяла себя в руки.

– Если тебе угодно знать, Мона, письмо было от мистера Пикеринга, – да, от него! – и оно открыло мне глаза.

Не произнеся более ни слова, мисс Нина вышла из комнаты и двинулась вверх по лестнице. Сюзанна поспешила вслед за ней, то и дело оглядываясь через плечо на Мону и доктора, и на лице у нее было ясно написано: «Бог ты мой!»

Что до мисс Нины и доктора Дэмпа, в тот момент эти двое ни в чем уверены не были; напротив, пребывали в глубоком замешательстве. Впрочем, они знали, что священник останется весьма доволен.

Пока на Боринг-лейн имела место быть вышеописанная утренняя трапеза, в некоем уютном доме на Пятничной улице тоже накрывали завтрак – и уж на него-то доктор набросился бы при первой возможности! В доме с черепичной многощипцовой крышей и многочисленными трубами; в доме с драночными оштукатуренными стенами, сияющими белизной на фоне черного бревенчатого каркаса; в доме, так и пестрившем крохотными решетчатыми оконцами; в доме, укрывшемся под уютной сенью дерев; короче говоря, в доме профессора Тайтуса Веспасиана Тиггза.

В этот тенистый приют профессор Тиггз возвратился с победой днем раньше. Встречала его экономка, вдова Минидью, обладательница блестящей, с земляничным отливом шевелюры, таких же щек и избытка ямочек. Встречал его и конюх с лицом, точно вырезанным из векового самшита – его плечо царственный мистер Плюшкин Джем с некоторых пор утвердил своим троном. Вот мистер Джем понюхал воздух, сперва слегка недоверчиво, затем, осознав, кто именно переступил порог комнаты, сиганул с плеча Тома прямо в объятия хозяина. В числе встречающих были также и Ханна, румяная деревенская девушка, частенько помогавшая миссис Минидью на кухне, и мисс Лаура Дейл – кто бы не залюбовался ее золотисто-каштановыми волосами, ее ласковыми серыми глазами и прелестным челом? А рядом с Лаурой стояла ее маленькая воспитанница – ценнейшее из профессорских сокровищ.