Упомянутый президент компании «думал о себе, как об успешном бизнесмене», но это было только образом, который он создал на основе своих отношений с другими. Когда же он попытался увидеть себя, не сравнивая себя с другими, он не смог обнаружить по отношению к самому себе ничего определённого – и внезапно почувствовал себя пустым и одиноким. И вот только в силу страстной привязанности к фигуре, созданной внутри взаимоотношений с другими людьми, в большинстве своём люди избегают чувства пустоты и одиночества.
На днях я услышал интересную историю. В телефонном разговоре кто-то попросил разрешения поговорить с директором Танакой. Сотрудник, принявший вызов по звонку, сказал: «Эй, Танака, этот малый хочет поговорить с директором Танакой». А на самом деле Танака не был директором, а был только начальником отделения. Однако голос Танаки звучал вполне удовлетворённым, потому что вызывавший обратился к нему, как к директору. Он ошибся, приняв положение в компании за себя, будучи уверен в том, что суждение о нём других людей имеет реальную ценность.
Однако, как написано в «Сутта-нипатте», «тот, кто полагается на других, всегда беспокоен». Пока вы полагаетесь на других, вы обусловлены этими другими. Когда другие куда-то движутся, вам также нужно двигаться. Предположим, у вас есть известная сумма денег, и вы рассчитываете после отхода от дел пожить с удобствами. Ценность ваших денег год за годом снижается, даже если вы держите их в банке. Думая о будущем, вы не можете не волноваться. Если вы рассчитываете на то, что ваши дети позаботятся о вас, когда вы будете слишком стары, чтобы самим позаботиться о себе, – то у вас нет уверенности в том, что они будут в состоянии сделать это.
Есть рассказ о последних днях Шакьямуни Будды. Будда был очень стар. Во время последнего путешествия, когда за ним присматривал только Ананда, он заболел. Будда сказал: «Я устал, пожалуйста, приготовь мне место прилечь». Ананда смастерил кровать в тени большого дерева; Будда прилёг и отдохнул. Через некоторое время он немного оправился, встал и опять пошёл. Пройдя небольшое расстояние, он опять сказал: «Я устал» – и снова лёг. Ананда очень взволновался и захотел позвать других учеников, но Будда не позволил ему сделать это. Как своё последнее поучение, Будда оставил следующие слова: «Найдите убежище в себе. Найдите убежище в дхарме. Не находите убежища ни в чём другом».
В «Дхаммападе» мы читаем: «Ведь своё „я“ – господин себя. Кто же ещё может быть господином? Полным подчинением своего „я“ человек обретает высшее убежище, которого трудно достичь». В конечном счёте «я» представляет собой основу учения Будды. «Утвердиться в своём „я“» – этот принцип выражен Саваки-роси словами «сделать из себя самого „я“ при помощи „я“». Таким же образом это выражено Догэном-дзэндзи как «самадхи своего „я“» – дзидзюю дзанмай.
Когда я начал проводить сэссин в Антайдзи, – дело было после смерти Саваки-роси, – я решил самозабвенно осуществлять его поучения, дав им по возможности самую полную форму выражения. Когда он был жив, мы вставали утром, сидели в течение одного периода, затем распевали сутры. После этого мы завтракали, затем убирали помещение, потом пили чай. После чая мы возвращались в дзэндо и спустя некоторое время слушали лекцию. Вперемешку с дзадзэн мы делали много дел. Обычно сэссин проводились именно таким образом. Однако я начал проводить сэссин особого рода, во время которого мы только сидели в дзадзэн – и ничего больше не делали. У нас были три приёма пищи; но после еды мы практиковали кинхин. Целый день мы только повторяли дзадзэн и кинхин; это продолжалось с четырёх часов утра до девяти часов вечера без перерыва. Никаких разговоров. Никаких взаимоотношений друг с другом.
Мы не пользуемся кёсаку (палкой для ударов). Если вы сидите в течение только одного или двух периодов, ударять людей кёсаку для пробуждения будет неплохим средством. Но когда вы сидите целый день, представляя собой «я» без взаимоотношений с другими людьми, спать в течение полных пяти дней невозможно. В конце концов вы просыпаетесь. А пробудившись, вы сидите серьёзно, потому что занимаетесь практикой только для себя, а не для других. Когда пользуются кёсаку, она может стать своеобразной игрушкой; люди начинают играть с ней, думая: «Он ударил меня; а когда придёт моя очередь носить палку, я возвращу ему удар». Тогда мы вносим этот вид человеческого чувства в дзадзэн, потому что все мы – обыкновенные, живые существа. Поэтому мы не употребляем кёсаку. Мы просто самозабвенно сидим вместе, и это – наша собственная практика. Мы просто сидим в дзадзэн и делаем из себя своё «я» при помощи «я». И это происходит не только во время сэссин; нам следует созерцать стену в течение всей жизни. Это было моим способом практики.
Я стал учеником Саваки-роси в 1941 году и двадцать пять лет следовал за ним – до его смерти в 1965 году. В течение этого периода я никогда не получал зарплаты, мне не платили ни йены. Я никогда не получал премиальных, единовременного пособия, выходного пособия или пенсии по возрасту. Я не получил удостоверения священнослужителя. И я поощряю своих учеников такому же способу занятий практикой. Как бы долго они ни оставались в Антайдзи, они никогда не получат никакого удостоверения, ни зарплаты, ни выходного пособия, ни пенсии. Однако им нужно молча продолжать практиковать дзадзэн в течение десяти лет. Это достаточно суровая практика. Обыкновенно монахи говорят, что их практика трудна, так как они сидят неподвижно, и их бьют кёсаку. Но такой способ практики весьма несовершенен.
Я стал монахом тридцати лет. К тому времени когда мне исполнилось сорок, мои друзья по элементарной школе, средней школе и университету уже занимали видное положение в обществе. Обычно я просил милостыню (такухацу) в Такацуки, городе на полпути между Киото и Осакой. Мой товарищ по университету Васэда был мэром этого города. Я никогда этого не забуду. Я просил милостыню и получал одну за одной монеты в одну йену или пять йен, или кредитки в десять йен, – на улицах города, где мэром был мой старый приятель. Сейчас он занимает пост члена Палаты советников национального парламента или что-то в этом роде. Также в то время один мой приятель по средней школе был управляющим фабрикой автомобильной компании Мицубиси в Киото. Он говорил, что под его началом находятся пять тысяч сотрудников. А я оставался монахом-послушником до тех пор, пока мне исполнилось пятьдесят лет; у меня была лишь небольшая работа, например варка риса в храмовой кухне.
С точки зрения общественного мнения, эта практика весьма сурова, – просто созерцание стены в течение двадцати или тридцати лет без каких-либо отвлечений и без возврата. Тем не менее я говорю своим ученикам, что им нужно сидеть безмолвно десять лет. Здесь есть ещё несколько человек, которые уже просидели десять лет; и вот мне приходится говорить им: «Сидите безмолвно ещё десять лет». Когда они просидят двадцать лет, я скажу: «Сидите ещё десять лет». Если они просидят тридцать лет, люди в возрасте третьего десятка будут старше пятидесяти. И если они просидят неподвижно, без каких-либо отвлечений, до тех пор пока им исполнится пятьдесят лет, я вполне уверен, что они будут весьма способными людьми, которые сумеют выполнить большую работу. Если я скажу им с самого начала, что нужно просидеть тридцать лет, они будут удивлены. Поэтому я сначала говорю им, чтобы они сидели десять лет, затем – чтобы просидели ещё десять. Некоторые из моих учеников находятся на этой стадии. Но если они просидят двадцать лет, другие десять лет совсем не будут трудными, потому что к тому времени они будут иметь уверенность.
Это так чудесно – продолжать сидеть там, где нас ничто не отвлекает. Почему это так чудесно? В то время как человек просто сидит лицом к стене в течение двадцати или тридцати лет, он осуществит «я», которое есть только «я» без взаимоотношений с другими; и он найдёт ценность этого «я» внутри себя. Если человек не находит ценности «я» внутри себя, продолжать сидение в таких условиях невозможно.