София вспомнила, как полковник Грэйми, обучая ее игре, говорил о пешках: «Этим маленьким человечкам, которые называются пешками, не положено принимать решения. Ходить они могут только на одну клетку вперед, ровной линией одна за другой…»

Опустив взгляд, она увидела фигуры, стоящие на доске в полном беспорядке и лежащие, точно павшие в битве солдаты. Посреди павшего воинства возвышался черноволосый король.

Она снова посмотрела на пешку в руке Анны и едва не расплакалась, хотя улыбка не сошла с ее уст.

— Да, она и у меня любимая.

Забыв обо всем, она наклонилась, обняла Анну, в последний раз прижала к себе и постаралась запомнить ее запах, мягкость ее волос у себя на щеке, ощущение от прикосновения к ней, чтобы хотя бы эти воспоминания скрасили долгие годы пустоты и одиночества, которые ожидали ее. А потом быстро, потому что девочка, растерявшись, начала отодвигаться, София поцеловала Анну в волосы и отпустила ее.

— Все хорошо, милая моя, ступай.

Анна еще секунду постояла на месте, глядя на нее, как будто подозревала, что сейчас опять произойдет что-то ей непонятное. Ее серьезное личико и настороженные глазки в этот миг были до того похожи на Мори, что на Софию нахлынули горькие воспоминания, как будто невидимая рука сжала ее сердце и заставила остановиться. Она порывисто вобрала в себя воздух, и сердце забилось в прежнем ритме.

Как и все теперь должно войти в свой прежний ритм.

Анна все еще не сводила с нее глаз, и София попыталась улыбнуться, но не смогла, и даже голос отказал ей, поэтому она лишь прошептала:

— Ступай. Ступай к маме.

Она не заплакала. Не сейчас. Даже когда девочку уводили и та, обернувшись, бросила на нее последний взгляд, который отныне будет преследовать Софию в снах, она сдержала слезы. Она не заплакала. Только встала и подошла к окну, о которое бился неистовый ветер, ярясь от того, что не может прорваться внутрь. Последние капли вечернего дождя висели на стекле замерзшими слезинками.

Графиня хранила молчание и не сходила со своего места у камина.

— Как видите, — промолвила София, — мое сердце навсегда отдано этому месту. Я уеду, но большая часть меня останется с Анной. Иначе не может быть.

— Как бы ты ни рассталась с ней, все равно так бы и вышло, — сказала графиня. — Я попрощалась по очереди со всеми своими дочерьми. — Голос ее был полон тепла. — А теперь прощаюсь с тобой.

София повернулась и увидела грусть в улыбке старшей женщины.

Графиня прибавила:

— Уверяю тебя, расставаться с ребенком всегда тяжело.

София почувствовала, что под этим ласковым взглядом ее подбородок снова задрожал, и, когда комната превратилась в размытое пятно, она шагнула в объятия графини.

— Дорогая моя… — Графиня прижала ее к себе и погладила по волосам, как будто София была не старше Анны и очень нуждалась в утешении. — Я обещаю, ты выстоишь. Знаешь, кусочки моего сердца разлетелись по всей стране, и я диву даюсь, как у него еще хватает сил поддерживать меня на ногах. Но ведь хватает, — сказала она и чуть-чуть отстранилась от Софии, ровно настолько, чтобы поднять руку и вытереть слезы Софии. — Хватает. И твое сердце тоже найдет в себе силы.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю. Ведь это сердце, и оно само решает, что для него лучше. — Глаза графини тоже увлажнились. Она убрала волосы со щеки Софии. — Если твое сердце хочет остаться здесь, в Слэйнсе, пусть. Я позабочусь о нем, — сказала она. — И, даст Бог, я еще дождусь, когда оно приведет тебя обратно.

— Нет. Heт! — возмутилась Джейн. — Нельзя так заканчивать книгу. Это слишком грустно.

Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, она грохнула кулаком по последним страницам рукописи на темном деревянном столе нашей кабинки в «Килмарнок армс», да так сильно, что подпрыгнули тарелки.

— Но так все было на самом деле.

— Мне все равно. — Если Джейн что-то пришло в голову, остановить ее уже невозможно, и я даже обрадовалась, что сей час в салоне-баре никого, кроме нас, не было. Как и в любую другую субботу, в обед здесь было полно народу, но потом столы опустели и остались только мы вдвоем. Девушка, которая нас обслуживала, ушла в соседний общий бар, но даже оттуда не доносилось шума, и, судя по звукам шагов на тротуаре, весь Краден Бэй вывалил на улицу. Ветер дул прохладный, но солнышко светило радостно, и с моего места, глядя в окно, можно было подумать, что наступила весна.

— Мало того, что ты убила мужа несчастной девушки, — кипятилась Джейн, — чего я тебе тоже не прошу, так ты еще заставляешь ее бросать ребенка. — Она сокрушенно покачала головой.

— Но, Джейн…

— Это неправильно, — отрубила она. — Мать никогда так не поступит.

— Ох, не знаю. — Мне казалось, что я понимаю доводы Софии, хотя сама не была матерью, но все мои объяснения как будто натыкались на глухую стену. Джейн не собиралась им внимать.

— В любом случае, — добавила она, — это слишком печальный конец. Нужно его изменить.

— Но я не могу.

— Можешь. Верни Мори из Франции. Или из Фландрии, или где он там.

— Но он умер. — Я взяла со стола полученные от Грэма бумаги и показала ей. — Видишь? Вот здесь, на третьей странице. Джон Мори, скончался от ран.

Джейн выдернула у меня из рук бумаги и недоверчиво полистала.

— Они все там, — заверила я ее. — Смотри, и Мори, и его сестры, и брат его матери Патрик Грэйми. Я не могу менять то, что случилось с настоящими людьми, Джейн. Я не могу менять историю.

— Твоя София — не история, — возразила Джейн. — Она не настоящая. Это просто персонаж, твое собственное создание. Наверняка ты найдешь способ сделать так, чтобы она в конце оказалась счастлива. — С непреклонным видом она положила бумаги на стол передо мной. — По меньшей мере можешь попытаться. До сдачи рукописи еще несколько недель. И кстати, — она немного сбавила обороты и взяла кофейную чашку, — что мне сказать, когда меня спросят о твоей следующей книге? Я знаю, ты что-то думала об Италии, но я не помню подробностей.

Мой кофе уже давно остыл в чашке, но я все равно сделала глоток, чтобы не смотреть в глаза Джейн.

— Вообще-то я подумывала остаться на время в Шотландии.

— Неужели? — насторожилась она.

— Понимаешь, у меня появилась идея насчет романа об одном из первых королей Шотландии Якове I. Он правил в начале пятнадцатого века и прожил захватывающую жизнь, полную приключений. И, кстати, умер он тоже необычно — его убили предатели-заговорщики. Об этом есть длинная викторианская поэма, «Трагедия короля» называется. Можно было бы рассказать обо всем этом от имени его жены.

— Ее что, тоже убили? — сухо поинтересовалась Джейн.

— Нет.

— Слава богу. А я уже решила, что у тебя теперь новое веяние — убивать привлекательных персонажей. — Она оценивающе посмотрела на меня поверх чашки. — Впрочем, звучит заманчиво. Издателям это понравится. Шотландия продается.

— Да, ты говорила.

— И я, конечно, буду рада, если ты будешь жить здесь. Ты же, наверное, останешься в Краден Бэе. — Последнее предложение она произнесла как бы мимоходом, как старый опытный рыбак, насаживающий приманку на крючок.

— Мне мой коттедж нравится.

— Да, я знаю, что он тебе нравится. Я просто подумала, для работы тебе было бы полезнее жить поближе к какому-нибудь университету с хорошей библиотекой. — Крючок заплясал совсем рядом. — Например, в Абердине.

Но я не клюнула. А как только я открыла рот, чтобы ответить что-нибудь неопределенное, меня прервал стук в окно. За окном стоял Стюарт. Когда я повернулась, он сверкнул улыбкой, подмигнул и жестом показал, что сейчас зайдет.

Джейн вопросительно повела бровью.

— Друг?

— Нет, сын моего хозяина.

— Да? — По выражению ее лица было понятно, к каким выводам она пришла, и я из вредности не стала спешить ее переубеждать. Тем более, когда Стюарт вошел в салон-бар, оказалось, что он не один. За ним появился Грэм. Снимая куртку, он многозначительно посмотрел на меня, мол, я этого не хотел, и потом, когда я представляла их Джейн, держался в тени брата.