— Не думайте так, — тихо сказал Монти, поняв, по какому руслу потекли мысли шерифа. — Это должно было случиться. — Тут его рот скривился, в глазах появились слезы. — Как бы то ни было, кажется, все правильно.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Джон Томас.

— В один и тот же день умерла моя Лиза, а ваша любимая осталась жить. Думаю, правильно, что выживает сильнейший. — И Монти вышел из комнаты, не обернувшись.

Джон Томас вернулся на свой стул и поднес безжизненную ладонь Саманты к своей щеке, слегка согнув ее пальцы, как сделала бы она сама.

— Ты ведь сильная, правда, Сэм? Какую бы пытку она тебе ни устроила, все равно ты не сдалась. Я так горжусь тобой, любимая. Слышишь, девочка? Я так чертовски горжусь тобой, что готов заплакать.

И он заплакал.

До чего тупы эти белые стены, никакого воображения, ругал Джон Томас медиков, пытаясь думать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы занять свои мысли. Все, что угодно, только не эта плоская, безжизненная поверхность, слишком похожая на нынешнее состояние его души.

Джон Томас Найт мерил шагами коридор Восточно-Техасского медицинского центра, с тревогой ожидая заключения врача. Первые новости были неутешительными. Джонни отчаянно молил, чтобы наступило хоть какое-то улучшение, в противном случае он не сможет жить.

У нее сломаны ребра. От этой мысли у него заныло в желудке. Сотрясение мозга было тяжелым, но не угрожающим жизни. Заломило в висках, едва он задумался об этом. Она чудом избежала воспаления легких, но, по компетентному мнению врача, лучше бы она сломала ногу, чем, как это случилось, порвала мышцы и связки колена. Ноющая боль отдавалась в крепко стиснутых зубах Джона Томаса при каждом шаге, когда он представлял, какое отчаяние и боль пришлось испытать Сэм там, на дне колодца, в одиночестве и тоскливом ожидании смерти.

— Эта женщина будет гореть в аду, — пробормотал он, думая о Клаудии Смит.

Мимо пробежала сестра, бросив на шерифа удивленный взгляд. Он покраснел, смущенный тем, что его подслушали, но все равно был не в состоянии избавиться от ярости и растерянности, которые, как он знал, останутся с ним, пока Саманта не очнется и хотя бы не увидит его. Тогда, может быть, он сможет жить дальше.

— Шериф.

Джон Томас развернулся и чуть не сбил с ног доктора, только что вышедшего из палаты Саманты.

— Что, док? Ей хуже? Вы получили результаты рентгеновского исследования? Когда вы сможете сказать что-то определенное?

Доктор Бейкер терпеливо ждал, пока его «второй пациент» не успокоится. Если бы этот парень был так же терпелив и послушен занятому, усталому доктору, как та маленькая леди в палате, он бы добился гораздо большего. Саманта Карлайл не возражала против его предписаний. Конечно, она пока еще не пришла в себя. Отлично зная женщин, доктор не сомневался, что протесты появятся, но только потом, когда он наложит на нее ограничения, обязательные для больной.

— Вы готовы меня выслушать? — спросил доктор Бейкер.

— Простите, — смутился Джон Томас и, сразу обессилев, прислонился к стене, не замечая любопытных взглядов обитателей палаты напротив. — Я слушаю.

— Для начала неплохо, — сказал доктор. Он принимал Джонни Найта, когда тот появился на свет. И радовался тому, что из маленького сорванца вырос добропорядочный, уважаемый член общества. Однако время бессильно изменить некоторые особенности личности, и среди них, безусловно, нетерпеливость Джона Томаса… Но все-таки пора было облегчить его муки.

— Она пойдет на поправку, — сообщил доктор Бейкер. — Все признаки указывают на то, что возможно полное выздоровление.

— Слава Богу! — воскликнул Джон Томас и обнял старого доктора с неожиданной пылкостью.

— Поберегите это для дамы в палате, — посоветовал доктор Бейкер, радуясь улыбке, которую вызвал на лице шерифа. — Хочу предупредить, что ее еще ждут нелегкие дни. Даже после лазерной хирургии на колене ей придется пройти через долгий процесс реабилитации. А когда она очнется, у нее начнутся страшные головные боли. Но в целом для человека, упавшего в колодец, она еще легко отделалась.

— Она не упала, — напомнил доктору Джон Томас; голос его стал резким, глаза потемнели от гнева. — Помните отпечаток кроссовки посредине ее блузки?

Доктор кивнул. Он уже знал, что его пациентку ударили в живот, и, по всей вероятности, она падала в колодец спиной. Он поежился. Чудо, что Саманта Карлайл осталась жива.

— Вы можете войти, — разрешил доктор Бейкер. — Но обещайте не осложнять нам жизнь. Дайте ей вернуться к вам самостоятельно.

Он еще не дошел до конца фразы, как услышал, что дверь захлопнулась, и понял, что стоит в коридоре, разговаривая с самим собой. Он усмехнулся, устало потер рукой лицо и тут заметил сестру, поджидавшую его у двери палаты следующего пациента.

Шторы были опущены. В палате царили темнота и прохлада, Джон Томас опустился на стул у кровати Саманты, возобновив свое дежурство с усердием часового на посту, и взял девушку за руку, радуясь тому, что вот теперь может касаться ее, когда захочет. Сутки назад он не поставил бы и гнутого медяка на то, что сможет когда-нибудь сделать это снова.

Джон Томас уставился на ту точку чуть выше ее подбородка, где нижняя губа сходилась с верхней, и вспомнил, каким нежным и сладким было прикосновение к этому местечку, как страстно откликалась Сэм на его поцелуи в моменты близости. Сейчас губы были опухшими и исцарапанными, на нижней едва затянулся глубокий порез, под подбородком виднелась большая ссадина.

Саманта вздохнула. Он выпрямился на стуле, ожидая, что она вот-вот откроет глаза. Тогда он будет знать, что она вернулась к нему. Но за вздохом ничего не последовало. И Джонни медленно откинулся на спинку и продолжил свою вахту. Он подождет. Теперь, когда у него есть Сэм, он может ждать хоть вечность. И время шло.

Она почувствовала, что он рядом, задолго до того, как открыла глаза. Но во всем теле ощущалась тяжесть, словно кровь замедлила свой бег, а мысль о том, что надо бы пошевелиться, пришла и ускользнула так быстро, что Саманта ее почти не запомнила.

Пришла боль. Но другая, не такая, как раньше. Не было больше пронзающего до костей холода и вони тухлой воды. Это должно было что-то значить!

Наконец-то между нею и дневным светом не осталось никаких преград. Ей захотелось в этом убедиться. Она открыла глаза. И сразу же увидела его, сидящего на стуле у ее кровати, уставившись в окно. Ее пальцы шевельнулись и ухватили его за руку. Он дернулся и опустил взгляд вниз. Все вокруг вдруг стало размытым, нечетким, кроме её слабой, спокойной улыбки.

Она глубоко вздохнула.

— Ты пришел.

Он не смог побороть желание наклониться и тихонько, словно маленькую, поцеловать в щеку.

— Я обещал тебе, любимая, помнишь? — сказал Джонни и сел обратно на стул.

Из уголка ее глаза выкатилась слеза. Саманта медленно вдохнула и провела другой рукой по своей груди.

— Как все болит. — Она вопросительно посмотрела на него.

— Сломано два ребра, а колено тебе уже собрали, — сообщил он и потрепал ее по руке, боясь заговаривать еще о чем-то. Она опустила веки, давая знать, что поняла, и вдруг снова открыла глаза.

— Джонни.

— Что, любимая? — спросил он, всем сердцем мечтая схватить ее на руки и прижать к груди.

— Дезире Адонис. Передай Пуласки. Он будет знать, что делать.

Джон Томас так и подпрыгнул. Он так сосредоточился на состоянии Сэм, что совершенно забыл: вместе с возвращением к ней сознания придут и ответы на некоторые вопросы.

— Хорошо, Сэм. Обещаю тебе.

— Позвони ему немедленно, — попросила она и вздохнула, как будто на это ушли все ее силы. — Иди. Я хочу спать. Вернешься, когда сможешь сказать, что сделал это. — Она опять впала в полузабытье.

С окаменевшим лицом Джон Томас Найт вышел из палаты и пошел по коридору к выходу из госпиталя. Она попросила его о том, что он может выполнить. Он посмотрел на часы и высчитал, что в Калифорнии сейчас пять часов утра. Почему-то ему подумалось, что Пуласки не будет на него сердиться.