Малыши уселись вокруг, слушают Марусю. По траве носился за шмелями Валет: то присядет, то прыгнет, как будто исполняет неведомый люду собачий танец. Сзади за бугром пристроился Сега Жожин.

Сега хитрый. Спрятав голову, он не глядя обстреливает ребятишек еловыми шишками. Его не видят, но за шишками следят и удивляются, откуда они прилетают. Но вот Сега попал Марусе по макушке. Девочка быстро оглянулась, заметила руку. Она позвала мальчика, но тот глубже спрятал голову и, наверно, думал, что его по-прежнему не видят. Тогда Маруся сказала:

— Прогоните его.

Малыши гурьбой бросились к Сеге и с торжеством вытащили из-за бугра за ноги. Почуяв недоброе, Сега отчаянно заревел. Ребятишки отпустили его, удивляясь, как мог из Сегиной глотки вырваться такой вой.

Но озорник хитрил. Оказавшись на свободе, он вскочил на ноги и пустился наутек.

Невдалеке сидел на траве, обхватив колени руками, Диамат Песочкин. Рядом, обливаясь потом, рыл лопатой землю Василий Самарин. Сега заинтересовался.

— Клад ищешь?

— Клад, — подтвердил Василий.

— Возьми в пай. Я тоже копать умею.

— Хитрый, — засмеялся Василий. — Я этот клад вторую неделю ищу. Скоро доберусь. Видишь — сначала земля попадалась, потом серебро, скоро золото пойдет.

Сега таращил глаза и видел только белый песок, какого много по берегам Ольшанки.

— Чего врешь? Врет он, Диамат, да?

Диамат пожевал губу, затем сгреб Сегу и начал тискать. Сега опять завыл. Спасаясь от крика, Диамат закрыл ладонями уши. А Сега пошел жаловаться вожатому, но своевременно вспомнил, что вожатый велел ему прибраться в палате. Прибираться не хотелось. Тогда Сега опять побежал на поляну слушать сказки.

В чаще леса он услышал шаги. Сега опрометью бросился по тропинке и через минуту врезался в кучу ребятишек.

— Я больше не буду, — плаксиво сказал он, пугливо посматривая в ту сторону, где ему послышались шаги.

Воздух звенел стрекотом кузнечиков. Пахло сосной и цветами, которые рассыпались по всей поляне белыми, желтыми, голубыми точками.

— Чего ты там увидал? — спросила Маруся и вдруг вздрогнула. От леса прямо на них шел медведь…

Шкура складно сидела на Ромке. Это был не очень большой и не очень маленький медведь. Ромка, фыркая и кувыркаясь, медленно приближался к малышам. Те сначала смотрели на него недоуменно, а потом пронзительно завизжали. Одни бросились бежать, другие жались к Марусе, побледневшей от испуга.

Ромка опять перекувырнулся, а потом заревел так, что у самого пробежали по спине холодные мурашки. Не успел он закрыть рта, как из леса выкатился черным шариком Валет. От неожиданности Валет сделал стойку и, подняв морду, тоскливо завыл.

— Кыш! Кыш! — нерешительно прошептала Маруся, замахиваясь на медведя книжкой.

— Кыш! Кыш! — наперебой закричали малыши, прячась за ее спину.

Валет прыгнул к «медведю» и тут же с воем отскочил. Пробежав порядочный круг, он остановился около страшного зверя и стал рыть лапами землю.

А «медведь» рычал, вертел башкой и фыркал. Раз ему удалось больно лягнуть Валета. Внезапно рассвирепев, Валет цапнул его за ногу. Ромка взвыл и бросился бежать. За ним с радостным лаем неслась собака, трепала шкуру, путалась в ногах. Ромка запнулся и упал.

— Мама! — заорал он. — Мама!

Изумленная Маруся не знала, что делать. Потом быстро подбежала, ощупала шкуру.

— Кто это? Да придержи, Сега, собаку. Кто здесь?

— Я, — со стоном отозвался Ромка, вылезая из шкуры. Когда показались его вихры, а потом веснушчатое лицо с гримасой боли, малыши загалдели, обсуждая удивительное происшествие.

— Нашел кого пугать, — укоризненно сказала Маруся. — Где такую шкуру взял?

Ромка не отвечал и даже не смотрел на нее; он разыскивал глазами Валерку. Но того нигде не было.

— За это тебе попадет, — пригрозила Маруся. Ромка тоже подумал, что просто так ему не отделаться. И как назло нет Валерки…

— А зачем ты в шкуру залез? — спросил Сега.

Сегин вопрос совсем доконал Ромку. Он уткнулся головой в колени и от боли и предстоящего разговора с вожатым тихонько захныкал. Валет подошел к нему и лизнул в лицо.

Сзади лагеря, в тени старых сосен, стоит маленькая избушка с единственным окном, да и то очень узким. Внутри нее прямо на полу лежат мешки с гипсом, банки белил, валяются незаконченные этюды, кисти. Стены утыканы гвоздями, на которых висят картины, изображающие виды лагеря и его окрестности. В избушке так тесно, что нельзя повернуться, не рискуя свалить что-нибудь.

Среди этого беспорядка вечно суетился лагерный художник Николай Иванович Бабанов. Подвижный старичок среднего роста, с выгоревшими бровями, он напоминал кудесника из старых сказок. Каждый год на лагерной выставке детского творчества показывались незатейливые этюды, скульптурные группы, выполненные его учениками.

Яша Осокин сначала приходил сюда помогать пионерам своего отряда разводить гипс и просто советовать. А потом вдруг так увлекся лепкой, что стал проводить здесь все свободное время. Уже целую неделю он трудился в поте лица над спортивным кубком. Кубок представлял земной шар с фигурой легкоатлета наверху и должен был, по мнению вожатого, поразить лагерных спортсменов своей оригинальностью. Теперь кубок был почти закончен. Яша счищал скальпелем лишний гипс.

Перед обедом забрел к дому художника Диамат Песочкин. При виде кубка он сказал: «Вот здорово!» И тут же ушел, признавшись, что от краски у него болит голова.

Следом за ним появилась старшая пионервожатая Елена Григорьевна. Отозвав Яшу в сторону, она сообщила ему о проделке ребят. Яша только присвистнул.

— Ты объяви им на линейке выговор, — посоветовала Елена Григорьевна. — Скажешь, что при повторении подобных вещей исключим из лагеря. Очень подействует.

Яша работал вожатым первый год и к замечаниям Елены Григорьевны, опытной учительницы, прислушивался внимательно.

Его отряд размещался в крайнем павильоне; около крылечка сразу начинались сосны, которые дальше стояли плотными рядами. Сбоку под песчаным обрывом текла Ольшанка.

Валерка и Ромка посыпали битым кирпичом пятиконечную звезду. При виде вожатого они стали работать еще усерднее.

— Трудитесь? — спросил Яша голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Валерка ласково улыбнулся и сказал:

— Красивая звезда стала? Да, Яша? Она была неровная. Мы с Ромкой думаем: давай поправим звезду. Пусть все смотрят и завидуют.

— Что-то вы до сих пор не поправляли. Сколько раз говорил. Ну ладно, Ромка пусть доделывает, а ты, Валерка, пойдешь со мной.

Валерка уныло поплелся за вожатым.

— Если бы Ромка не похвастался… А то расхвастался. Я и хотел его немного попугать, чтобы в другой раз не говорил так. А потом нам захотелось еще кого-нибудь напугать. Увидели малышей, а они сразу разревелись, — оправдывался он на ходу и виновато отводил глаза.

Яша был непроницаем, вопросов не задавал и только разглядывал мальчика, будто первый раз видел.

— Так, — зловеще протянул он.

— И отчего это, — воскликнул Валерка, — хочешь так, получается совсем не так.

— Вот-вот, и я про то, — вставил вожатый. — Слишком много озорничаете, потому так и получается.

Чистосердечное Валеркино признание успокоило его. Яша и сам недавно был мальчишкой и озорничал не меньше других. Кроме того, он был уверен, что ничего похожего ребята больше не сделают. И он решил не вызывать их на линейке перед строем. Зачем так строго наказывать человека, если он осознал свою вину? Яша даже гордился немного, что сумел так просто подойти к мальчику, вызвав его на откровенность. Но все-таки он решил, что ребята должны понести какое-то наказание.

— Сколько переволнуешься из-за вас! Не доглядишь — и натворите чего-нибудь, — сказал он. — Скоро в поход пойдем, разведку надо…

Валерка даже подался вперед.

— Я пойду тоже? — глухо спросил он. — И Ромка?