К счастью, проклятие уже потеряло силу и ложь более не могла исказить лика магараджи. И потому он не превратился вновь в безобразного толстяка. Более того, не почувствовал он и сам лжи в словах «названного брата».

– Как печально, должно быть, такое недолгое унылое празднество. Но не нам судить о традициях иных народов. А потому решаем мы, что свадебный обряд пройдет так, как принято, брат наш, у тебя на родине. После церемонии соединения рук мы отоспимся, а потом весело попируем. А уж потом отправим нашу дочь и нашего брата в далекую горную деревушку, дабы там вы вкусили той самой семейной радости.

Масуд почувствовал себя приговоренным к казни, которую в последний момент отменили, превратив в дружескую пирушку. Однако следовало еще об одном сразу уговориться с повелителем и братом.

– Преклоняюсь перед твоей мудростью, великий магараджа. Решение твое воистину гениально. И все же есть у меня еще одна просьба… Прости своего названного брата за дерзость.

Магараджа по-прежнему улыбался. Только сейчас Масуд понял, сколь сильно его, Раджа Великого, ликование. Ибо новая просьба не вызвала в душе правителя ни гнева, ни досады. Более того, юноше показалось, что повелитель с удовольствием примется удовлетворять и эту просьбу, равно как и любую другую.

– Я прошу у тебя дозволения после свадебного торжества увезти твою прекрасную дочь, мою тогда уже жену, не в горную деревеньку, а в свое поместье, что ждет меня в трех днях пути от побережья далекой страны Ал-Лат. О да, это весьма далеко от прекрасного, как сон, княжества Нарандат, но, надеюсь, такое странствие сделает твою дочь счастливой, ибо там никто не сможет бросить ей в глаза упрек, что она, дочь царского рода, вышла замуж за купца.

О, как же легко и приятно говорить правду, пусть даже и не всю! Масуд лишь просто повторил чужой совет, но магараджа увидел в этом нежную заботу о будущем своей дочери. И, конечно, умилился.

– Брат наш, сия просьба выдает в тебе человека мудрого, заботливого и предусмотрительного. Конечно, нам будет нелегко расстаться с красавицей дочерью. Однако ее счастье для нас куда важнее любых слухов и пересудов. Мы даем свое согласие на то, чтобы ты, брат наш, увез девочку в далекую страну Ал-Лат.

Масуд благодарно поклонился. Он и в самом деле был признателен магарадже. Хотя, по чести говоря, Нагу и своей далекой матушке, которые дали ему этот совет, он был признателен куда больше.

– Однако теперь, наш брат, и у нас будет к тебе просьба.

Магараджа улыбнулся в ответ на недоуменный взгляд Масуда.

– Прошу тебя, брат наш, дозволить нам достойным образом отрядить нашу дочь и нашего брата в далекое странствие. Ты дозволишь позаботиться о том, чтобы ни ты, ни она не знали ни в чем нужды? Так, как это принято в нашей семье и в нашей стране.

Масуд поклонился. Потом второй раз еще ниже. Ибо он, не смея ни о чем просить брата-магараджу, уже мысленно прикидывал, как ему обустроить старое поместье, как поднять его из упадка и дать своей жене, все равно, желанной или навязанной, жизнь, какой она заслуживает и к какой привыкла. Теперь же можно было просто с удовольствием думать о путешествии и обустройстве на новом месте.

– Твой названный брат благодарит тебя, о великий властитель, за то, что ты столь заботлив. Сердце мое поет от радости, что судьба привела меня к твоему порогу и позволила вновь подарить тебе, о Радж, радости жизни обыкновенного человека, пусть и повелителя прекрасной страны.

Да, Масуду удалось избежать семидневной пытки. Однако двухдневная пытка была лучше только тем, что много короче. Магараджа покинул «названного брата», однако уже через миг (хотя, быть может, так показалось юноше) двери распахнулись и на пороге застыли четверо слуг с корзинами, полными розовых лепестков. Следом за юношами вошли четыре девушки. Их руки тоже не пустовали – роскошные кремовые одеяния, «достойные красоты нового сказителя», драгоценности, «достойные разума нового сказителя», и еще что-то в кованой черной шкатулке. Вот об этом «чем-то» Масуд, как ни силился, не мог прочитать ни слова в мыслях девушек. Перед его глазами стояла странная, ничего ему не говорящая картинка: необыкновенно красивая и столь же непонятная вязь темно-желтых узоров на ладонях, золотые наперстки и… узкий кинжал с ручкой, отделанной радужным перламутром.

Однако загадка почти сразу же разрешилась. Девушки раскрыли эту самую шкатулку и в двух пиалах развели густой черно-зеленый состав со специфическим запахом. То была, без сомнения, драгоценная хна – растение, врачующее плешивых и украшающее буйной гривой коротко стриженных.

Однако вместо того, чтобы нанести резко пахнущий состав на волосы Масуда, и без того густые, девушки принялись кисточками наносить мазь на руки и ступни. Коричневые узоры, выпуклые от обилия состава, подсыхали довольно быстро, и потому художницы работали молча и сосредоточенно. Однако им понадобилось немало времени, чтобы закончить свой труд. Уже и солнце ушло на покой, оставив после себя стихающий зной… Уже взошла на небе луна, наполнив дворцовый сад призрачными тенями…

– Пусть величайший из сказителей, прекраснейший из женихов не смывает этот состав до утра, – прошелестел голосок одной из девушек. – Утром мы придем, чтобы избавить его от избытка краски и показать, как дóлжно быть одетым жениху на свадьбе.

– Слушаю и повинуюсь, – поклонился Масуд. Честно говоря, он и пошевелиться-то боялся, чтобы не стереть изумительных узоров.

– Названный брат нашего повелителя может двигаться без ограничений – рисунок не размажется.

Девушки исчезли, лишь остался в воздухе витать запах их притираний – жасмин и пачули, амбра и сандал, да тысячи розовых лепестков, умирая, отдавали покоям «названного брата магараджи» свой упоительный аромат.

О да, теперь Масуду куда легче было представить, какой пытки ему удалось избежать. Однако провести ночь в удушливо-сладком воздухе комнаты он не мог и потому, распахнув настежь окна и двери, вышел на террасу, в этот ночной час щедро освещенную полной луной.

Тепло струилось от беломраморных стен дворца, покоем дышало все в ночной тиши. О, как бы юноше хотелось, чтобы не одиноким корабликом плыл он сейчас в волнах этой колдовской ночи! Но, увы, ничьи шаги не нарушали покой уснувшего сада – шелест ночного бриза в листве мандариновых деревьев был единственным звуком в дворцовых сумерках.

«Нет… Не только ветерок сейчас разделяет мое одиночество…» – Сердце Масуда гулко застучало.

Внизу, у самой кромки деревьев, показался чей-то силуэт. Тоненькая девушка смотрела вверх, на террасу, где в полутени едва можно было различить фигуру Масуда.

Юноша уже стал думать, не привиделось ли ему это, действительно ли в тени деревьев кто-то стоит. Но тут девушка решилась и сделала пару шагов вперед. Теперь лунный свет обливал ее всю, превращая из призрака в живого человека. В живую красавицу с тонкими чертами лица, тяжелым узлом волос на затылке, заставлявшим слегка откидывать назад голову, и стройной фигурой, которая подчеркивалась темным сари.

«Кто она, эта краса, что не боится гулять по княжескому саду? Быть может, пери из гарема, быть может, служанка жены магараджи или, о Аллах, моей невесты?»

Если бы сейчас кто-то подслушал мысли Масуда, он бы здорово повеселился. Ибо в гареме живут вовсе не пери, а вполне живые женщины, причем иногда с характером более чем вздорным. Да и не у всякого властелина есть гарем… Как не было его и у магараджи княжества Нарандат, ныне свободного от проклятия Раджа Великого.

Однако Масуд этого ничего не знал и потому мог строить предположения одно забавнее другого. Должно быть, эта молчаливая игра продолжалась бы еще долго, если бы девушка не поправила шаль на плече. Свет луны был столь ярок, что Масуд увидел черные узоры, сплошь покрывающие руки девушки от кистей до кончиков пальцев. Точно такие же, какие старался не размазать и он сам…

«Так это она, моя невеста… Красавица, настоящая гурия! Должно быть, Аллах великий все же решил, что я не очень провинился перед ним, если приготовил мне такую судьбу».