Лихо сказано! Зато уртазым-могуз способен понять другое. Ну, например, что у, скажем, гномов свое мнение, чья магия должна вернуться и кто окажется в категории остальных. Но, в конце-концов, какое мое дело? Мне нужно-то всего ничего – из этой дыры выползти и ребят вытащить, а остальное лажа. А кто кого, это их дела. Все одно, магию и весь настрой начальных дней вернуть сможет разве что носитель нулевой силы, если господствующий сверхнулевик позволит, да и есть ли он вообще? Теоретически должен быть, но пока на опыте не наблюдался.
Шорох по крышке – она, слетев, обнаруживает небо с синеватыми оттенками. Облака: какие повыше – белые, какие в серединке – желтые и красные, а что снизу – серота. На костре в середине круга телег гномы что-то варят, а часть обносит арестантов неизменными бубликами. Я свой поедаю с аппетитом, а Гриня отдает паек краболову, мол, не хочется. Солнце садится окончательно, жиденький вечер кончен, и ночь берется за дело. Гномы засыпают один за другим, храпят чуть ли не все разом, как под счет. И караульный тоже – клевал носом, клевал, да и повалился на мешок. Во сонное царство, как заколдовал кто!
В костре весело трещат дрова – оглобли на топливо пошли, – и потом в языках пламени появляется тот самый огневичок. Он развлекается и изображает из себя то гнома, то Чисимета, то Анлен, а потом, наплясавшись в пламени, он перетаскивает его кусочек на запор моей клетки. Деревяшка быстро распадается угольками, я хватаю мешок, толкаю дверь и вылезаю, а следом и остальная братия. Огневик занят той же работой на соседнем запоре, и вскоре вся партия – сорок-пятьдесят ссыльных – затаив дыхание, крадется к выходу из круга телег. Где-то в середине Анлен, она внятным шепотом командует спящую стражу не трогать, иначе все сонное царство взбодрится. На удивление, ее слушаются, и Чисимет ограничивается тем, что отбирает у гнома обруч-с-камнем свой меч и ножны. Я спрашиваю:
– Куда мы сейчас?
– В лес. Слушай, Алек, а если мы этого корявого убивать не будем, а с собой прихватим, ничего не будет?
– А что, можно. Донесем – так донесем, а не донесем – бросим.
Чисимет подхватывает пару эльфов и, поскребывая бороденку, разъясняет задачу. Они подходят к гному, подвязывают его к двум трофейным копьям и тащат следом за основной группой.
Тишина, спокойствие, звезды светят. Гриня шагает рядом, напевая под нос по-эльфийски: «Звезды – это самое красивое, что есть на свете. День и солнце – не так уж плохо, но с прекрасной ночью не сравнится ничему». Звезды – так звезды, мне не до них, тем более, что Анлен передает по цепочке – караул через час проснется. Ну, что ж, шагу прибавим, а языка Чисимет для верности глушит рукояткой меча по макушке, сон – сном, а так вернее.
Проходит контрольный час, и наша толпа уже прямо-таки бежит. Видимо, караул не способен что-либо предпринимать без подло спертого начальства, и даже признаков погони не удается заметить.
До леса добрались – и продолжается бег, откуда только силы! Даже задастые бабы весело толкают землю назад – раз-два, раз-два! Между прочим, и весь народ бежит в том же ритме, а ритм задает самолично Анлен, не считает вслух, а просто все за ней движения даже не глядя повторят. Но если все мы себя чувствуем сносно, то к рассвету Анлен совершенно выбивается из сил, и, наконец, стоп. Она прислоняется к стволу дерева и бормочет какие-то неясные слова – то ли бред, то ли заклинание.
Сам собой организуется бивак, костерок горит, а на нем невесть откуда взявшиеся грибы коптятся. Анлен уже на земле лежит, вся из себя дышит – ничего, думаю отойдет. У костра дележ грибов, и мне достается веточка с четырьмя штучками, без соли и воды идут мерзко, но хот что-то!
Начальник караула молча дергается, но в результате всех потуг он только все ближе и ближе к костру придвигается, а в другую сторону ползти наконечник копья не позволяет. В другой раз я бы посмотрел на эту картинку до конца, но сейчас не до развлечений. Чисимет вытаскивает кляп – как кран открыли, полилась ругань похабная и беспомощная – Чисимет просто обратно тряпку всунул – и все.
Я говорю, стараясь делать голос повнушительней:
– Отвечать будешь только на вопросы. Сам захочешь что сказать – разрешения спросишь.
Чисимет для наглядности легонько поддевает гнома под ребра – надо сказать, не без удовольствия поддевает. Кляп снова вынут – на этот раз подследственный прямо-таки паинька, но разговора вновь не получается: нагрянывает банда лесных, как из-под земли лезут ребята. Я так даже и не заметил, как они появились сюда. Кто веревками размахивает, кто лук натягивает, а у нашей толпы реакция однозначная.
– Братцы, да мы ж свои, беглые, – Взубногой орет. Несмотря на такое заявление, лесные выстраиваются на поляне и предупреждают не двигаться, а связанного начальника кладут впереди.
Стоим, ждем дальнейшего развития событий – ждать долго не приходится. На полянку выходит, судя по манерам и одеянию, Робин Гуд местных масштабов. Правда, на нем не зеленый кафтан, а стандартная серая рубаха с серым же штанами, но зато лук с колчаном украшены разнообразными финтифлюшками. Робин Гуд недоволен:
– Сбили вы меня с плану, на дороге прямо уселись. И не бросить, и тащить обратно не хочется. Ну, хоть ответьте, чем заняты и откуда такие взялись?
Гном из пленных выходит вперед:
– Очередная партия на южные болота шла, ну, и разбежаться сумели, даже вон, трофей прихватили, – и он показывает на связанного соплеменника.
– Трофей – это хорошо, конечно, но на фига он мне нужен? У нас таких трофеев – хоть штабелями складывай. Ладно. Разбивайтесь-ка вы по народам, идите, куда вон парнишка мой поведет, к стойбищу выйдете, а там дальше сами определитесь.
Какой-то эльф недоумевает:
– А как же братство народов?
– Ишь, чего вспомнил! У нас не так – у каждой расы своя ватага, не без помесу, конечно, но в основном. А братство – оно спокойствием да умом держится, атаманским умом, да и каждый народец тоже в драку лезть не будет, если голову ему не дурить. Ну, кроме гоблинов, конечно, но их мы попридерживаем кое-когда.
После этой речи наша партия расползается на кучки – гномы, эльфы, краболовы и мы, грешные. Хаттлинг стоит в одиночестве, я ему рукой махаю – давай, мол, к нам – он несмело подходит. Анлен на ходу философствует:
– Конечно, каждый народ, если живет отдельно, то ему покойней. Но если еще у каждого и правитель свой, а у каждого правителя цели всяческие, то усобицы недалеко, как у нас хотя бы бывало.
И дальше идут примеры из истории – я только и спрашиваю:
– Да откуда ты это-то все знаешь?
– Мама рассказывала, – и Анлен как-то быстро закругляет речь.
Я у себя на заднем плане усмехаюсь – образованная у тебя мама, не ожидал. Хаттлинг тоже сбоку идет, слушает, но молчит.
Так за разговорами где-то к полудню, а может, и попозжей, подходим мы к большому стану – поляна, а на ней два шатра и с десяток многоместных шалашей разместилось. Шатры, конечно, не самодельные: краденые или трофейные – шитые из яркой красной материи и отделаны чем-то блестящим, наблюдения с воздуха здесь явно не опасаются.
Бывшие заключенные расходятся по соплеменникам, ну, и мы идем к шатру, где навстречу поднялся чернобородый детина ростом малость не с медведя. Против ожидаемого, голос у него не рыкающий, а напротив – обычный и даже негромкий. Выспрашивает что да как – у меня уже мозоль на языке от постоянных автобиографических изливаний.
Детина нас выслушивает – кроме посольства, меня и трех сероклейменников есть еще лысый нарушитель закона о равенстве и мордастый парень, ночью со страху зарезавший прохожего орка, невесть что на него подумав. Детина заявляет:
– Пока большой атаман не пришел, вы думайте, что у нас делать сможете. И этого сторожа своего поскорей отпускайте до своего табора, а там они сами разберутся.
Анлен присаживается на бревнышки у кострища, а мы с Аром и Чисиметом беремся за гнома. Тот, видимо, продумал линию поведения и держится спокойно, вопросов не ждет, говорит сам.
