— Да — да, ваше величество, я прослежу.
— А для того, чтобы отбить охоту воровать, я приставлю к бочонку моих гвардейцев. Они пойдут с вами, мой граф.
— Вы мне даете свою личную сотню? Как хорошо — то!
— Нет. Только один десяток. Он будет все время с вами.
— Десяток тоже хорошо! — Волан в силу ограниченности своих умственных возможностей всерьез обрадовался выделению десятка гвардейцев. Лишь вечером барон Суркос потревожил благостное настроение графа.
— Ваша светлость, в том, что бочонок будут сопровождать люди Пургеса, есть определенная здравая мысль. Ведь воруют! И еще как воруют. И настойку украдут. Вот пусть за ее сохранность отвечают люди Пургеса. Плохо здесь другое. Сможем ли мы направиться в Сейкур по обходному пути или все — таки придется идти по южному тракту навстречу ларскому войску?
— А почему мы не можем свернуть в сторону?
— Из — за гвардейцев, милорд. Это соглядатаи короля. И хорошо, если только соглядатаи.
Волан растерянно заморгал глазами.
— И что они могут с нами сделать?
— Сами они сделать ничего не смогут — какой — то десятник с несколькими солдатами. А вот донесение послать могут. И его величество может принять меры.
— Какие?
— Сколько он дает солдат? Тысячу, полторы? Кто возглавит этот отряд, вы знаете?
Волан только покачал головой.
— Я думаю, даже уверен, что командиром будет кто — то из семьи ваших противников. И он с радостью ухватится за возможность вас подставить. А десятник гвардейцев будет выступать в качестве арбитра. И если десятник даст отмашку, то есть подтвердит, что вы повели войско совсем в другую сторону, то тысяцкий с радостью взбунтует своих солдат. И даже может пойти дальше в своем рвении. Вы понимаете, о чем я хочу сказать?
— Не — ет… — Волан пучил глаза.
— Ваша светлость, сколько верных вам людей смогут отправиться с вами? Сто, двести, триста? А людей Пургеса будет тысяча. Не будь этого десятника, тысяцкого мы убрали бы. И с ним верных ему баронов. Нашли бы, что сказать в оправдание. Например, сказать, что вспомнилась старая вражда, прежние обиды. Пургес это знает, использует вражду кланов для укрепления собственной власти. Разделяй и властвуй — такой, кажется, его принцип? Да и оправдываться будет не нужно — нам только протянуть время, пока Ксандр не сцепится с Пургесом. И усилить войско, набрав в Сейкуре ваших вассалов.
— А если убрать и десятника — всех сразу?
— Не получив в срок сообщения, Пургес пошлет погоню, а мы далеко отойти не сможем.
— Суркос, что же делать тогда?
— Если будет все так, как я предвижу, то придется выбрать южный тракт.
— Но там же Ксандр?
— Ему еще нужно добраться до вашего стольного города, да и там, под его стенами потратить время.
— Но что дальше?
— Милорд, время пока наше. В Лоэрне все покупается. И королевские десятники тоже…
Хитрый Суркос оказался прав, его величество Пургес Первый выделил графу Волану одну тысячу наемников, назначив над ними командиром барона Брюлета, человека из соперничающего с Воланом клана. И командирами сотен оказались сплошь, да рядом верные ему люди.
Десяток гвардейцев для охраны бочонка с драгоценным зельем, а заодно в качестве глаз и ушей короля подбирал командир личной сотни короля барон Шоген. Тот поступил просто — объявил аукцион, надеясь сорвать неплохой куш от его победителя. Но желающих нашлось всего двое: десятник Ноксон и десятник Блайдер. Остальные десятники посчитали, что участие в походе неоправданно опасно по сравнению с сомнительными прибытками. Отсидеться за стенами столицы, даже не столицы, а ее внутренней крепости намного безопасней, чем принять непосредственное участие в сражении с войсками Ксандра.
Лишь Ноксон и Блайдер посчитали, что в предстоящем походе можно будет недурно поживиться. Тем более что непосредственного участия в сражении они принимать не будут, занимаясь чисто охранными функциями и находясь в тыловой части войска. Принять участие в походе пожелали, но заплатить за это рискованное мероприятия желания не было. Поэтому с бароном Шогеном случился конфуз: вместо пятидесяти, а то и ста золотых монет, которых он хотел добиться, победитель борьбы за право участия в походе, пообещал заплатить своему барону только один золотой и две серебрянки. Да и то после возвращения назад.
— Как бы без головы не остаться, — говорил победитель торгов десятник Ноксон.
— Напрасно, ох, напрасно, десятник, ты подписался под это дело, — Лайс, правая рука Ноксона, был явно не в себе.
Из — за дурости или жадности десятника, а скорее, из — за того и другого вместе взятых, ему теперь придется покинуть Лоэрн. И это в самый жаркий для короля период. Благодаря появлению каркельского графа на землях Лоэрна, наконец — то приблизилась цель, ради которой он поставил на кон свою жизнь. Негодяй Тарен должен быть им убит. А как это сделаешь, если дурень десятник уведет свой отряд в Сейкур? И вернется ли кто из них обратно? С этим Ксандром шутки плохи. Тем более, как оказывается, войско поведет граф Волан. Уйти из десятка, оставшись в Лоэрне? Но так он только отдалит от себя свою заветную цель. Идти в Сейкур? М — да…
Волан с войском вышел из столицы через три дня. Он хотел задержаться подольше, оттягивая время принятия решений, но король Пургес Первый был настроен решительно, дав графу всего два дня для подготовки военной экспедиции. Да и барон Суркос тоже теребил своего сюзерена. В два дня, конечно, не уложились, не успели бы при таком безалаберном отношении к подготовке предстоящего похода и за две седмицы, но по истечении трех дней жесткий приказ короля отправил жарким утренним днем тысячу двести вооруженных людей на южные земли королевства.
Через седмицу, уже приблизившись к границам Сейкурского графства, перед Воланом предстала дорожная развилка. Прямо на юг уходила дорога к его столичному графскому городу, а вправо тянулась плохонькая дорога, ведущая к сейкурским замкам, находящимся на западе графства. Волан остановил движение и надолго задумался. Из тягостного для его ума раздумья вывел тысяцкий барон Брюлет.
— Ваша светлость так долго о чем — то думает? — не без издевки вопросил барон.
— Да, я вот подумал, а может быть, стоит свернуть направо и зайти Ксандру в тыл? То — то он неприятно удивится! — Волан предпринял робкую попытку объяснить свое желание свернуть в сторону от предстоящей встречи с ларским войском.
— Его величество наверняка очень неприятно удивится, как только узнает, что у его графа появились такие мысли. Хотя, может, и порадуется, что мысли появились. — В словах Брюлета был намек на постоянно девственное состояние ума графа.
— Правда? Вы тоже так думаете? Будем сворачивать?
— Свернем… через пару часов. Сойдем с дороги на ночной привал, милорд. А я пошлю — ка гонца к королю. Ему будет очень интересно узнать о вашем желании.
— Э…э, но я только предположил…
— Так и я всего — навсего только сообщу королю.
— Барон! Мы идем на юг! Начинайте движение.
Когда после отъезда Брюлета, Волан остался наедине с Суркосом, он первым делом воскликнул:
— Барон! Сколько можно ждать и терпеть!
— Ваша светлость, все эти дни Ноксон ни разу не оставался один. С ним все время был кто — то из его людей.
— Можно подумать, что есть люди, которые отказываются от денег. Заплатили бы не только Ноксону, но и его человеку!
— Вы правы, милорд. Но правая рука Ноксона… Его зовут Лайс. Я навел о нем справки. Очень непонятно. Или продувная бестия, почище любого, либо… совсем непонятно. Такое ощущение, что он чей — то человек. Был случай, когда его взяли с поличным за ограбление с убийством. И ведь выпустили!
— Значит, заплатил.
— Такие деньги? Откуда они у него?
— Вот как? Тогда почему отпустили?
— Как бы он не наблюдает за Ноксоном. Пургес очень недоверчив.
— Ты хочешь сказать, что этот Лайс шпионит?
— Это называется стукачество, милорд. Я думаю, что Лайс — королевский стукач.