— Эй, постой!

Служанка остановилась, развернулась к нему лицом и, сделав поклон, приблизилась.

— Что угодно господину?

— Это ты видела на днях Адень?

— Да, господин, я ходила на рынок присмотреть себе башмаки и там встретила Адень.

— И как она?

— Какие — то тряпки продавала.

— Тряпки?

— Я не очень — то и рассмотрела. Что — то рваное. Хотела выручить медянку или две. Вся такая худая!

— А ребенок?

— Ребенок, господин? Я не видела. Адень сказала, что плох он, все кричит, как бы пупок не надорвал.

— А почему кричит?

— Голодный, господин. Молока у нее нет, вот и продает рванье, чтобы хоть кувшин с молоком купить.

— А где она живет?

— С матерью. Она у нее прачка, только сейчас руку обварила, стирать не может.

— Так, где она живет?

— В Осиновом тупике. А где точно, не знаю.

— А тупик этот где?

— За харчевней «Белая кобылка». Мать зовут Кратиной. Прачка Кратина. Больше я ничего не знаю.

Ну и что теперь делать? Опять забыть? Надолго ли? Ведь снова кто — нибудь напомнит или самому вспомнится. Надо бы сходить, посмотреть. Может быть, и в самом деле ребенок помер? Тогда кинуть десяток медянок этой дуре и уже окончательно забыть. Придется идти.

Харчевню пришлось искать долго, нашлась в какой — то городской дыре, где живут одни местные отбросы. Даже спросить не у кого. Нет, народ попадался, но на вид одни бомжи. Угораздило же его сюда припереться! Лешка уже несколько раз собирался повернуть обратно, но какая — то сила заставляла его искать этот злополучный Осиновый тупик. Наверное, желание решить скорее этот вопрос и со спокойной совестью вернуться в замок.

Тупик, а в нем и дом прачки Кратины обнаружились неожиданно быстро. Дом? Какая — то развалюха, как еще держащаяся и не падающая от легкого дуновения ветерка. Брезгливо морщась, Лешка вошел вовнутрь. Запахи почти такие же, как и на улице, только воздух совсем спертый. И крик младенца. Жив еще бастард — то.

Пожилая женщина с перевязанной грязной тряпкой рукой, наверное, и есть прачка Кратина. Мелькнула девочка лет двенадцати, а где же Адень?

— Что желает милорд?

Лешка не ответил, а прошел в угол комнаты, из которого раздавался младенческий плач. Писклявый грязный сверток впечатление оставил неважное. Неужели он от него? Фу! Нет, это не его. Не его! Может, стоит уйти? Наверное, так лучше. И хорошо, что этой дуры дома не оказалось.

— Лазиня, — старуха обратилась к девочке, — покачай Алеся.

Лешка уже шагнувший к двери, вдруг остановился. Алесь? Мальчишку назвали Алесем? Но это же его имя! Так, забавно перевирая имя Алексей, называла его Адень. Лешка повернулся и снова посмотрел на успокоившийся маленький сверток, который покачивала девочка. Его сын?

Сколько он так простоял, он не запомнил. Очнулся только тогда, когда на пороге появилась фигура Адени. Какая худая! Как изменилась! Девушка стояла, прижимая к груди какую — то кринку. С молоком что ли? Затем она поклонилась, и в это время сверток снова громко запищал. Девушка встрепенулась и бросилась к ребенку, уже не замечая Лешки. Достала какую — то тряпочку и, намочив в молоке, сунула ее ребенку в рот. Тот сразу замолчал и стал причмокивать губами. Так, постоянно намачивая тряпку в молоке, Адень накормила ребенка, который быстро заснул.

— Говори, что тебе от меня надо?

— Мне ничего, господин, не надо.

— Как, и денег?

— И денег.

— А зачем тогда рожала?

Девушка молча смотрела в сторону.

— Я завтра уезжаю. Надолго, — соврал Лешка. — Поэтому говори скорей, а то мне некогда.

— Мне от вас, господин, ничего не надо.

— Тогда я пошел. Я ведь ухожу.

Лешка повернулся и пошел к двери, ожидая оклика девушки, но в ответ ничего не доносилось. Открыв дверь и сделав шаг за порог, Лешка обернулся и встретился глазами с девушкой. От ее взгляда его всего пробрало. Нет, глаза Адень не пылали ненавистью, а скорее, наоборот. В ее взгляде было сожаление, печаль, усталость и… любовь. Лешка стоял и кусал губу, еще не совсем понимая, что с ним происходит. В это время младенец что — то пропищал во сне. Алесь. Она назвала мальчишку его именем.

— Собирайся! Пойдешь со мной.

— Куда?

— Ребенка бери с собой.

— Куда, господин?

Лешка немного растерялся. А в самом деле, куда? Не в замок же? Тогда в гостиницу! И подальше от этих трущоб!

— В гостиницу, там будешь жить.

— Я никуда не пойду.

— А ребенок? О нем подумала? Чем кормить будешь? Не пойдешь — умрет.

Адень бросила растерянный взгляд на младенца и взяла его на руки.

— Вещи собери.

— Нет больше ничего.

Лешка, на прощание окинув взглядом жалкую хибарку, развязал кошелек и бросил старухе серебрянку, затем, не оглядываясь назад, вышел из комнаты. Адень с ребенком шла следом.

В самую лучшую гостиницу города Лешка, памятуя о ценах, не пошел, довольствовавшись другой, не такой хорошей, но весьма приличной. Если уж каркельские аристократы не имели против нее ничего, значит, гостиница вполне приличная.

Войдя вместе с Аденью внутрь, Лешка направился к хозяину заведения.

— Сколько стоит комната в твоей гостинице, уважаемый?

Хозяин, мужчина средних лет и неплохой упитанности, скептически оглядел Лешку, а затем перевел взгляд за его спину. Да, картина не радовала. Какой — то сопляк в поношенной и рваной куртке и таких же рваных штанах, неумело зашитых. Правда, на поясе у подростка висит небольшой меч, но что с того? Не иначе, оруженосец у бедного рыцаря, вот кто он такой. И служит не за деньги, а за стол и кров, как это часто бывает в таких случаях. Откуда у него могут быть деньги? В лучшем случае, горсть медянок, которые сопляк считает богатством. И нищенку с ребенком ещё с собой привел.

Хозяин снова, на этот раз уже демонстративно оглядел Лешку, нарочно задержав взгляд на плохо заштопанных местах.

— Комнаты стоят дорого.

— Сколько? — Лешка испугался.

— Полсеребрянки. В день.

Ну, это еще по — божески, а то он подумал, что цена окажется выше.

— Беру. И еще мне нужен стол для девушки. А ребенку молоко. Сколько стоит?

— Смотря, какой стол. Если питаться со слугами, то…

— Нет, питаться здесь. Как все. И чтобы с мясом. И сыром.

— Тогда полсеребрянки в день за стол.

Лешка развязал кошелек и достал золотую монету, от вида которой у хозяина гостиницы поднялись брови. Никак тот не ожидал, что у бедного подростка окажется золото. Серебра, и того быть не могло. Откуда? Ограбил кого — то?

— Золотой. За сорок дней ночлега и трехразового питания. И чтобы всегда было свежее молоко.

Хозяин гостиницы, который считал, что от названной им суммы за ночлег нежеланные гости повернутся и уйдут, держал в руках золотую монетку и никак не мог определиться. Все — таки целый золотой. Но с другой стороны, в его гостинице теперь будет жить нищенка с младенцем, да еще и питаться в общей зале, а не со слугами на кухне. Не ударят ли такие постояльцы по престижу его заведения? Так ведь другие постояльцы могут уйти в соседнюю гостиницу. Вон два барона стоят и смотрят очень даже предосудительно. От проблемы принятия решения его спас один из двух аристократов.

— Ну и гостиница! Всякие оборванцы собираются здесь жить!

Лешка повернул голову и насупился, рука сама соскользнула вниз, нащупав рукоятку меча. Ярость быстро охватывала его всего. Барон, хороший воин — плевать! Сейчас он его убьет или погибнет сам. Но он это сделает, не промолчит, не оставит безнаказанным. Лешка, сжав губы, шагнул вперед, но второй аристократ вдруг взметнул удивленно брови.

— Милорд! Вы здесь? Какая приятная неожиданность! Я рад вас приветствовать. Барон Лейсток, если вы не помните меня. А это мой друг барон Грейту. Ох, милорд, великодушно простите моего друга за его резкие слова. Он вас просто не узнал.

Лешка остановился, холодно кивнул барону и повернулся к хозяину гостиницы.

— Я жду комнату.

— Бибби, где ты там? Проводи милорда в его комнату. На втором этаже. И побыстрей давай!