Идеальность момента. Не так. В этот миг я отрешен от реальности, но все еще нахожусь в ней. Мысли в голове принимают новые формы, хотя все еще оставляют послания моему разуму о том, что Макс строит хитрые ловушки. К сожалению, я помнил слишком много, чтобы утверждать свое существование в реальном мире.

Чувствую сладкий привкус лекарств.

- Ты совсем не отвечаешь на звонки. Ты видел, как выглядишь? – она напугана.

Я хочу рассказать ей все, что происходит. Только представь ее глаза, когда осознание придет в форме симпатии, построенной на отношениях с персонажем, даже не личностью. Насколько хрупок ее рассудок? Рамки ее восприятия могут расшириться, подобно легким при каждом моем вдохе ароматных духов. Я – ее миф. О чем ты? Я – собственная галлюцинация. Эта мысль возбуждает меня, пробивая почву для некоего фетиша, настолько точного и индивидуального по своей природе.

- Макс, скажи мне хоть слово! – она ставит точку.

Она ставит точку, и я вдыхаю освобождение. Мысли в замкнутом круге мишени – я вижу, как в них летят пули ее слов. Они пробивают кости, рвут нервы моей реальности, отпуская в темный космос принятия и бездны. Там находятся секреты и пережитки моей уникальности. В нем загораются звезды, рисуются млечные пути, освещая десятки новых планет, где я создавал цивилизацию, миллионы разумных жизней – моя мастерская, от которой веет холодом. Я вспоминаю все. Кадры памяти летят перед моими глазами. Я принимаю себя в образе фантазии, что убивает во мне боль и тяжесть.

- Расскажи мне все! – просит она.

Сотни счетов, квитанций о пособии – она видела каждый лист достаточно, чтобы знать мое настоящее имя. Его настоящее имя, ведь я – феномен реальности. Целая вселенная, что смешивается с иным миром – таким холодным безжизненным. И этот мир способен раздавит меня прямо сейчас – среди зеленых стен подъезда, прекрасной фигуры и странного возбуждения. Я соединяю вселенные, словно химические элементы, ожидая взрыва, либо новый симбиоз искусства и красоты. В какой- то степени, я – есть то самое искусство.

- Ты можешь мне доверять, Макс – ее ласковый голос и рука, с золотым кольцом.

Обручена ли она? Неужели все это время я мечтал о чьей-то жене? И эта мысль восходит новым возбуждением. Кажется, я получаю наслаждение лишь от осознания запретности. Мои пороки так реальны. Я хочу впиться в ее губы, срывать плащ и ласкать прямо здесь – в этом прохладном подъезде среди зеленых стен.

- Пожалуйста – просит она, и я рассказываю.

Я рассказываю, как приходил к Максу, будучи лишь навязчивой идеей, маскируясь его собственным голосом, ибо не был готов признаться даже себе. Я старался быть рядом, писать живописные картины в его душе, увековечивая целые миры, тысячи мельчайших организмов. Я стал для него неким хранителем. Хотя, он слышал лишь свой голос, как и многие дети. Воображаемый друг, запертый внутри головы. Хотя, в ней слишком мало места, чтобы я смог изобразить богатство духовного начала. Душа – тайник иллюзий, где я – главная фантазия, изначальная в плане создания. И если с меня начинается вселенная, то позволяет ли ситуация называть меня «богом» - слишком громким именем. Быть может, и реальность – факт чьей-то безумной фантазии. Возможно, что мир развивается внутри иного тела. Вокруг лишь иллюзии. Тогда, кто я? Фантазия внутри фантазии? И сколько вмещается во мне воображаемых вселенных? Бесконечность фантазии в разрезе времени и существования.

Она закрывает рукой свои губы, словно специально показывает мне кольцо. От идеи запретности ее тела меня накрывает возбуждение. Сердце бьется в ритме ударных из песни про небо и секс. Я стараюсь оставить ее позади, но не могу, ибо мысль неимоверна в своей навязчивости.

Я рассказываю. И вот мы у порога моей школы. Нашей школы. Я так запутался в этом. Я слышу смех одноклассников, упреки учителей, вспоминаю о темной кладовой, в которой мы общались с Максом, сбегая из реальности, такой сырой и липкой. Мы играли на детских площадках, в небольшом лесу за нашим домом. Там пахло хвоей и табаком. Уединение нас – загадка и тайна, в которые мы проваливались, будто под талый снег. Знает ли Алиса, как умирать в себе, в своем друге? Здесь слишком много вопросов, но они уже не тревожат.

Ее глаза впитывают страх и удивление. А я все еще думаю о ней, как о похоти. Люди любят ломать запретность. Их порок, тайна, фетиш. И я не исключение. Хоть и не человек вовсе. Даже в фантазии есть свои изъяны. Пример? Я. Несовершенен и мой мир, не идеальны похотливые точки мышления. Я смотрю на ее ножки, фигуру, и чувствую, как встает мой член. Он натягивает ткань штанов. Я так порочен.

Я рассказываю. Говорю ей о будущем, о прошлом, которого нет вовсе, ибо фантазия бесконечна, она выигрывает у времени, оставляя его за границами объяснений и смысла. Часов и минут не было. Во мне жили лишь промежутки «до» и «после». Мои слова врезаются в ее душу, лаская и очаровывая, ибо безумие прекрасно на фоне сырой реальности. Я ставлю точки в незаконченных диалогах и делах, произвожу паузы, короткие замыкания внутри больших электрических блоков. Во мне умирают процессы, пока сам путь от земли до космоса, от реальности до фантазии, не превратиться в разбитые звезды, в которых я сам теряюсь, словно маленький Макс в темном лесу.

Черная шлейка скользит по ее плащу. Алиса сбрасывает зонт, словно чехол пережимал ее молодую грудь. Она так сильно зажата в объятия плаща. Ее муж – кто он? Почему она здесь? Я хочу насладиться реальностью, отдать всего себя на ее ласки и прикосновения. Я хочу впиться в ее губы, утопая в запретности и возбуждении. Мой странный фетиш, моя извращенная натура. Я чувствую, как сердце бешено стучит в груди.

Я рассказываю. Говорю о том, как просыпался и видел за окном другие города, других людей, до дня пробуждения мне незнакомых. Я просыпался, а на стенах висели новые картины, разные обои – синие, белые, красные – двухкомнатные, однокомнатные потемки новых привалов (как я называл их). Я рассказываю о том, чего не помню, о жизни вне пределов фантазии, о таблетках и самоубийстве. Повествование уходит в темноту собственных откровений, изъянов, в бездну саморазрушения и смысла, в места, где я наивен, чтобы осознавать свою уникальность. Новые лица, другие запахи, растения – все становится абсурдным, постоянно изменяясь в ДНК и частицах здравого смысла. Я рассказываю все, что только могу вспомнить и понять.

Я замолкаю, а на глазах Макса проступают соленые слезы. Я чувствую их вкус. Всегда чувствовал!

Мы молчим.

Запах ее духов распространяется беззвучно, и мне нравится утопать в пустоте. Лишь капли дождя за дверью подъезда играют свою печальную музыку любви.

- Если ты выдуман, то, почему чувствуешь это? – спрашивает Алиса.

Она впивается в мои губы.

Запретность моего безумия – желанный плод человеческой похоти. Мы хотим все, что находится под замком, что запрещено, но так удивительно притягивает к себе. Ее несвобода, мое помешательство – искренняя точка, кульминация нашего диалога. Сокровенное желание для двоих – познать истоки сладкого запрета. Мы утопаем в возбуждении.

Мои руки распахивают ее плащ. Я трогаю грудь сквозь фиолетовую водолазку, пока вторая рука медленно сползает по спине, чтобы задрать короткую юбку. Чувствую шлейку чулок и понимаю, как похотлива и ее природа. Шелковые трусики ласкают кожу моих пальцев, которыми я ощущаю влагу в районе ее влагалища. Слышу тихий стон, что срывается с ее горячих губ. Она в моей власти, в кандалах нашего возбуждения. Я запускаю пальцы в трусики и начинаю медленно нащупывать ее клитор, отчего Алиса намокает еще сильнее, готовая отдаться мне в этом подъезде. Я слышу сексуальные стоны и чувствую, как ее губы скользят по моей шее, оставляя на ней влажный след.