Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Именно так, – кивнула Иммаколата. – Я думаю, они проснулись. И Бич чует их во сне. Он знает, Шедуэлл.

– Так что же нам делать?

– Мы отыщем их раньше, чем они привлекут к себе внимание. Бич, наверное, уже совсем дряхлый. Может быть, он стал слабым и забывчивым. Однако его сила…

Голос Иммаколаты затих, как будто слова не имели смысла перед лицом подобного ужаса. Она тяжко вздохнула, прежде чем начать снова.

– Каждый день, – сказала она, – с помощью менструума я ищу признаки его приближения. А он придет, Шедуэлл. Наверное, не сегодня ночью. Но придет. И тот день, когда он придет, станет последним днем магии.

– Даже твоей?

– Даже моей.

– Значит, мы должны отыскать их, – решил Шедуэлл.

– Не мы, – возразила Иммаколата. – Нечего нам марать руки, – она пошла обратно в спальню Шедуэлла. – Они не могли уйти далеко, – говорила она на ходу. – Они чужаки в этом мире.

У двери Иммаколата остановилась и повернулась к нему.

– Ни в коем случае не выходи из этой комнаты, пока мы тебя не позовем, – приказала она. – Я собираюсь кое-кого пригласить в качестве наемного убийцы.

– Кого? – спросил Шедуэлл.

– Ты его не знаешь, – ответила Иммаколата. – Он умер за сотню лет до твоего рождения. Впрочем, у тебя с ним очень много общего.

– И где он находится сейчас?

– В усыпальнице, где и закончилась его жизнь. Он, видишь ли, пытался доказать, что он мне ровня, и соблазнить меня. Поэтому и захотел сделаться некромантом. Может, у него и получилось бы. Он был готов пойти на все. Но дело не заладилось. Он вызвал из какого-то низшего мира Хирургов, а им это совсем не понравилось. Они гоняли его по всему Лондону, и в конце концов он ворвался в усыпальницу. Умолял меня отправить их обратно, – Иммаколата понизила голос до шепота. – Но разве я могла? Он сам сотворил заклинание. Я могла лишь позволить Хирургам сделать то, что они должны делать. И в конце, когда он превратился в кровавое месиво, он попросил меня: «Забери мою душу».

Она замолчала. Затем продолжила:

– Я так и сделала.

Она посмотрела на Шедуэлла.

– Сиди здесь, – сказала она и закрыла дверь.

Шедуэлл и сам предпочитал держаться подальше от сестер, когда они что-то затевали, а еще лучше – вообще никогда не видеть ни Магдалены, ни Старой Карги. Однако призраки были неотделимы от своей живой сестры, и каждая из них непостижимым образом являлась частью другой. Этот гнусный союз являл собой лишь одну из их тайн помимо множества других.

Усыпальница, например. Там собирались приверженцы ее культа в те времена, когда Иммаколата была в полном расцвете сил и амбиций. Но она утратила прежнюю власть. Ее желание править Фугой, к тому времени обратившейся в горстку разрозненных селений, не осуществилось. Враги Иммаколаты разоблачали ее, они составили список ее преступлений, начиная с совершенных в материнской утробе. Она вместе со своими приверженцами отвечала ударом на удар. Произошло кровопролитие, хотя Шедуэлл так и не выяснил его подробностей. Но о последствиях он знал: оклеветанной и униженной Иммаколате было запрещено впредь переступать границы магической Фуги.

Она плохо переносила изгнание. Не в силах обуздать свою природу и таким образом затеряться среди чокнутых, она превратила свою жизнь в череду кровавых вылазок, преследований и новых вылазок. Ее до сих пор помнили, ей поклонялись посвященные, придумавшие для нее дюжину имен: черная мадонна, матерь скорбей, матер малифекориум; но она стала жертвой собственной странной непорочности. Безумие привлекало ее как единственное убежище от банальности Королевства, куда она изгнана.

Вот такой была Иммаколата, когда ее встретил Шедуэлл. Безумная, она толковала о каких-то неслыханных вещах. И если бы только он сумел заполучить эти вещи, они сделали бы его могущественным.

И вот теперь они были перед ним, все эти чудеса. Заключенные в прямоугольник ковра.

Шедуэлл вышел на середину, глядя вниз, на спираль стилизованных облаков и молний, именуемых Вихрем. Сколько бессонных ночей он провел, размышляя над этим сгустком энергий? Каково это – быть богом? А может быть, дьяволом?

Его вывел из задумчивости вой, донесшийся из соседней комнаты, и лампа у него над головой внезапно потускнела, как будто весь свет засосало под соседнюю дверь. Предвестие непроглядной тьмы, приближавшейся издалека.

Он отошел подальше от двери и сел.

«Долго ли еще до рассвета?» – подумал он.

2

Еще не рассвело, когда – казалось, много часов спустя – дверь отворилась.

За ней была только тьма. Оттуда раздался голос Иммаколаты:

– Зайди посмотри.

Шедуэлл поднялся и подтащился к двери на онемевших ногах.

Волна жара встретила его на пороге. Ощущение было такое, будто он вошел в печь, где пеклись плюшки из человеческой грязи и крови.

Он смутно видел Иммаколату, стоявшую – или парившую? – недалеко от него. Воздух душил, ужасно хотелось уйти. Но она поманила его.

– Смотри, – приказала она, уставившись в темноту. – Пришел наш наемник. Вот он. Доходяга.

Сначала Шедуэлл ничего не увидел. Затем сгусток текучей энергии взлетел по стене и, наткнувшись на потолок, скатился вниз полосой гнилостного света.

Теперь он увидел того, кого она назвала Доходягой.

Неужели это существо прежде было человеком? Шедуэлл верил с трудом. Хирурги, о которых говорила Иммаколата, подробно исследовали его анатомию. Он висел в воздухе, как раскроенное пальто, его тело немыслимым образом вытянулось в длину. Затем, словно подхваченное ветром снизу, это тело задергалось и пришло в движение. Его верхние конечности – клочья человеческой плоти, неуклюже скрепленные ниточками подвижных хрящей, – поднялись, подобно рукам распятого. От этого жеста покров, прятавший его голову, упал. Шедуэлл не сдержал крика, когда понял, что именно Хирурги сотворили с Доходягой.

Они изрезали его, как филе. Вынули из тела все кости и сделали из него существо, более подходящее для океанской волны, чем для атмосферы: истерзанный остаток человека, вырванный из лимба и оживленный заклятиями трех сестер. Доходяга покачивался и дрожал, лишенная черепа голова принимала дюжины разных очертаний, пока Шедуэлл смотрел на него. В один миг всю голову занимали выпученные глаза, а в следующий – огромная, воющая от недовольства пасть.

– Тсс… – сказала ему Иммаколата.

Доходяга передернулся и вытянул руки, будто хотел прикончить женщину, сотворившую с ним такое. Но он все-таки замолчал.

– Донвилль, – произнесла Иммаколата. – Ты когда-то признавался мне в любви.

Он запрокинул голову назад, словно в отчаянии от того, куда привело его желание.

– Ты боишься, мой Доходяга?

Донвилль смотрел на нее, и глаза его походили на кровавые мозоли, готовые лопнуть.

– Мы дали тебе немного жизни, – продолжала Иммаколата, – и достаточно силы, чтобы вывернуть улицы этого города наизнанку. Я хочу, чтобы ты применил свою силу.

Глядя на жуткое существо, Шедуэлл разнервничался.

– А он себя контролирует? – шепотом спросил он. – Вдруг он впадет в неистовство?

– Ну и пускай, – ответила Иммаколата. – Ненавижу этот город. Пусть спалит его дотла. Если он убьет ясновидцев, мне плевать, что он сделает еще. Ему нельзя останавливаться, пока он не исполнит мой приказ. Смерть – лучшее, что ему когда-либо обещали.

Кровавые мозоли глаз Донвилля по-прежнему были устремлены на Иммаколату, и этот взгляд подтверждал ее слова.

– Отлично, – произнес Шедуэлл и развернулся, направляясь обратно в свою комнату.

Он увидел столько магии, сколько может воспринять человек.

Сестры имели к ней вкус. Им нравилось полностью погружаться в такие ритуалы. Что касается Шедуэлла, он был доволен тем, что родился человеком.

Ну, почти доволен.

V

Устами младенца

1

Заря осторожно спускалась на Ливерпуль, словно опасалась того, что может там увидеть. Кэл наблюдал, как свет снимает покров с города, и все вокруг, от дренажных канав до печных труб, казалось ему серым.

33
{"b":"2639","o":1}