Затем они поменялись ролями, и теперь уже она ласкала ртом его член. Ей нравился его вкус, нравилось прикасаться к нему языком, ощущая во рту его гладкую, бархатистую поверхность, его твердость.

Она целиком и полностью отдалась этому занятию. Однако вскоре он выскользнул из ее губ и, приподнявшись, стремительно вошел в нее.

Внезапно он замер и посмотрел ей в лицо. Она открыла глаза и растерянно посмотрела на него, не понимая, зачем ему понадобился этот неожиданный перерыв в их безумном соитии.

– Нам некуда торопиться, – сказал он и, глядя ей в глаза, вонзился в нее еще глубже.

Кэт негромко всхлипнула.

– Я люблю тебя, Алекс. Нет, не надо мне ничего говорить. Только поцелуй меня.

Он не торопясь припал к ее губам. Их тела возобновили свой ритм. Даже когда все закончилось, он еще долго оставался внутри ее.

– Мне никогда не было так хорошо, – умиротворенно вздохнув, прошептала Кэт. – Только с тобой. Впервые в жизни я действительно сливаюсь с другим человеком в единое целое. Эта глубина чувств, это взаимопроникновение, это слияния тел и душ – даже не верится, что такое бывает.

Алекс закрыл глаза.

– Ты права, – хрипло произнес он.

– Знаешь, – сказала Кэт, уткнувшись лицом в подушку, – если мы и дальше будем продолжать в том же духе, боюсь, мне придется добавить к лекарствам, которые я принимаю, еще одну таблетку.

Они лежали, прижавшись друг к другу под простыней. Ее попка уютно устроилась рядом с его коленями. Он сзади обнимал ее за талию, прижимая к себе.

– Ты имеешь в виду противозачаточную пилюлю?

– Хм.

– Не бери в голову, – сказал он. – Обещаю тебе, ты не забеременеешь.

– Или же вообще можно не предохраняться, – она повернула голову и лукаво посмотрела на него через плечо. – Только не надо бледнеть. Если я вдруг забеременею, к тебе никаких претензий. Ребенок будет целиком и полностью моя ответственность.

– Как бы не так. Но я побледнел по другой причине. Тебе ведь нельзя иметь детей. Верно я говорю?

– Нежелательно. Однако известны случаи, когда женщины с пересаженным сердцем имели детей. И насколько мне известно, все они до сих пор живы и здоровы.

– Не вздумай рисковать. Неизвестно, чем это может кончиться.

– Ты пессимист.

– Я реалист.

– Тогда почему ты сердишься? Я ведь лишь пошутила.

Он обнял ее еще крепче.

– Я не сержусь. Я лишь не хочу подвергать риску твою жизнь. О таких вещах не шутят.

– Мне всегда хотелось ребенка, – задумчиво произнесла Кэт. Ты слишком многого хочешь, напомнила она себе. Вспомни лучше все то хорошее, что у тебя уже есть. И самый главный подарок судьбы – тот, что сейчас прижимает ее к себе. Она ощущала его дыхание у себя на затылке. Даже такая мелочь успокаивала, наполняла умиротворением.

И еще он такой красивый, такой мужественный, он самый-самый. В ее сознании промелькнули все мгновения, проведенные ими вместе. Не иначе как почувствовав ее улыбку, он легонько подтолкнул ее попу коленом.

– Что смешного?

– Вспомнила твою угрозу в адрес Циклопа. Я за всю свою жизнь не слышала ничего кровожаднее.

– О том, что я вырву ему здоровый глаз?

– Прошу тебя, не повторяй! И где ты только взял такое выражение?

– Как где? На улицах. Или в раздевалке на работе. Когда долго зависаешь с копами, рот сам начинает плеваться всяким дерьмом.

Он даже не заметил, как затронул благодатную тему.

– Что случилось, Алекс? Почему ты ушел из полиции? – негромко спросила Кэт после короткой паузы.

– Спайсер тебе уже сказал. Я убил одного человека.

– Как я понимаю, это случилось во время твоего дежурства.

Алекс ответил не сразу. Кэт моментально почувствовала, как он весь напрягся.

– Не просто одного человека, а другого копа.

Неудивительно, что он не хотел вспоминать об этом. Полиция – своего рода братство. Копы привыкли воспринимать друг друга как братьев.

– Ты не хочешь рассказать мне, как это было?

– Нет, но придется.

– Хансейкер слушает.

– Лейтенант, это Бейкер.

– Который час?

Он включил настольную лампу. Миссис Хансейкер что-то проворчала и глубже зарылась лицом в подушку. Впрочем, сам он не спал. Перчики чили, которые он ел на ужин, грозили прожечь в его кишках дыру. Шесть банок пива тоже рвались наружу громкой отрыжкой. Он уже собрался встать и принять лекарство от изжоги, когда зазвонил телефон.

– Прости, что звоню тебе так поздно, – извинился подчиненный. – Но ты велел мне тотчас же сообщить тебе, как только я закончу рапорт.

Бейкер еще зеленый юнец. Пришел в полицию недавно и из кожи лезет, чтобы всем услужить. Любое, даже самое ничтожное поручение в его глазах не уступало по значимости расследованию убийства Кеннеди.

– Какой еще рапорт? – уточнил Хансейкер после очередной кислой отрыжки.

– Про знакомых Кэт Делани. Вы же сами дали мне список имен и велели каждое проверить. Так вот, я закончил и хочу узнать, должен ли я положить вам на стол эту папку или нет.

– Черт, извини меня, Бейкер. Забыл тебе сказать. Я уже закрыл это дело.

– То есть как? – в голосе Бейкера послышалось разочарование.

– Да. Мисс Делани позвонила мне сегодня ближе к вечеру, чтобы сказать, что она нашла того, кто ее шантажировал. Один псих из Форт-Уорта. Он сам во всем признался. Я снял охрану с ее дома, но у меня из головы вылетел твой рапорт. Ладно, зато тебе причитается за сверхурочные. Верно я говорю?

– Верно, сэр.

Хансейкер снова рыгнул. А еще ему срочно требовалось опорожнить мочевой пузырь.

– Ты что-то еще хочешь мне сказать?

– Нет… то есть… Да.

– Тогда выкладывай. Не тяни резину.

– Это как-то… иронично, я бы сказал. Я имею в виду этого писателя. Пирса.

Когда Бейкер рассказал ему, что сумел раскопать, Хансейкер с ним согласился. Впрочем, иронично это еще мягко сказано.

– Господи Иисусе, – прошептал он, вытирая ладонью лицо. – Оставайся на месте. Я буду у вас через двадцать минут.

– Если тебе больно говорить об этом, Алекс, то лучше не надо.

– Не хочу, чтобы ты думала хуже, чем было на самом деле. Оно и без этого малоприятно.

Ему потребовалась пара секунд, чтобы собраться с мыслями.

– Мы несколько лет пытались прикрыть одну сеть сбыта наркотиков, но наркоторговцы всегда нас опережали. Несколько раз в буквальном смысле проскальзывали у нас между пальцев. Стоило нам приехать на их точку, как выяснялось, что они свалили оттуда буквально секунду назад.

Наконец мы получили достоверную наводку и должны были действовать быстро. Рейд мы назначили на четвертое июля, рассчитывая на то, что в праздник это явится для них неожиданностью.

Операция была засекречена. О ней знали лишь те, кто был непосредственно в ней занят. Мы все были на нервах. Хотелось поскорее взять этих гадов за мягкое место.

Мы подъехали к их дому. На этот раз предупреждения они не получили. Ребята из группы захвата выбили дверь и взяли их с поличным.

Я бросился по коридору к спальням, выбил одну дверь и столкнулся лицом к лицу с одним из наших парней. Он был моим напарником, когда мы только-только начинали. Не знаю, кто из нас удивился больше. «Какого хрена ты здесь делаешь? – спросил я у него. – Ты в этом рейде не задействован». «Верно, не задействован», – ответил он.

И тогда до меня дошло, что он там делал. В следующий миг он схватился за пистолет. Я упал на пол, перекатился и прицелился. Нет, не в моего бывшего напарника, не в того, кого я считал моим другом. В предателя, перевертыша, наркоторговца. Я попал ему в голову.

Кэт спиной чувствовала, как вздымается от волнения его грудь, как громко стучит сердце. Она понимала, как тяжело ему было об этом рассказывать.

– Ты выполнил свой долг, Алекс.

– Я мог бы ранить его. Я же его убил.

– Но тогда бы он убил тебя.

– Возможно. Наверно.

– На тебе нет никакого пятна.

– Официально, нет. Облавы вроде этой без накладок не обходятся. Вечно что-то идет наперекосяк. Не одно, так другое. Когда дым рассеялся, коп был мертв. Я его убил. Если что-то случается, всегда находят козла отпущения.